'Племя вселенских бродяг', или Кругом одни пришельцы
Толстый пузан-капиталист, потрясавший атомной бомбой, грозивший базами на Луне и пачками засылавший через границу соблазнительных шпионок, обученных гипнозу, вдруг перестал быть нашим Главным Врагом. Наши писатели-фантасты — из числа тех, кто долгие годы рождал свои «оборонные» шедевры во время острых приступов ксенофобии, — с каждым новым шагом дипломатов теряли свои позиции, и призрак безработицы уже замаячил для этих авторов в ближайшей перспективе. Срочно нужен был новый супостат — или какой-то из непозабытых старых.
И он вновь возник в многострадальной научно-фантастической литературе.
Конечно, и прежде, в застойные и переходные годы темы «пятый пункт анкеты» и «научная фантастика» не были разделены китайской стеной. Очень пользительно было втихую объявлять ту или иную книгу «сионистской пропагандой» и на этом основании не пропустить в печать (такой ярлычок в свое время был навешен на роман Е.Войскунского и И.Лукодьянова «Ур, сын Шама» — за то лишь, что там упоминалась какая-то подозрительная древняя цивилизация шумеров (!); из сборника рано ушедшего томского прозаика Михаила Орлова, по требованию рецензента журнала «Москва», были выброшены лучшие историко-фантастические новеллы, ибо действие там происходило — о, ужас! — в древней Иудее, да и предисловие к сборнику писал сомнительный гражданин, скрывшийся за псевдонимом В.Каверин…). На худой конец, годился путь купирования текстов (приход в издательство «Молодая гвардия» нового заведующего редакцией фантастики Ю.Медведева был, например, ознаменован выдиркой из рассказа Рэя Брэдбери «Луг» фразы о жертвах варшавского гетто…). Однако, все эти маневры до поры были как бы полуприкрыты. Известный писатель-фантаст Кир Булычев (чья рыжая борода давно уже будила страшные подозрения «патриотов») рассказывал в одном из интервью, с каким интересом он ожидал от издательства «Молодая гвардия», — уже при следующем заве отделом НФ, В.Щербакове, — под каким же предлогом будет отвергнута его повесть «Похищение чародея»? Было ясно, что повесть в этом издательстве «не пропустят»: в одном из эпизодов рассказывалось об убийстве пьяными погромщиками маленького скрипача в местечке. Интересовала лишь формулировка отказа. Текст оказался лаконичным: «Ввиду того, что Уэллс написал „Машину времени“, „МГ“ более книг о путешествиях по времени печатать не будет»…
В последние годы эвфемизмы стали таять, подтекст медленно превращается в открытый текст, а враг-супостат появился — как в критических статьях, так и в самих НФ-произведениях. Сначала контур его был зыбок, потом сделался чуть яснее: какой-то космический торговец, перекати-поле без роду-племени, пытающийся всучить в обмен на качественный товар этакому простому человеку разные сомнительные идейки вроде «анархии», «директората», «просвещенной республики»; само название рассказа «Планета, с которой не гонят в шею» уже содержало некое руководство к действию: мол, и отсюда пора гнать гада… (Н.Орехов, Г.Шишко, авт. сб. «Белое пятно на карте» М.,1989). Злодеи конденсировались прямо на глазах. В книге О.Лукьянова «Покушение на планету» (Саратов,1989) уже объяснялось подробно, отчего мирная планета Астра вступила на гибельный путь: виноваты были черноглазые пришельцы извне и их потомки, четверо Близнецов, заразившие планету микробами меркантилизма. Это из-за них вспыхнула кровопролитная гражданская война, «гибли миллионы людей, разрушались прекраснейшие храмы, памятники старины», из-за них «рухнули священные родовые законы, веками сохранявшие культуру»; это они «с помощью тайной политики искусно разжигали племенные, национальные и расовые противоречия». И все — для того, чтобы создать то общество, властью над которым могла бы сколько угодно тешиться кучка пресловутых Близнецов (Мудрецов)… Теплее, теплее… Заговоры, мудрецы, тайное правительство — уже что-то знакомое, уже можно составлять протоколы. В протоколы занесем поэта-садиста с неарийским именем Кирш, умышленно спровоцировавшего войну на мирной планете (повесть Виталия Забирко «Войнуха» в сборнике «День бессмертия», М., 1989), террористов из страны под названиен Наш Ближневосточный союзник (повествование ведется как бы от лица американца), которые «не церемонятся, стреляют по малейшему подозрению — как это было в Стокгольме, в Париже…» (из книги А.Бушкова «Страна, о которой знали все», М., 1989)… кого еще? Некоего злодея непременно в ермолке (да еще с дьявольскими рожками под этой ермолкой!), который, кажется, «отыскал способ воздействовать на мозговой центр удовольствия под черепушкой каждого из нас», а люди «и не замечают, как перестают быть народом, а обращаются в толпу, в стадо, в чернь…» (рассказ уже знакомого нам Юрия Медведева «Любовь к Паганини» — в книге «Простая тайна», М.1988).
Итак, враг уже назван авторами, и он вполне конкретен, на него можно указать перстом. А при необходимости — найти его конкретное воплощение в среде самих писателей-фантастов… Кого, скажем, увидел все тот же неутомимый Юрий Медведев? «Двух увидел, состоящих в родстве. Один худой, желчный, точь-в-точь инквизитор (…). Другой (…) стравливатель всех со всеми (…), представитель племени вселенских бродяг…» (повесть «Протей» в том же сборнике «Простая тайна»). «Бродяг» переселили в космос, но интонации все те же. Припоминаете? «Дурную траву — с поля вон», «Беспачпортные бродяги», «безродные космополиты»… это из прелюдии к «делу врачей». Интересно, какие же это родственники-вредители здесь имеются в виду? Пока соображаем, нам вновь напоминают о «некой безродности», до сих пор «не изжитой», чтобы задаться вопросом: «какие последствия имело для культуры и быта коренного населения России переселение из-за черты оседлости сотен тысяч евреев?» Последствия, разумеется, самые пагубные. Катастрофические. И в качестве примера то ли «безродности», то ли «последствий для культуры и быта» приводится роман двух родственников, точнее братьев даже — братьев Стругацких «Град обреченный», в основе которого, оказывается, «жгучий комплекс неполноценности» (из статьи «Анатомия тупика» А.Бушкова — «Кубань», 1990, № 2). Готово — враг опознан. Еще два-три штриха. Этим врагам раз плюнуть «оскорбить святыню или воды холодной брату своему, стоящему перед образом, плеснуть» (из статьи Л.Барановой-Гонченко, «Лит. Россия», 1898, № 52; очень впечатляюще — так и видишь, как один брат другого водичкой поливает, пока тот поклоны бьет…). Они, «позабыв о читателе, решили совершить некое магическое действо для изничтожения зловещего арийско-славянского фантома», демонстрируя «накал злобы» по отношению к «почвенникам», «широким славянским натурам», — пишет критик (и одновременно сам автор-фантаст) Сергей Плеханов о недавней повести Стругацких («Лит. газета», 1989, 24 марта). А некто Кирилл Питорин в коричневом журнальчике «Вече», выходящем в Мюнхене (№ 34, 1989), как бы наносит завершающий мазок, с одобрением комментируя статью С.Плеханова: «Дело дошло до того, что даже „Литературная газета“ (…) устами одного из критиков вынуждена была выразить порицание „фантастическим“ русофобам, очень популярным в кругах еврейской образованщины, братьям Стругацким…»
Чем дальше читаешь подобные инвективы, тем менее возникает желания возражать всерьез, подыскивать какие-то контраргументы, убеждать в неправоте. Понимаешь, наконец, что для большинства отыскивающих корни «безродности» в фантастике Стругацких, упрекающих в «накале злобы» и прочих грехах, не это предмет обиды. Обижает другое — о чем простодушно проговорился «патриот» из «Вече», употребив слова «очень популярные». Всего два слова — но их так не хватает всем обличителям «фантастических русофобов» вместе взятым, при всех их попытках ущучить «вселенских бродяг», «черноглазых мудрецов» и прочих выведенных в космос «космополитов». Одна надежда: приобщиться к чужой популярности хотя бы таким, неумирающим способом.
Что ж, воистину, — каждому свое.
О 'космическом мордобое' и многом-многом другом
Речь пойдет о критике, вернее, об отношении ее к «отдельно взятому» жанру — да такому, который многими считается «второстепенным», «экзотическим»… Короче, к научной фантастике.
Как-то известному писателю-фантасту был задан вопрос об отношении к критике. Писатель не без сарказма ответил, что таковой попросту нет. Иногда хвалят, сказал он, чаще ругают. Когда тебя хвалят, приятно, но как писателю это ровно ничего не дает. Когда ругают — жди неприятностей, не только для тебя, но и для издательства, которое имело неосторожность выпустить твою книгу.
В несколько парадоксальной, может быть, форме здесь отражено реальное состояние дел: в статьях зачастую нелегко найти аргументированное подтверждение сладко-положительным или грозно-отрицательным оценкам.
