— Ты у меня «в заборе». Помни.
А записывал он сумму такую, какая ему взбредёт в голову. «Быть в заборе» означало «быть в долгу как в шёлку». Артисты это знали, но ничего не могли поделать. Работали, не получая ни копейки, за одни харчи. Когда кончались ярмарочные представления, Германн вызывал артистов для расчёта. Это были страшные минуты. Выплачивал он гроши, жаловаться на него было некому. Хозяева дружили с полицейскими, их поили и кормили, давали взятки. Неграмотный, беззащитный, а часто и беспаспортный артист пропивал полученные деньги и опускался ещё ниже.
Дмитрию Лон-го удалось устроиться в балагане Германна в качестве фокусника и шпагоглотателя. Перед началом очередного представления все его участники выходили на раус — своеобразный балкон перед балаганом. Стараясь перекричать шумную толпу, звуки шарманок и гармоник, остроумный дед-зазывала на все лады приглашал публику побывать в балагане. Пересыпая свою речь скороговорками, солёными шутками и прибаутками, дед обещал зрителям показать всяческие чудеса. Тут же, на раусе, артисты демонстрировали фрагменты из своих номеров, завлекая публику. Укротительница змей высоко над головой поднимала извивавшегося удава; жонглёры бросали вверх и ловили палочки и кольца; в руках Лон-го появлялись и исчезали разноцветные шарики и платочки. Группа из семи гимнастов показывала пирамиды, разные трюки. Здесь же хористы драли глотки, распевая народные песни.
Представления в балагане шли непрерывно двадцать-тридцать раз в день, по мере того, как заполнялся зал. Вход в балаган, вмещающий до пятисот человек, стоил двадцать копеек, и хозяин, зарабатывая огромные деньги, был заинтересован в наибольшем количестве «сеансов». А артисты от усталости буквально падали. Чтобы поддержать их, жена Германна три-четыре раза в день кормила участников представления хлебом, колбасой, каждому подносила стакан водки.
Узнав, что Дмитрий хорошо рисует и грамотен, хозяин помимо выступлений заставлял его писать афиши, подкрашивать и ремонтировать куклы в музее восковых фигур, лакировать лошадей и разные украшения на каруселях. Поздним вечером Дмитрий должен был останавливать механизмы автоматов, а по утрам заводить их. В обязанности молодого артиста входило также будить в шесть часов утра усталых, так и не отдохнувших за ночь участников представления. Он должен был убирать все помещения балагана и выносить из него кучи мусора. Такая каторжная работа выматывала все силы, на отдых, на сон оставалось четыре-пять часов в сутки. Усталые, измученные артисты грызлись между собой, срывая злость на молодом артисте, били его и издевались над ним. И всё же делать было нечего. Стиснув зубы, Митя терпел, продолжая работу. Он дал себе слово, что «выбьется в люди», станет большим артистом.
Шли годы. Дмитрия Лон-го уже знали и другие хозяева балаганов — Злобин, Дротянкин, Поспелов, Филатов, Вуккерт, Иванов. Видя, что с каждой ярмаркой Митя работает всё лучше и лучше, а количество фокусов у него становится всё большим и разнообразным, его заранее стали приглашать на предстоящие ярмарки. А вслед за балаганщиками он начал получать приглашения и от владельцев цирков — Никитиных, Чинизелли, Саламонского, Киссо. Платили ему немного, но выступления в цирках уже означали для артиста переход в иную, более высокую по квалификации категорию.
Приветливого и обаятельного парня артисты очень любили. Некоторые из них в знак благодарности за разные услуги старались помочь юноше и в часы особого расположения показывали ему свои заветные фокусы и делились секретом их исполнения. В дореволюционном русском цирке это было редкостью. Из-за большой конкуренции старые артисты раскрывали свои секреты только детям или ближайшим родственникам.
Так, работая в Бухаре с приехавшим туда цирком Юматова, Лон-го встретился с шейхом Бен-Али. У старого факира случилось несчастье: жулики украли у него два больших чемодана, в которых находилось всё имущество бродячего артиста. В поисках воров Лон-го остался со стариком Бен-Али, рассчитывая на то, что жулики начнут торговать ворованным после отъезда цирка. Предположения молодого артиста оправдались. Через несколько дней после окончания гастролей юматовской труппы на базаре в Бухаре стали продаваться халаты и другие вещи, украденные у факира. Лон-го удалось выследить жуликов и припугнуть их при помощи околоточного. Воры вернули старику почти всё его имущество.
Растроганный факир знал, что Лон-го из-за него не уехал из Бухары и остался без ангажемента. Тогда старик предложил юноше переехать к нему на квартиру. В благодарность Бен-Али начал обучать Лон-го разным иллюзиям и факирским трюкам. Дервиш научил его ходить босыми ногами по горящим углям, насыпанным на железный противень. А чтобы ноги не были чувствительны к огню, заставлял держать их в тазу в специальном растворе, состоявшем из квасцов и вяжущих масел. Конечно, несмотря на секрет, при показе этого трюка от артиста требовалась большая сила воли, сноровка и быстрота.
Бен-Али научил Лон-го заглатывать три разноцветных шарика — красный, чёрный и белый — и показывать зрителям любой из них. Этому помогали «зарубки», сделанные на шариках. Митя чувствовал их языком и безошибочно «выдавал на-гора» требуемое публикой. Заглатывались и разноцветные шёлковые платочки, отмеченные тончайшими узелками, легко распознаваемыми языком.
Шпагоглотателю Лон-го, у которого был расширенный пищевод, ничего не стоило научиться выпивать несколько литров воды и даже керосина с бензином и выпускать эту жидкость струёй в специально подставленный стеклянный сосуд. Пить керосин с бензином было противно. Но законы старого цирка, стремившегося потакать низменным вкусам отсталых зрителей, требовали от артистов самых необычных, порой изуверских трюков.
Прикрывая лицо мокрым полотенцем, чтобы не обжечь губы и брови, старый факир Бен-Али учил Лон-го стремительно выпускать изо рта струю керосина, направляя её на палку, обмотанную паклей. Создавалось полное впечатление, что огненная струя бьёт фонтаном. Также не очень «вкусным» было и заглатывание золотых рыбок и даже крошечных лягушек, которых потом вместе со струёй воды Лон-го научился выпускать изо рта. Этот трюк назывался «человек-аквариум».
Но этого мало. В течение нескольких месяцев, проведённых в Бухаре вместе с Бен-Али, молодой артист научился и другим факирским трюкам. Так, на манеж выносили раскалённую печку и ставили её в центре. Хорошенькие ассистентки, наряжённые в восточные костюмы, опахалами из павлиньих перьев раздували огонь в жаровне и плавили на нём олово. Деревянной русской ложкой Лон-го, словно борщ, зачерпывал олово и как бы случайно проливал несколько капель на мокрый поднос. Капли металла шипели и пузырились. Артист, подойдя к первому ряду партера, чтобы публика могла убедиться, что трюк исполняется без обмана, подносил ложку ко рту и на секунду капал раскалённое олово себе в рот. Секрет трюка состоял в том, что перед его показом факир незаметно для зрителей вставлял за зубы крошечную ванночку, куда и попадал раскалённый металл.
Однажды в Ташкенте какой-то подвыпивший и подозрительно настроенный субъект усиленно придирался к факиру и пытался разоблачить Лон-го, пользовавшегося большим успехом. Этот зритель стал кричать на весь зал, что фокус — не что иное, как шарлатанство и нахальный обман. Он потребовал повторения трюка. Возбуждённая публика загудела, затопала, поддерживая скептика, Лон-го пришлось повторить опыт с раскалённым металлом. Но зритель всё же не унимался, утверждая, что артист якобы проводит незаметную подмену металла воском. Он требовал, чтобы факир вылил несколько капель олова на его, зрителя, ладонь. Лон-го трудно было отговорить разбушевавшегося скептика от его дурацкой просьбы. Но на этом уже настаивал весь цирк. Делать было нечего, предупреждения не подействовали, и Лон-го капнул металл на руку настойчивому зрителю. С диким воплем тот убежал с арены, проклиная и артиста и всю публику. На другой день хозяину цирка пришлось дать солидную взятку полицейскому приставу, чтобы замять этот неприятный инцидент.
Примерно таким же способом исполнялся и трюк с откусыванием от раскалённой железной пластинки заранее подпиленного небольшого кусочка. Факир раскрывал рот, и пластинка попадала на острый маленький гребешок, также незаметно вставленный в зубы. Тут важно было не обжечь губы.
Старый Бен-Али щедро делился с Митей всеми своими секретами. Он показал ему, как демонстрировать «опыты анестезии» — прокалывать в разных местах иглами щёки и надбровье, находя для этого всегда одни и те же участки тела с наименьшей сетью кровеносных сосудов. Прокалывая щёки большим крючком, Лон-го оттягивал их вниз и к каждому крючку подвешивал десятифунтовые гири!
Он проделывал и другие факирские трюки, рекламируемые в афишах «зверствами инквизиции»: голыми ногами прыгал на битом стекле, ложился спиной на доску, утыканную гвоздями. В первом случае факир заранее подбирал и складывал в специальный мешок такие осколки бутылок, острые края которых предварительно стирались. Высыпанные из мешка на лист фанеры и подсвечиваемые прожекторами, стёкла переливались в свете огней и являли собой устрашающее зрелище, когда человек становился на них ногами и даже приплясывал… И ложе из гвоздей, острия которых были искусно затуплены, тоже не доставляло особой радости исполнителю. Но когда худой, поджарый Лон-го ложился на них, то на каждый из этих гвоздей приходилась ничтожная часть веса тела. Правда, было больно, но не настолько, чтобы нельзя было терпеть одну-две минуты.
