Так писал Языков к Евпраксии Вульф в 1845 году; подлинный автограф этого послания оказался вложенным в одну из книг Тригорской библиотеки и был извлечен оттуда Б. Л. Модзалевским. Между прочим, в последнем издании стихотворений Языкова (в Суворинском, 1898 г.) стихотворение это пропущено: см. «Пушкин и его современники» 1903 г., вып. I, стр. 6 и 120–122.
Следует отметить, что несмотря на истечение 30-тилетнего периода со времени рассказанных событий, память не изменила П. А. Осиповой; так, в месяцеслове на 1835 год, сохранившемся в Тригорской библиотеке, а ныне находящемся в библиотеке Пушкинского Дома, имеется следующая запись П. А. Осиповой: «Майя 8-го неожиданно приехал в Тригорское Александр Серьгеич Пушкин. Пробыл до 12-го числа и уехал в Петерб. обратно».
В семейном архиве барона П. А. Вревского, находившемся в Голубове, в 1913 году была найдена связка писем Анны Николаевны Вульф к ее сестре Евпраксии Николаевне (тогда жене Вревского). Одно из этих писем — от 24-го мая 1835 года — сохранило в себе интересные сообщения о причинах приезда Пушкина в 1835 году: «Ты была удивлена приездом Пушкина и не можешь понять цели его путешествия. Но я думаю, — это просто было для того, чтобы проехаться повидать тебя и маменьку в Тригорское, Голубово и Михайловское, потому что никакой другой благовидной причины я не вижу. Возможно ли, чтобы он предпринял это путешествие в подобное время, чтобы поговорить с маменькой о двух тысячах рублей, которые он ей должен… Пушкин в восхищении от деревенской жизни и говорит, что это вызывает в нем желание там оставаться. Но его жена не имеет к этому никакого желания, и потом, его не отпустят. Я думаю, он хочет купить имение, но без денег это трудно». (Текст письма — по-французски; см. «Пушкин и его современники». 1915 г., вып. XXI–XXII, стр. 325.).
До недавнего времени панорама Тригорского сохраняла многое со времен Пушкинской эпохи: «В парке Тригорского до настоящего времени указывают плато, где, среди деревьев на лугу, под открытым небом происходили танцы под звуки шарманки; там же заметно сохраняются солнечные часы. Это — не что иное, как большой круг, по периферии которого посажено 12 дубов и столько же других деревьев. В парке два пруда и несколько аллей. Там особенно обращает на себя внимание вековая ель, стоящая одиноко среди парка. В Тригорском от времени Пушкина сохранился как самый дом, так и множество предметов в доме. Передают, что Пушкину, когда он приезжал в Тригорское, отводилась комната в два окна, приходящаяся теперь над входом в подвальное помещение; в комнату ему ставили обычно рабочий столик небольшого размера, но очень тяжелый»; см. Л. И. Софийский. Город Опочка и его уезд в прошлом и настоящем. 1912, стр. 205.
О достопримечательностях на берегах Сороти, сохранившихся еще к началу нашего столетия, один из посетителей этих мест пишет: «Ширь и даль без конца; красавица зеркальная Сороть с чистым, песчаным дном; густой сад с вековыми деревьями; длинный одноэтажный городской дом с чудным видом с балкона вдаль на расстилающиеся поля и деревушки, с мостом через Сороть… Очень красива часть сада, спускающаяся к реке Сороти. На берегу, на скате, старая баня. В этой бане жил Пушкин в веселое лето 1826 года с Вульфом и поэтом Языковым, и отсюда прямо спускался к реке купаться… От садовой старины, связанной с обитателями Тригорского, сохранилось немного: лужайка, вся окруженная липами, так наз. липовая зала, где, по рассказам Марии Ивановны Осиповой, часто танцевали под странствующий, заходивший сюда по временам, оркестр. Очень хороша громаднейшая ель, под которой сиживал Пушкин, да большой старый дуб, окруженный террасой со сходом, едва уже заметными ступеньками, к воротам из яблонь, от которых шла аллея». (См. В.П. Острогорский. «Пушкинский уголок земли», — «Мир Божий» 1898 г., № 9, стр. 225–226).
Кстати: теперь уж их не три, а только две; одну лет пять назад срубил староста села Михайловского и продал ее за 5 руб. на мельницу. Он уверял, что имеет на это полное право, так как дерево стояло на самой меже земли сел Тригорского с Михайловским; причем, будто бы полдерева стоит на земле сельца Михайловского. Осиротелые две сосны стоят еще: одна из них разветвлением своих стволов совершенно походит на лиру.
Как увидим из следующих моих писем, Языков провел в Тригорском лето 1826 года (с 10-го июня по 1-ое августа) и тогда ежедневно виделся с Пушкиным; воспоминание об этом времени Языков хранил до могилы.
Эти старейшины уже вырублены именно потому, что больно уже состарились.
Евпраксия Николаевна Вульф и другие обитательницы Тригорского.
Александры Ивановны Осиповой, впоследствии г-жи Беклешевой.
Вындомской, между прочим, по приказанию Корфа, изготовил помещение Для правительницы и ее семьи в Холмогорах (в архиерейском доме, принадлежавшем к Преображенскому собору), куда и прибыла Анна Леопольдовна 9-го ноября 1744 г. после крайне тягостного путешествия из Раненбурга. В 1745 г., когда Корф был отозван в Петербург, Вындомской был сделан главным помощником Гурьева в команде над оставленным при «фамилии» конвое, а 19-го марта 1746 г. высочайше повелено Гурьеву возвратиться в Петербург, а капитану Вындомскому принять дела, известных персон и команду. Он один только мог входить к «принцу» и он распоряжался всеми расходами по содержанию фамилии, на каковой предмет отпускалось от 5 т. до 6 т. руб. в год. Службой Вындомского императрица была довольна и, между прочим, в 1747 году капитан получил в награду 2 т. руб. См. «Чтения. Общ. Истории» М., 1861 г., ч. 2. Смесь, стр. 1-58; смотри также статью: «Иоанн VI Антонович» в «От. Зап.» 1866 г., № 7.
Пожалованные Вындомскому деревни находились в то время (1762 г.) в Псковском уезде; при последующих же разделениях губернии на новые уезды деревни эти отошли в Опочецкий уезд. Впоследствии указом сенату «секунд-майор Максим Вындомской произведен в генерал-майоры, и за его болезнями поведено быть в вечной отставке»; за труды его по службе Максим Вындомской пожалован: «из дворцовой воронецкой волости, в Псковском уезде деревнями, прозываемыми Егорьевская губа…» Указ сей слушан в Сенате 30 июля 1762 г.
Последний тюремщик принца Иоанна — капитан Власьев, по смерти принца, в 1764 г., также был щедро награжден; если только не ошибаюсь, он получил поместья в Смоленской губ. в Гжатском уезде.
Умер 12 февраля 1812 года; похоронен у погоста Городище в 1/2 версте от Тригорского.
О браке П. А. Вымдонской с Н. И. Вульфом сохранилось следующее замечание в воспоминаниях А. П. Керн: «Это была замечательная пара: муж нянчился с детьми, варил в шлафроке варенье, а жена гоняла на корде лошадей или читала „Римскую Историю“. Оба они, однако, были люди, достойные любви и уважения»; см. А.П. Маркова-Виноградская. «Из воспоминаний о моем детстве», — «Русский Архив» 1893 г., стр. 330.
Отец его имел большое имение в Тверской губернии, Старицкого уезда, село Малинники, с деревнями; имением этим ныне владеет Алексей Николаевич Вульф.
Ошибка: П. А. Осипова имела от него еще сыновей Михаила и Валерьяна.
Ошибка: И. С. Осипов умер 5-го февраля 1824 года и похоронен на кладбище погоста Городище.
Следует указать, что через Надежду Осиповну Пушкину, мать поэта, П. А. Осипова была в свойстве с поэтом. О его знакомстве с П. А. Осиповой М.И. Семевский в одной из своих работ, пишет: «П. А. Осипова с давнего времени была весьма близка к семейству С. Л. Пушкина, но Александра Сергеевича, кажется, узнала только с первого года по выходе его из Лицея. Молодой Пушкин скоро привязался к другу его семейства, и эта привязанность обратилась в чувство глубокой и искренной дружбы с того времени, когда поэт наш, летом 1824 года, водворен был на жительство в Михайловском или (как он любил ошибаться, называя свое местожительство) Тригорском»; (см. «Русский Архив» 1867 г. стр. 119–120).
Прасковья Александровна умерла в 1859 году; тело ее почивает близ церкви на Воронечском городище.
Интересно отметить то, что многочисленные сохранившиеся в Тригорском бумаги по управлению имением: заявления, жалобы, протесты, расчеты и учеты, весьма своеобразно рисуют Вульфа в старости, который из «геттингенского студента с вольнолюбивыми мечтами, духом пылким и восторженной речью», столь прельщавшими Пушкина и Языкова, превратился в хозяина-скопидома, на первый план поставившего заботы о своем хозяйстве и о приращении своих доходов. Кроме того, эти бумаги рисуют отношение Вульфа к реформе 1861 года, в которой он хотя и принимал активное участие в качестве члена Тверского комитета об улучшении быта помещичьих крестьян (1858 год), но на которую смотрел со своей точки зрения, слишком ревниво отстаивая свои «права» от посягательства принадлежавших ему «душ» мужеска и женска пола, в которых видел своих личных врагов. Часть бумаг, касающихся имени Вульфов и Осшювых, напечатаны приложением к статье Б. Л. Модзалевского «Поездка в Тригорское» в сборнике «Пушкин и его современники», вып. I, стр. 123–138. Отметим кстати, что даже в эти годы А. Н. Вульф «безудержно отдается удовлетворению чувственности»; со слов современников А.Н. Вульфа, М. Л. Гофман рассказывает, что в Малинниках он устроил себе гарем из 12 крепостных девушек; кроме того, он присвоил себе jus primae noctis (право первой ночи);-см. «Пушкин и его современники», вып. XXI–XXII, стр. 256.
