Набоков избрал для своего перевода текст «Евгения Онегина» издания 1837 г., который воспроизведен в заключительном четвертом томе труда Набокова. Перевод комментариев осуществлен по изданию: Pushkin A. Eugene Onegin: A novel in verse. Translated from the Russian, with a commentary, by Vladimir Nabokov. N. Y.: Pantheon books, 1964. Vol. 1–4, где комментарии занимают 2 и 3 тома (в первом томе — перевод романа). В работе над переводом приняли участие:
A. B. Дранов (глава Первая, XII–XVI; глава Пятая);
A. M. Зверев (главы Третья и Восьмая);
В. А. Зорин (глава Первая, V–VI; глава Шестая);
Т. Н. Красавченко (глава Первая, II–IV; глава Четвертая и Отрывки из Путешествия Онегина);
Т. М. Миллионщикова («Десятая глава»);
А. Н. Николюкин (Посвящение, глава Первая, I; глава Вторая);
H. A. Паньков (глава Первая, XXXVIII–LX);
Т. Г. Юрченко (глава Первая, VII–XI, XVII–XXXVII; глава Седьмая, Заметки о стихосложении; Эпилог переводчика).
Научный редактор выражает благодарность за консультации и помощь В. П. Балашову, Г. Н. Волошиной, М. Л. Гаспарову, Л. В. Дерюгиной, Р. И. Хлодовскому.
Акад. 1937 — Пушкин. Полное собрание сочинений. Т. VI. Евгений Онегин. Ред. Б. Томашевский. Л.: Академия наук СССР, 1937.
Акад. 1938 — Пушкин. Полное собрание сочинений. Т. XIII. Переписка, 1815–1827. Ред. М. А. Цявловский. Л., Академия наук СССР, 1938 <на самом деле 1937>.
Акад. 1948 — Пушкин. Полное собрание сочинений. Т. V. Поэмы. 1825–1833. Ред. С. М. Бонда. М.; Л.: Академия наук СССР, 1948.
«ЕО» — Евгений Онегин.
MA — Московский центральный архив [ныне РГАЛИ].
МБ — Ленинская библиотека. Москва [ныне РГБ].
ПБ — Публичная библиотека С.-Петербург, позднее Ленинград [ныне РНБ].
ПД — Пушкинский Дом. Ленинград [ИРЛИ].
Временник — Пушкин: Временник пушкинской комиссии. Т. I–VI. М., 1936–1941.
Сочинения 1936 — Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Под ред. Ю. Г. Оксмана, М. А. Цявловского, Г. О. Винокура. М.; Л.: Academia, 1936–1938. Т. 1–6.
Сочинения 1949 — Пушкин A. C. Полное собрание сочинений. Т. V. Ред. Б. Томашевский. М.;Л.: Издательство Академии наук СССР, 1949 <на самом деле 1950>.
Сочинения 1957 — Пушкин A. C. Полное собрание сочинений. Т. V. Ред. Б. Томашевский. М.: Издательство Академии наук СССР, 1957.
ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН
Роман в стихах
Pêtri de vanité il avait encore plus de cette espèce d’orgueil qui fait avouer avec la même indifference les bonnes comme les mauvaises actions, suite d’un sentiment de supériorité, peut-être imaginaire.
Tiré d’une lettre particulière.
Pétri de vanité… <Проникнутый тщеславием…>. Поправки в рукописи ПБ 8 и инициалы «А.П.» вместо эпиграфа в рукописи ПД наводят нас на мысль, что цитата не подлинная — во всяком случае, в своей афористической концовке. Бесполезно размышлять, существовало ли когда-либо это «частное письмо», а если и существовало, то гадать, кто был его автором; однако для тех, кто склонен искать прототипы литературных персонажей и «действительную жизнь» в глухих тупиках искусства, я предлагаю некое направление бесплодного изыскания в комментарии к главе Первой, XLVI, 5–7.
Мысль снабдить легковесное повествование философским эпиграфом заимствована, очевидно, у Байрона. Для двух первых песен книги «Паломничество Чайльд-Гарольда. Роман» (Лондон, 1812) Байрон послал Р. Ч. Далласу (16 сент. 1811 г.) эпиграф, начинающийся: «Мир подобен книге, в которой прочитана лишь первая страница» и т. д. из «Космополита»[1] (Лондон, 1750, с. 1) Луи Шарля Фужере де Монброна.
Туманный эпиграф был в большой чести у английских писателей; он имел целью вызвать сокровенные ассоциации; и, конечно, Вальтер Скотт памятен как наиболее искусный сочинитель таких эпиграфов.
Слово «pétri» в метафорическом смысле (одержимый, проникнутый, состоящий из) не было редкостью в сочинениях французских писателей, служивших образцом для Пушкина. Лабрюйер в «Характерах, или Нравах нашего века» (1688) использовал «pétri» (которое в первом издании писалось «paistri» и «paitri») в главе «О светском обществе и об искусстве вести беседу» в записи 15 («Ils sont comme pétris de phrases» <«Они как бы состоят из фраз»>) и в записи 58 главы «О житейских благах»: «âmes sales, pétries de boue» <«низкие души, вылепленные из грязи»>). Вольтер в «Письме XLI» (1733) говорит, что стихи Жана Батиста Руссо «pétris d'erreurs, et de haine, et d'ennui» <«пронизаны ошибками, злобой и скукой»>, а в Песни III (1767) «Гражданской войны в Женеве» он упоминает Жана Жака Руссо, который «sombre énergumène… pétri d'orgeuil» <«мрачен, одержим…исполнен гордости»>, что почти совпадает с пушкинским выражением.
В «Замогильных записках» (1849–50) Шатобриан определяет себя: «aventureux et ordonné, passionné et méthodique… (androgyne bizarre pétri des sangs divers de ma mère et de mon père» <«отважный и любящий порядок, страстный и аккуратный… диковинный гермафродит, сочетающий в себе кровь своей матери и своего отца»> (написано в 1822 г., переработано в 1846 г.); и я обнаружил «pétri», по крайней мере, еще раз у того же писателя в «Рене» (1802 и 1805): «Mon coeur est naturellement pétri d'ennui et de misère» <«Moe сердце, конечно, пронизано скукой и страданием»>.
Следующее «pétri» в русской литературе (через полвека после Пушкина) встречается, в своем буквальном смысле, в знаменитой французской фразе, которую произносит страшный маленький мужик, в зловещем сне Анны Карениной («Анна Каренина», ч. IV, гл. 3).
Эпиграф к роману, я полагаю, может напоминать отрывок из произведения Никола де Мальбранша «Разыскания истины» (1674–75; видел издание 1712 г.), т. 1, кн. II, ч. III, гл. 5: «Люди, которые хвалят себя… [смотрят на] других как на последних в обществе… Но есть еще более странное тщеславие …описывать свои недостатки… Монтень кажется мне еще более гордым и тщеславным, когда он порицает себя, чем тогда, когда хвалит, потому что тщеславится своими недостатками, вместо того, чтобы стыдиться их; это невыносимая гордость… Я предпочитаю человека, стыдящегося и скрывающего свои проступки, тому, кто смело разглашает их» <пер. Е. В. Смеловой>.
Я также полагаю, что этот эпиграф заключает в себе если не прямое упоминание о Жане Жаке Руссо и его влиянии на образование, то хотя бы возможный отголосок споров той поры на эту тему. Ритм его не чужд цитате из Руссо в пушкинском примеч. 6 (к главе Первой, XXIV, 12). В памфлете, опубликованном в 1791 г. («Письмо к Члену [Менонвиллю] Национальной ассамблеи в ответ на некоторые возражения на его книгу о французских делах»), Эдмунд Бёрк, этот «многословный и оригинальный» оратор (как называет его Гиббон), так говорит о Руссо: «У нас в Англии был… основатель философии тщеславия… [у которого] были не принципы, а… тщеславие. Этот порок довел его почти что до помешательства. От этого странного ненормального тщеславия…». Но я продолжу во французском переводе («Lettre de M. Burke, à un membre de l'Assemblée Nationale de France», Paris, 1811), который Пушкин, возможно, видел: «Ce fixt cette… extravagante vanité qui [le] détermina… à publier une extravagante confession de ses faiblesses… et à chercher un nouveau genre de gloire, en mettant au jour ses vices bas et obscurs» <«To было… сумасбродное тщеславие решиться сделать нелепое признание в своих слабостях… и в том искать новый род славы, выставляя на обозрение свои низкие и мрачные пороки»>; и далее в оригинале: «Через него [Руссо] они [вожди революционной Франции] вселили в молодежь бесформенную, грубую, отвратительную, мрачную, ужасную смесь педантизма и бесстыдства».
В библиотеке Пушкина был разрезанный экземпляр книги Эдмунда Бёрка «Réflexions sur la révolution de France» (Париж, 1823) — анонимный перевод с английского «Размышлений о революции во Франции» (Лондон, 1790), «книги о французских делах», упомянутой в названии памфлета 1791 г.
Было бы, однако, напрасно искать в этих книгах источник пушкинского эпиграфа из Бёрка. Я возвожу его к «Общим и частным мыслям об оскудении, впервые представленным достопочтенному Уильяму Питту в месяце ноябре 1795 года». Фрагмент, в котором встречаются эти строки (курсив мой), гласит: «Если стоимость зерна не компенсирует стоимости труда… следует ожидать настоящего разорения сельского хозяйства. Ничто так не вредит точности суждения, как грубая, неразборчивая классификация, не учитывающая свойств предмета. Увеличьте уровень заработной платы, говорят те, кто определяет..». Я не представляю себе Пушкина, который, не зная английского (и будучи так же равнодушен к насекомым-паразитам в Англии, как к кузнечикам в России), читал бы сочинение сквайра Бёрка о репе и горохе. Можно предположить, что он нашел цитату в чьих-то выписках и, возможно, намеревался воспользоваться ею с целью намекнуть на тех, кто не делает различий между автором и его героями[2] — мысль, которая повторяется в главе Первой, LVI, где Пушкин стремится отметить отличие автора от протагониста во избежание обвинений в подражании Байрону, изобразившему в своих героях себя. Следует заметить, что Байрон, по свидетельству его биографов, получал удовольствие, посылая (из Венеции) дискредитирующие заметки о себе в парижские и венские газеты в надежде, что британская пресса может их перепечатать; он был прозван (герцогом де Брольи) «un fanfaron du vice» <«бахвалом порока»>, а это возвращает нас к эпиграфу романа.
