Для меня он жив в своих книгах, и я буду писать о нем и спорить с ним, как с живым… Недели через две после смерти Вадима я читал его «Судьбу России». По поводу одной мысли в ней мне тут же захотелось поговорить. Я машинально набрал знакомый номер телефона 291-67… Гудок — и тихо, гудок — и тихо, гудок —
И тихо, так, Господи, тихо,
Что слышно, как время идет…
24 января — 18 февраля 2001 г.
Ю.В. Бондареву. 5 апреля 05. Москва
Юра,
на другой день после твоего недавнего звонка мне на дачу я приехал в город. Ну, конечно, куча газет. Беру «Правду». Что такое? На первой полосе, как важнейшая новость жизни человечества, — статья «В литературу с автоматчиками». Смотрю — глазам не верю. Оказывается, это твое пламенное письмо «старому сотоварищу СВ. Михалкову». Прочитал. Мурашки по спине. Какое возвышенное негодование!
Беру «Советскую Россию». И тут твое письмо тому же «сотоварищу». Причем еще более пламенное, с восклицательным знаком на конце: «… Сотоварищу!» Еще раз прочитал. В жар бросило. Экая бездна гнева!
А тут и «Патриот» подвернулся. Мать моя мамочка! И здесь на первой полосе, как важнейшая новость дня, как успение папы римского — твое кипящее и булькающее «Открытое письмо», на сей раз — главному редактору «Литературной газеты» Ю.М. Полякову» Прочитал. Мороз по коже. Сколько благородного презрения!
Кинулся к Интернету, нашел последний номер «Завтра». Уже сам ищу дрожащими руками. И что же? Нахожу и здесь твою «Открытую цидулку» тому же Ю.М.Полякову. Прочитал. Челюсть отвалилась. Какая энергия души, какая сила выражений! Право, по возрасту ты уже догнал самого Льва Толстого, а по мобильности превзошел Эдварда Радзинского. И все по поводу склоки, затеянной в Международном сообществе писательских Союзов (МСПС) твоим другом Арсением Ларионовым при твоем посильном участии.
Звоню Сене Шуртакову, нашему однокашничку, дабы порадовать старика. А он говорит, что слышал, будто оба письма напечатаны еще и в «Вечерке», в линниковском «Слове», а по слухам — и в «Вашингтон пост». Отменно!
— А ты все понял в письмах нашего друга? — спросил Семен.
Я честно признался, что не все. Например, Юра, ты пишешь: «Не могу назвать твое поведение, Сергей Владимирович, последних недель уважительным ко мне». Непонятно, а сам-то уважительно относишься к нему? Ведь он постарше нас с тобой лет на десять с чем-то. По телефону ты шумел: «Я знаю Михалкова сорок лет! Он мать родную продать может!».
Я ответил, что мать Михалкова продать уже затруднительно, она лет сорок тому назад преставилась, но вот статью «За что я люблю Тимура Пулатова» написал не Михалков, а другой, очень хорошо знакомый тебе писатель, Герой Социалистического Труда, когда-то заместитель Михалкова по Союзу писателей России.
Может быть, ты скажешь, что не говорил о Михалкове как о потенциальном торговце родной матушкой или нельзя, мол, ссылаться на то, что было сказано наедине. Правильно. Но, что делать, если как раз твои питомцы, адепты и хвалебщики насаждают в литературе такие нравы и порой — слаб человек! — в ответ приходится прибегать к их же манере полемики. Вот ведь что изрыгает Арсений Ларионов, любимец твой и Лили Брик:
— От М. я не слышал ни одного доброго слова о 73-летнем К. (у него, разумеется, не инициалы, а полные имена. — В.Б.), — только матерные вульгаризмы. Нечто мерзко подобное говорил о М., у которого впереди уже не осталось дней жизни, и 73-летний К., агент (чей?) и предатель (кого? чего?) с бойко-лживым пером, мошенник и фальсификатор, рыхло-громоздкое тело которого пришло в полную негодность. Они ведь прожили целую мерзопакостную жизнь вместе… полные ничтожества… негодяи… супернегодяи… литературное охвостье… пиявки… неогаденыши…
Вот так и говорит, и никаких доказательств. Слышал, дескать, своими ушами. И все. Да, если это было, то ведь, как у нас с тобой, — с глазу на глаз.
Между прочим, как и ты, Ларионов касается вопроса отцов и детей своих противников, и в том же самом духе. Уверяет, что помянутый К. «готов распнуть своего благонравного отца по любому поводу ради жалкого доллара». Тут, Юра, ученик, пожалуй, превзошел учителя. И опять — никаких доказательств!
О другом известном писателе Г. твой любимец пишет, что это никакой не писатель, а «лжец по Божьей вере» да еще и «вчерашний комсомолец-промысловик»(?). Господи, да ведь он же сам полжизни проходил в комсомольцах, и не в рядовых — то секретарь горкома (в Архангельске), а то даже и обкома (кажется, в Астрахани)!
Но как только от демонических монологов о коллегах этот Лариосик переходит к фактам конкретным, то ведь — хоть святых выноси. Вот заявил, будто Михалков обвиняет его в воровстве 900 тысяч долларов. Я тебе сказал, Юра, по телефону, что ничего подобного не было. Михалков всего лишь задал вопрос: «Где 900 тысяч? Куда девались?» Такой вопрос имею право задать и я. Твой дружок шумит: «Я тогда и не работал в МСПС». Правильно. Но вскоре придя на эту работу и взяв в свои руки все финансовые дела, он обязан был знать, куда уплыли денежки, на которые можно было бы пять лет содержать весь МСПС.
Ну, как верить твоему любимцу, если он способен обокрасть даже… Кого бы ты думал? Пушкина! Однажды заявил в уважаемой газете, что известный четырехтомный «Словарь языка Пушкина» содержит 10 тысяч слов. А на самом деле — почти 23! Больше половины уволок. А ведь говорит о себе: «Я человек северный, наивный…» Как сказал Маяковский в подобном случае,
Бояться им
рожна какого?
Что против
Пушкину иметь?
Его кулак
навек закован
в спокойную к обиде
медь.
Но наши-то кулаки, Юра, пока не закованы. Так давай опустим их по разочку на мелко-рыхлое тело 67-летнего неогаденыша.
Но я увлекся. Вернемся к твоему письму «сотоварищу». Ты спрашиваешь его: «Как это тебе в голову пришло ворваться с сотней автоматчиков в Дом Ростовых?» Позволь, но ведь «автоматчики» это следствие. А что было вначале? Вначале председатель МСПС С. Михалков, придя к выводу, что его заместитель А. Ларионов, говоря обобщенно, не соответствует занимаемой должности, подписал приказ о его увольнении. Имел он право на это? Не знаю. Во всяком случае, меня лично начальники увольняли не раз: в «Литгазете» (Помнишь? Это на твоих глазах было), а еще и в «Молодой гвардии», в «Дружбе народов»…
Но, допустим, Михалков поступил незаконно. Что мог и должен был сделать Ларионов в борьбе за справедливость? Требовать рассмотрения вопроса на пленуме правления МСПС или даже обратиться в суд. А он? Сколотил «оргкомитет», но поскольку его собственный вес невелик, он, используя твое честолюбие и твою неприязнь к Михалкову, своему бывшему начальнику, вовлек туда тебя и вы приняли эпохально комическое решение об увольнении Михалкова, которого еще недавно величали живым классиком. После этого немедленно захватили все кабинеты в Доме Ростовых, все документы МСПС, печать и т. п. А на входную дверь навесили решетку и поставили стражу. И что же вы после этого ожидали?
Естественно, что Михалков против такого самоуправства обратился за помощью в прокуратуру. И она, а не кто другой, приняла решение о выдворении вас из Дома силами наряда милиции, что и было вполне законно осуществлено. А как иначе бороться против самовольного захвата?
Так вот, Юра, как тебе с Ларионовым пришло в голову уволить Михалкова с его должности? Как взбрело на ум силой преградить ему доступ в его рабочий кабинет, в этот самый Дом Ростовых? Увы, к насильственным действиям первые-то прибегли вы. А сеющий ветер иногда пожинает бурю. И тут уместны твои собственные слова как зачинателя: «Это ведь нечто клиническое. Такого у нас еще не бывало». Да, не бывало. Невозможно вообразить, чтобы Демьян Бедный преградил путь в этот Дом Максиму Горькому, Борщаговский — Фадееву, Суров — Суркову, Бабаевский — Тихонову, Рудерман — Федину, Софронов — Маркову, я — Владимиру Карпову… Немыслимо! А вы это провернули. И теперь спекулируете образом ужасных «автоматчиков», которые-де выбрасывали вас, бедненьких, на снег и лютый мороз.
В тексте твоего письма Михалкову и дальше нечто клиническое: «… зная твою близоруко-укороченную влюбленность в детскость, я всегда думал, как уберечь тебя и твою хрупкую детскую песнь». Что это? Уберег? Тут каждое слово топорщится и вопиет. Или: «В братской дружбе ты все же проиграл». Как можно проиграть в дружбе? Дружба это же не «козла забить».
«Ты всегда славил лишь себя, свое имя». Во-первых, где и когда Михалков «славил себя»? Что, он, например, сам себе премии выдавал? Во-вторых, Юра, а кого славил ты, кроме уже прославивших тебя Феликса Кузнецова и Тимура Пулатова, Ларионова и Сорокина, лауреатов не чуждой и тебе Шолоховской премии.
