Стр. 150. Хоть корову избыть, а сережки купить.
Это из известной песни:
Продай, муж, корову,
Купи жене, муж, сережки (ожерелье).
Стр. 151. Царствует ум головою (Ум – царь в голове).
Стр. 152. Что замахнулся, что ударил (прибавляют: все равно).
Говорят это обыкновенно тому, кто начинает говорить, о чем-нибудь, но вдруг перестает и не хочет досказать того, о чем уже заикнулся.
Стр. 153. Что долго живешь? Чужой век заедаешь, и пр…
Это последнее выражение употребляется в другом смысле, именно, говорят: сам еле дышит, а еще жениться хочет: ну, что чужой век заедать (т. е. портить чужую долю, оставивши вдовою молодую жену)?
Стр. 153. Что плясать, только врага топтать.
Говорят: плясать – только врага (беса) тешить… Здесь совсем другая мысль, которая гораздо понятнее, чем в пословице, приведенной г. Буслаевым.
Стр. 154. Чужой мошне не будь указчик (в чужом кармане не усчитаешь).
Стр. 154. Чужой нож, не свой кус (говорят: чужой нож, не люб кус).
Стр. 156. Шуба за кафтаном тянется (говорят о 14 сентября особенно).
Эта пословица относится не только к осени, но и к весне. Осенью говорят: на Вздвиженъе кафтан с шубой сдвинулся, а весной: на Стретенъе кафтан с шубой встретился.
Стр. 157. Ежь ли, не ежъ ли, а в ежу почтут.
Странно здесь это – ежъ… откуда взялось оно?.. У нас говорят в шутку, потчуя гостя: коли сидел за столом, так все равно, ешь ли, не ешь ли, а за обед почтут…
Немного дальше у г. Буслаева опять находим: ежь, медведь, татарина…
Пословица, которая приведена и у Снегирева, только с тем важным различием, что там ешь, а не ежъ.
Стр. 158. Это не сало, потер, так и отстало (вариант: грязь не сало… Сн.: помой, так и отстало).
Стр. 159. Юром юрит (вероятно, это то же значит, что употребляемая у Нижегородцев поговорка: юлой юлит).
Стр. 161. Матушка рожь дураков всех кормит сплошь (вариант: пшеничка кормит по выбору, а рожь сплошь).
После этих немногих заметок и вариантов представляю список пословиц, которые помещены у г. Буслаева без указания на сборник Снегирева и которые между тем составляют не более, как варианты помещенных в этом сборнике. Часто различие состоит только в начальном слове, иногда в перестановке слов; есть пословицы, которые буква в букву находятся и у Снегирева, только по алфавитному порядку не совсем на месте… Эти факты заставляют предполагать, что г. Буслаев совсем не так внимательно изучал сборник Снегирева, как говорит об этом в предисловии и послесловии своего сочинения. В числе собранных им пословиц (до 3000), я, не при внимательном изучении, а при беглом сличении, отметил до 200, находящихся и у Снегирева.
Нужно при этом заметить, что варианты Снегирева нередко являются гораздо более естественными, складными и близкими к народному говору, нежели те, которые помещены у г. Буслаева.
Так как при систематическом издании пословиц (которого, может быть, мы и дождемся когда-нибудь) нужно же будет сводить в одно все разнообразные варианты, то я считаю не лишним здесь выписать параллельно все замеченные мною близкие пословицы из Снегирева и Буслаева.
После этого перечисления, без сомнения – неполного, – заметим еще, что у г. Буслаева находится также до 30 пословиц, помещенных уже в маленьком сборнике г. Афанасьева, и – что всего страннее – некоторые из них напечатаны здесь слово в слово, другие же с незначительными изменениями.
Представляем их перечень.
Наконец, следует заметить, что у самого г. Буслаева одна и та же пословица иногда повторяется два, даже три раза. Например:
Стр. 84. Вор ворует – хоть стены оставляет, а пожар все пожирает. Стр. 127. От вора, от разбойника остатки бывают, а от пожару мало что остается.
Стр. 98. Женился, как на льду обломился. Стр. 104. Как на льду обломился. Стр. 125. Обломился, как на льду.
Стр. 99. За кем жить, за тем и слыть. Стр. 104. Как жить, так и слыть.
Стр. 104. Как бешеная овца головой вертит. Стр. 104. Как круговой баран головой вертит.
Стр. 105. Как через пень колоду. Стр. 152. Через пень колоду.
Стр. 106. Когда по дороге грязь, тогда овес князь. Стр. 125. Овес говорит: топчи меня в грязь, и я буду князь.
Стр. 111. Лень мужа портит, а встань его кормит. Стр. 85. Встань мужа кормит, а лень его портит.
Стр. 117. Нашему козырю под масть. Стр. 158. Это нашему козырю в масть.
Стр. 117. Наше счастье на мосту с чашкой, и пр. Стр. ИЗ. Мое счастье на Спасском мосту с чашкой.
Стр. 118. Не береги дерева в лесе, а невесты в людях. Стр. 118. Не блюди дерева в лесе, а невесты в людях.
Стр. 122. Не суйся в волки, когда хвост телкин. Стр. 142. Суется в волки, а хвост телкин.
Стр. 150. Хоша стыдно, да сытно. Стр. 153. Что за стыд, был бы сыт.
Не находя никакой особенной цели, для которой бы г. Буслаев мог перепечатывать в своем сборнике одни и те же уже известные пословицы, мы имеем, кажется, полное право заключить, что во всех выше исчисленных случаях виноват один только недосмотр, весьма, впрочем, извинительный в подобном деле.
Вот еще несколько частных замечаний о сборнике г. Буслаева.
Некоторые пословицы приведены непонятные, а между тем объяснения на них нет. Этот упрек делали еще г. Снегиреву, и теперь он прилагается отчасти и к г. Буслаеву.
Просматривая этот сборник, нельзя также не видеть, что г. Буслаев исключительно придерживался тех старых сборников, из которых брал свои пословицы, и почти не обращал внимания на употребление их в народе. Оттого многие пословицы приведены у него в форме не народной, а книжной, – как можно отчасти видеть из всего, что было сказано выше.
Переходя теперь к сочинению г. Буслаева, которое он предпослал своему сборнику (стр. 1–64), я должен ограничиться весьма немногим, потому что толковый спор о началах и основаниях здесь невозможен, безусловного согласия тоже быть не может. Кто, в самом деле, решит нам наверное, правы или нет гадания наших ученых, основанные на созвучии слов в разных языках, на темном месте необъясненного памятника, на первоначальном, давно потерянном смысле того или другого слова, на описке писца, а иногда – кто знает! – и на ослышке или обмолвке исследователя? Кто проник в доисторическую даль славянского мира, кто отрыл сокровища, давно и глубоко зарытые в землю, загроможденные грудами чуждых, позднейших наростов, так что даже отделить новое от старого, подлинное от ложного составляет немаловажный труд?..
Нет, пока еще не исследованы вполне наши древние памятники, пока не обозрены тщательно все закоулки нашей России – в этнографическом и филологическом отношении, пока не собраны и не разобраны произведения русской народной словесности, пока не сведены в одно все факты, представляемые историею и филологиею, – до тех пор мы не можем вступать в бесплодные споры о мифическом периоде языка и истории… Теперь пока – все можно доказывать и все оспоривать, потому что нет таких фактов, пред которыми смолкло бы самое тонкое умствование, которые уничтожили бы самый ожесточенный скептицизм… Будем надеяться, что труды наших ученых, неутомимо работающих для Прояснения этого мифического тумана, осветят наконец ясно и определенно хотя то немногое, что ныне уже восстает перед нами как бы в тусклом мерцании сумерек… А теперь, удерживаясь от оспоривания главных положений г. Буслаева, я представлю еще несколько заметок, опять большею частию фактических, чтобы таким образом поставить на вид некоторые предметы, которые могут служить подкреплением мнениям г. Буслаева или же, напротив, ослаблять их.
Не придерживаясь в своих замечаниях никакой системы и не думая писать критики на всю книгу, я просто буду следовать за г. Буслаевым по страницам и, где найду нужным и возможным, буду вставлять свои замечания.
Г-н Буслаев в число пословиц принимает множество речений, которые находятся, как бы пословицы, в разных сборниках, летописях и других памятниках древней письменности. Это видно из его сборника и из того, что он говорит на 2–3 стр. своего сочинения. Но – трудно согласиться принимать пословицы в таком обширном смысле. Не гораздо ли естественнее признать за народную пословицу только то, что хранится в народе? «Слово Даниила Заточника наполнено пословицами»… Так ли? Не нравственные ли это сентенции одного человека, в которых народ виноват столько же, сколько и в позднейших присловьях, помещение которых справедливо осуждает сам г. Буслаев, говоря о сборнике Княжевича (стр. 73)? По крайней мере трудно вообразить, чтобы народ наш говорил когда-нибудь такие, например, пословицы:
Речь продолжена не добро, продолжена наволока, или:
Не видал есми неба полъстяна, ни звезд лутовяных, ни безумна мудрость глаголюще, или:
Лепши есть камень долотити, нежели зла жена учите, или железо варити.
Таких пословиц, взятых из Даниила Заточника, из сборника Царского и др., довольно много можно насчитать у г. Буслаева. Но если все подобные речения считать народными пословицами, то – раскройте только в Библии книгу Сираха или Притчей Соломона, – и вы обогатите ваш сборник еще несколькими сотнями прекрасных нравственных сентенций… Конечно, пословицы, приведенные г. Буслаевым, записаны русским человеком, в древнее время; но почему же русский человек XII, XVI, XVII веков имеет преимущество предрусским же человеком XVIII–XIX столетий, как, например, пред г. Княжевичем, который тоже записал в своем сборнике несколько пословиц, отвергаемых г. Буслаевым (стр. 73)? Здесь укажут влияние европейского образования; там можно указать влияние Византии… Можно согласиться, что дух в этих пословицах (в старых сборниках) – чисто русский; но форма?.. Разве форма народная? Или на нее не нужно обращать внимания?.. В таком случае впишите же в ваш сборник все переложения пословиц, сделанные Богдановичем, впишите и «Новые поговорки», изданные недавно г. Е. Г.
