Манн Ю.В. Поэтика Гоголя // Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. Вариации к теме. М., 1996. С. 273.
Там же. С. 274.
Манн Ю.В. Поэтика Гоголя // Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. Вариации к теме. М., 1996. С. 322.
Там же. С. 279.
Там же. С. 279.
Там же. С. 281.
Там же. С. 281.
Там же. С. 282. На непохожесть Плюшкина на остальных помещиков первого тома и на общие черты в изображении его и Чичикова обратил внимание еще один из первых рецензентов «Мертвых душ» С.П. Шевырев: Шевырев С.П. Похождения Чичикова, или Мертвые души. Поэма Н. Гоголя. Статья вторая // Критика 40-х годов XIX века / Сост., вступ. cт., преамбулы и примеч. Л.И. Соболева. М., 2002. (Библиотека русской критики). С. 174.
Бухарев А.М. Три письма к Н.В. Гоголю, писанные в 1848 году. СПб., 1861. (На титуле – 1860). С. 136.
Манн Ю.В. В поисках живой души: «Мертвые души». Писатель – критика – читатель. Изд. 2-е, испр. и доп. М., 1984. С. 266.
Там же. С. 267.
В дальнейшем Гоголь намеревался переработать текст первого тома, но этот замысел осуществлен не был.
Ср., например, размышления о старинной книге и гравюре, хранящихся у Плюшкина, и о будто бы исполненном доброжелательства и «почти светском» приеме Чичикова Плюшкиным: Топоров В.Н. Вещь в антропоцентрической перспективе (апология Плюшкина) // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Образ. Символ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995. С. 59, 73.
Там же. С. 69.
Там же. С. 103; ср.: Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. С. 255. Очевидно, в тексте нет выделенности «плюшкинской» главы по какому-то одному «внешнему» композиционному признаку.
Топоров В.Н. Вещь в антропоцентрической перспективе (апология Плюшкина). С. 43.
Ивинский Д.П. О композиции первого тома поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души» // http://www.portal-slovo.ru/rus/philology/258/421/9207/
Недавно была предложена весьма интересная и убедительная интерпретация образов помещиков как аллегории возрастов; см.: Криницын А.Б. Помещики в «Мертвых душах» Н.В. Гоголя как аллегорическая система // Научные доклады филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова: Сборник. М., 2010. Вып. 6 / Под ред. М.Л. Ремнёвой, О.А. Клинга. С. 58–68. Я не рассматриваю эту трактовку, так как она основывется на предпосылках, отличающихся и от моего толкования, и от господствующих интерпретаций композиции «помещичьих» глав.
См. об этом, например: Набоков В. Николай Гоголь // Набоков В. Лекции по русской литературе / Пер. с англ. М., 1996. С. 99, пер. с англ. Е. Голышевой под ред. В. Голышева.
Белый Андрей. Мастерство Гоголя. С. 80. Примеры фигуры фикции: Там же. С. 80–87.
Манн Ю.В. Художественная символика «Мертвых душ» Гоголя и мировая традиция // Манн Ю. Диалектика художественного образа. М., 1987. С. 256–257; ср.: Манн Ю.В. Поэтика Гоголя: Вариации к теме. С. 417–418.
Набоков В. Николай Гоголь. С. 100.
Психологическую неубедительность этих сцен отметил еще С.П. Шевырев: Шевырев С.П. Похождения Чичикова, или Мертвые души. Поэма Н. Гоголя. Статья вторая. С. 174–175. Ср. мнение Ю.В. Манна, как бы возражающего С.П. Шевыреву: «<…> [К]акие бы мотивы ни управляли Собакевичем, остается возможность предположить в его действиях присутствие некой доли “чистого искусства”. Кажется, Собакевич неподдельно увлечен тем, что говорит <…> верит (или начинает верить) в реальность сказанного им». – Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. С. 259.
Кузнецов Б.А., Чернов А.З. Курс зоологии. Изд. 3-е, перераб. и доп. М., 1978. С. 31–32, 159, 173.
Афанасьев А.Н. Заметки о загробной жизни по славянским представлениям // Афанасьев А. Происхождение мифа: Статьи по фольклору, этнографии и мифологии. М., 1996. С. 298.
Вайскопф М. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. 2-е изд., испр. и расшир. М., 2002. С. 527.
Впервые: Коды повседневности в славянской культуре: Еда и одежда. М.: Институт славяноведения РАН; СПб.: Алетейя, 2011. Печатается с дополнениями.
См. об этом подробнее в статье «Еще раз о композиции “помещичьих” глав первого тома поэмы Н.В. Гоголя “Мертвые души”», изданной в настоящей книге. В экспозиционной характеристике четы Маниловых вкушение пищи присутствует: «Несмотря на то, что минуло более восьми лет их супружеству, из них все еще каждый приносил другому или кусочек яблочка, или конфетку, или орешек и говорил трогательно-нежным голосом, выражавшим совершенную любовь: “Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек”. Само собою разумеется, что ротик раскрывался при этом случае очень грациозно» (V; 31). Однако еда в этом фрагменте, во-первых, словно лишается питательных признаков, превращаясь благодаря уменьшительно-ласкательным суффиксам в нечто очень субтильное и полуэфемерное, а во-вторых, становится элементом иного, эротического кода; показательны приравнивание благодаря уменьшительно-ласкательным суффиксам «душеньки» и «ротика» к «яблочку», «конфетке», «орешку» и «кусочку», а также эротические коннотации вкушения оных «ротиком».
Символическим значением яйцо наделено еще в повести «Сорочинская ярмарка»: попович рассказывает Хивре о подношениях, полученных его отцом: «<…> Батюшка всего получил за весь пост мешков пятнадцать ярового, проса мешка четыре, книшей с сотню, а кур, если сосчитать, то не будет и пятидесяти штук, яйца же большею частию протухлые» (I; 134–135). Протухшее яйцо выступает как знак греховности.
См. об этом подробнее в статье «Еще раз о композиции “помещичьих” глав первого тома поэмы Н.В. Гоголя “Мертвые души”», изданной в настоящей книге.
Ср.: Терц А. <Синявский А.Д.> В тени Гоголя. Лондон; Париж, 1975. С. 413–415; Вайскопф М.Я. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. 2-е изд., испр. и расшир. М., 2002. С. 505.
Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. [3-е изд.]. СПб., 1996. С. 80–81. Образ Бабы-яги привлекал внимание Гоголя – писателя; она персонаж «Ночи накануне Ивана Купала». Черты Бабы-яги прослеживаются в образе «жертвы могилы», старухи с мутными глазами, отворяющей ворота в <Главах из романа «Гетьман»> (VII; 100).
Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография / Пер. с нем. К.Д. Цивиной. М., 1991. С. 356. На конференции «Концепт еды в славянских культурах (заседание 3 декабря 2008 года) Дечка Чавдарова задала автору этих строк вопрос, как соотносятся символическая связь Коробочки с миром мертвых и с Бабой-ягой, с одной стороны, и семантика ее имени Анастасия (‘воскресшая’ – греч.); сама же она предложила в качестве объяснения принцип контраста. Такое объяснение можно принять. На этом же заседании М.В. Загидуллина высказала предположение, что имя и отчество Коробочки Настасья Петровна могут восходить к именованию медведицы в русских сказках, что дополнительно свидетельствует о ее сходстве с Михаилом Семеновичем Собакевичем, похожим на средней величины медведя. Это предположение мне представляется слишком смелым.
Гиперболизированный, громадный индюк напоминает хвастливые рассуждения о своих индейках помещика Ивана Ивановича из повести «Иван Федорович Шпонька и его тетушка»; ср.: (I; 354).
Впрочем, для зависти этим «господам» у автора «Мертвых душ» был реальный физиологический резон: Гоголь страдал желудком и был вынужден отказываться от пищи; сетования по этому прискорбному поводу содержатся в его письме А.С. Данилевскому от 31 декабря 1838 года.
Бицилли П.М. Проблема человека у Гоголя // Бицилли П.М. Избранные труды / Сост., подгот. текстов и коммент. В.П. Вомперского и И.В. Анненковой. М., 1996. С. 570.
И.А. Виноградов, трактуя отношение Гоголя к гастрономии, к обедам и к хлебосольству как негативное и непосредственно связывая с представлением о грехе чревоугодия (и, шире, угождения плоти), ссылается на свидетельства писем Петру П. Косяровскому от 13 сентября 1836, года Н.Я. Прокоповичу от 27 сентября 1836 года и М.П. Балабиной от 7 ноября 1838 года н. ст. (Виноградов И.А. Гоголь – художник и мыслитель: Христианские основы миросозерцания. М., 2000. С. 82). Однако в первом из этих писем Гоголь всего лишь противопоставляет радость простых домашних обедов после работ в саду роскошным угощениям в доме вельможи Д.П. Трощинского, отнюдь не высказываясь по поводу вкушения пищи как такового. В двух же других письмах, действительно, выражено раздражение от бесконечных европейских обедов и от толков о еде. И.А. Виноградов безусловно прав, рассматривая их оценку Гоголем как неприятие пошлости, но и здесь нет ригористического осуждения любви к вкусной пище. В письме М.П. Балабиной Гоголь обращается к антитезе романтического плана, а не к христианской оппозиции духа и плоти, противопоставляя «луну» и «фантастический плащ немецкого студента» (Германию «сказок Гофмана») «скучным табльдотам» и «бесконечным толкам о том, из каких блюд был обед и в каком городе лучше едят» (Переписка Н.В. Гоголя: В 2 т. / Вступ. ст. А.А. Карпова; Сост. и коммент. А.А. Карпова и М.Н. Виролайнен. М., 1988. С. 313). Вместе с тем, по характеристике И.А. Виноградова, Гоголь стремился к уподоблению и даже к превращению русского имения в монастырь; И.А. Виноградов ссылается на предсмертное завещание Гоголя сестрам и на письмо родным от 25 января н. ст. 1847 года, в котором автор «Мертвых душ», в частности, советует ограничить обеденный стол только продуктами домашнего производства и приготовления, отказавшись от покупных. – Виноградов И.А. Гоголь – художник и мыслитель: С. 118–119.
