Ознакомительная версия.
Как бы то ни было, кое-кто может сказать, что не только литературные, но также исторические утверждения относятся к разряду de dicto: те, кто говорит, что Гитлер покончил с собой в берлинском бункере, просто утверждают, что этот факт является истинным в соответствии с тем, что записано в учебниках истории. Иными словами, любые мои суждения — кроме базирующихся на непосредственном личном опыте (таких как «наулице идет дождь») — будут неизбежно основаны на моем культурном опыте (и это подразумевает любые суждения, основанные на данных из энциклопедии человеческого знания: что динозавры жили в юрский период, что император Нерон был психически ненормален, что формула серной кислоты H2SO4, и так далее), который, в свою очередь, опирается на текстовую информацию. И даже если кажется, что утверждения эти выражают правду de facto, на деле они являются лишь заявлениями de dicto.
Посему позволю себе использовать термин «энциклопедический факт» для любых утверждений, основанных на общеизвестной информации, почерпнутой из энциклопедии (таких как расстояние от Земли до Солнца или факт, что Гитлер покончил с собой в бункере). Я считаю эти частицы информации истинными, поскольку доверяю научному сообществу и принимаю систему «разделения культурного труда», в соответствии с которой делегирую специалистам в соответствующих областях человеческого знания задачу подтвердить их истинность.
Но, оперируя энциклопедическими фактами, следует помнить, что и они имеют свои ограничения: факты могут трансформироваться, поскольку наука по определению всегда готова к пересмотру собственных открытий. Дабы сохранять объективность, мы должны быть готовы сменить нашу точку зрения на самоубийство Гитлера в зависимости от того, какие новые документы будут обнаружены, или скорректировать наши представления о расстоянии от Земли до Солнца в соответствии с данными последних астрономических измерений. Более того, именно факт самоубийства Гитлера уже неоднократно подвергался историками сомнению. Предполагали, что Гитлер сумел ускользнуть из осажденного союзными войсками Берлина и бежать в Аргентину, что рядом с бункером сожгли чей-то чужой труп, что никакого сожженного тела не было вовсе, что самоубийство Гитлера было выдумано русскими из пропагандистских соображений, что никакого бункера никогда не существовало, поскольку его точное местонахождение до сих является предметом споров, и так далее и тому подобное.
Тогда как утверждение «Анна Каренина покончила с собой, бросившись под поезд» невозможно подвергнуть сомнению.
Любое касающееся энциклопедических фактов утверждение может — а зачастую обязано — проверяться на предмет внешней эмпирической достоверности (то есть сомневающийся может сказать: «Предоставьте мне доказательства того, что Гитлер действительно покончил с собой в бункере»), в то время как утверждения по поводу самоубийства Анны Карениной проверяются на предмет их внутренней текстуальной достоверности (это значит, что все доказательства достоверности утверждения содержатся внутри текста). Именно основываясь на внутренней достоверности, мы сочтем сумасшедшим или очень малоинформированным любого, кто скажет, что Анна Каренина вышла замуж за Пьера Безухова, и будем гораздо снисходительнее к человеку, сомневающемуся в достоверности обстоятельств смерти Гитлера.
Основываясь на той же внутренней достоверности, мы можем безошибочно установить личность литературных героев. В нашем настоящем мире мы до сих пор не уверены в том, кто скрывался под псевдонимом Железная Маска, кем на самом деле был Каспар Хаузер, была ли Анастасия Николаевна Романова расстреляна в Екатеринбурге вместе с прочими членами царской семьи или выжила, превратившись в ту очаровательную претендентку на российский престол, которую позднее изобразила на киноэкране Ингрид Бергман. С другой стороны, читая рассказы Артура Конан Дойля, мы абсолютно уверены в том, что Холмс, говоря о Ватсоне, всегда имеет в виду одного и того же человека и что на тот момент в Лондоне существовал всего один человек с таким именем и профессией — иначе текст как минимум предупредил бы нас об обратном. Пусть я часто критиковал предложенную Солом Крипке теорию жестких десигнатов[40], но готов признать, что эта система имеет право на жизнь внутри возможных вымышленных миров художественной литературы. Мы можем изобрести множество определений доктора Ватсона, однако бесспорно, что он — тот, кого первым называет Ватсоном персонаж по имени Стэмфорд в «Этюде в багровых тонах», и что в дальнейшем и Шерлок Холмс, и все читатели Конан Дойля, используя имя «Ватсон», имеют в виду именно то первое «крещение». Возможно, в каком-то из до сих пор не найденных и не опубликованных романов Конан Дойль пишет, что Ватсон лгал о том, что получил медицинское образование и был ранен в битве при Майванде. Но даже этот изобличенный в обмане доктор Ватсон все равно останется именно тем человеком, который познакомился с Шерлоком Холмсом в «Этюде в багровых тонах».
Наличие у литературных персонажей мощного механизма самоидентификации имеет огромное значение. Филипп Думенк в книге «Расследование смерти мадам Бовари»[41] излагает историю вымышленного полицейского расследования, доказавшего, что мадам Бовари не отравилась, а была убита. Ясно как день, что очень весомую дополнительную «изюминку» этому произведению придает уверенность читателей в том, что «на самом деле» Эмма Бовари отравилась. Романом Думенка можно наслаждаться так же, как некоторые наслаждаются так называемыми «ухроническими» историями, временным аналогом утопии, разновидностью HF (history fiction, «историческая фантастика» — научная фантастика о прошлом), в которых автор, например, описывает, что бы происходило в Европе, выиграй Наполеон битву при Ватерлоо. От ухронического произведения можно получить удовольствие только в случае, если читатель знает, что битву при Ватерлоо Наполеон проиграл. Точно так же, чтобы получить удовольствие от романа Думенка, читатель должен быть уверен, что мадам Бовари покончила с собой. В противном случае зачем писать — или читать — такую «альтернативную» историю?
Эпистемологическая функция литературных утверждений
Мы пока не установили, к какому типу существ относятся литературные персонажи, рассматриваемые вне рамок партитурного подхода. Однако уже сейчас можно сказать, что литературные утверждения — вследствие того, как мы их используем и как о них думаем, — совершенно необходимы для прояснения нашего текущего представления об истине.
Вообразите, что некто спросил у вас, что подразумевается под признанием некого утверждения истинным, и представьте, что вы ответили известным определением Альфреда Тарски, в соответствии с которым утверждение «снег бел» истинно тогда и только тогда, когда снег бел. Такой ответ весьма интересен в качестве зачина для интеллектуального спора, но в нем мало проку для обычного человека (поскольку мы, например, не знаем, какое вещественное доказательство будет достаточным, чтобы убедить его, что снег бел). Куда правильнее будет ответить, что утверждение является бесспорно истинным в случае, если оно в той же степени неопровержимо, как утверждение, что «Супермен — это Кларк Кент».
Как правило, для большинства читателей неопровержимым является утверждение, что Анна Каренина покончила с собой. Однако даже если кому-то придет в голову заняться поисками внешних эмпирических доказательств этого утверждения, он должен удовлетвориться — приняв принцип партитурного подхода (в соответствии с которым истинным является факт, что Толстой в книге, текст которой общедоступен, написал то-то и так-то) — полученными чувственными данными, тогда как в случае со смертью Гитлера любое новое доказательство может быть в будущем оспорено.
Чтобы решить, является ли фраза «Гитлер покончил с собой в берлинском бункере» бесспорно истинной, мы должны определить, считаем ли мы данное утверждение в той же степени неопровержимым, как «Супермен — это Кларк Кент» или «Анна Каренина покончила с собой, бросившись под поезд». Только по результатам такого теста мы можем заявить, что «Гитлер покончил с собой в берлинском бункере» — утверждение всего лишь вероятное, или даже очень вероятное, но все же не безоговорочно и бесспорно истинное (тогда как истинность утверждения «Супермен — это Кларк Кент» невозможно оспорить). Папа Римский и Далай-лама могут годами обсуждать, является ли истинным утверждение, что Иисус Христос — сын Божий, но (если они обладают достаточным количеством информации о литературе и комиксах) оба не могут не признать, что Кларк Кент — это Супермен, и наоборот. В этом и состоит эпистемологическая функция литературных утверждений: они могут использоваться в качестве лакмусовой бумажки при определении бесспорности фактов.
Ознакомительная версия.
