Таким же точно образом, как не признаем мы этого названия, не признаем мы существования спора между Москвою и Петербургом. Правда, бывали прежде и бывают теперь споры между московскими и петербургскими литераторами, но так же точно, как и споры московских с московскими же и петербургских с петербургскими же литераторами; но ни Москва с Петербургом, ни Петербург с Москвою никогда и не думали спорить. Да из чего же бы им и спорить? Было время, когда Москва спорила с Тверью и Рязанью, но на то были свои исторические причины, которых теперь не существует, и время это давно прошло. Петербург и Москва – оба принадлежат России и равно дороги, важны и необходимы как ей, так и друг другу. Петербург может похвалиться перед Москвою такими хорошими сторонами, каких в ней нет, и отсутствием таких недостатков, которые в ней есть; Москва, в свою очередь, может, на достаточном основании, сделать то же самое в отношении к Петербургу. Но именно то, что, кроме общих им выгодных сторон, каждый из них имеет еще свои собственные, – это-то, самое и делает их и необходимыми и полезными друг другу и должно соединять их, вместо того чтобы разделять. Подобное отношение должно быть источником не споров, а взаимного друг на друга полезного влияния. Петербург – резиденция правительства и, в административном смысле, центральный город России, хотя и стоит на одной из ее оконечностей; Петербург – окно в Европу, посредник между Европою и Россиею. Такой роли не мог бы играть город с иностранным народонаселением, как, например, Ревель или Рига, хотя бы это был и столько же огромный, как Петербург, город. Москва – центральный город России, по географическому положению. Вся северо-восточная, восточная и южная Россия и с самим Петербургом сносится через Москву. Сверх того, Москва – город по преимуществу промышленный, торговый и, по своему университету, старейшему из русских университетов, город науки. При этом не должно упускать из виду, что Москва есть город древний, исторический, город предания, представительница народного духа. Петербург, напротив, город новый, построенный на завоеванной земле, торговая колония, разросшаяся в столицу; его почва чужда преданий; он кипит народонаселением, преимущественно наносным, приплывающим к нему изо всех концов России, большею частию чисто русским, меньшею частию обруселым иностранным. Это последнее никогда не может дать ему иностранного характера, уже по одному тому, что оно состоит из людей разных наций и вероисповеданий, и потому не представляет собою сплошной массы, которая бы могла контро-балансировать с массою русского народонаселения Петербурга. Находясь под влиянием русских законов и тем более чувствуя нравственный перевес над собою массы русского народонаселения, эти иностранцы скоро делаются почти русскими, дети же их – совершенно русские, а между тем в торговле, в ремеслах, в формах жизни они приносят с собою новые, необходимые нам элементы. Благодаря морю и пароходству Петербург отделен от Европы только тремя сутками пути, а благодаря железным дорогам, без перерыва идущим теперь от Штетина до Гавра, он ближе всех других русских городов и к Парижу и к Лондону. Через Петербург передаются России все новейшие изобретения, сделанные в Европе, по части наук, искусств, мануфактур, ремесл. Таким образом, без Петербурга Москва представляла бы только крайность народного начала, не оживляемого и не умеряемого элементами европейской жизни; а Петербург без Москвы имел бы на провинцию более административное, нежели живое нравственное и социальное влияние; потому что если Петербург есть посредник между Европою и Россиею, то Москва есть посредник между Петербургом и Россиею. Называя Петербург посредником между Европою и Россиею, мы не думаем этим сказать, что, только живя в нем, можно следить за успехами наук и искусств в Европе. Напротив, это можно делать, живя не только в Москве, но и в Тамбове, и в Саратове. Но подобное наблюдение успехов ума человеческого в Европе, вне Петербурга, возможно только для отдельных лиц, а не для масс. Можно, например, и живя в Москве, знать лучший способ кладки камней и кирпичей при строении зданий; но, говорят, при постройке кремлевского дворца и храма Спасителя в Москву было привезено из Петербурга несколько работников для научения московских мастеров надлежащему способу класть кирпич при выводе стен. Без сомнения, московские архитекторы знали, как кладется в Европе камень и кирпич; а в Петербурге мастеровые, не заботясь об Европе, умели класть кирпич, как кладут его там.
Этот простой и ничтожный, невидимому, факт показывает, какое влияние имеет Петербург, по своей близости к Европе, не на одни избранные личности, но на самую жизнь России. Его роль чисто практическая; его влияние надо искать не в одних книгах, но в нравах, в образе жизни. Его замечательнейшие учебные заведения – специальные, преимущественно технические.
Естественно, что между Петербургом и Москвою должны быть существенные различия, которые должны отразиться и в литературе разностию точек воззрения на одни и те же предметы. Из этого мог бы возникнуть даже спор, о котором говорит критик «Москвитянина». Но этого спора доселе не было, хотя и бывали споры между петербургскими и московскими литераторами. Может быть, это происходит от сильного и быстрого влияния друг на друга обоих городов. Например, было время, когда московские литераторы (разумеется некоторые) упрекали петербургских за то, что те берут деньги за свои труды, а не пишут из одной любви к литературе, и еще за то, что их журналистика отличается не направлением, не идеями, а только аккуратным, своевременным выходом книжек. Если хотите, в этом факте выразилось, более или менее, различие обоих городов; но надолго ли? Еще не успел прекратиться этот спор на перьях, как причины его уже и не существовало: в Петербурге явились журналы и с направлением и с идеями, да вдобавок и с аккуратным, своевременным выходом книжек; а в Москве так же, как и в Петербурге, стали брать деньги за литературные труды, и безденежные литературные предприятия сделались невозможны; но от этого в Москве не перевелись люди с убеждениями и идеями. В сущности же весь этот спор вышел больше из того, что одних литераторов приписали к Петербургу, других – к Москве, и по ним судили о том и другом городе. Так, например, московские журналисты, в своей полемической войне с Петербургом, имели в виду преимущественно гг. Греча, Булгарина и Воейкова и как будто забывали, что, кроме их, в Петербурге жили Крылов, Гнедич, Жуковский, Пушкин, потом Гоголь – писатели, которых, конечно, нельзя было обвинять в отсутствии направления. Пушкин с самого появления на литературное поприще продавал книгопродавцам свои сочинения за неслыханные до него цены, а между тем он не был тогда журналистом; в его поэзии не выражалось ни петербургского, ни московского направления: живя в Петербурге, он, как поэт, по своему таланту, по духу, содержанию и форме своих произведений, принадлежал не Петербургу, не Москве только, а целой России. В последнее время возникла полемика по поводу славянофильства, но это отнюдь не было спором между Петербургом и Москвою. Ссылаемся на те самые «Отечественные записки», о которых говорит, в начале статьи своей, критик «Москвитянина»: он найдет там возражения и отповеди не одному «Москвитянину» или «Московскому сборнику», но и «Маяку». Сверх того, статьи против «Москвитянина» и «Московского сборника» писаны там не одними петербургскими литераторами, но и московскими; так, например, в нынешнем году напечатана там была статья московского профессора г. Грановского, в опровержение статьи г. Хомякова, помещенной в «Московском сборнике» на 1847 год; в возникшем затем споре возражения г. Хомякова печатались в «Московском городском листке», а возражения г. Грановского в «Московских ведомостях».{9} Где ж тут спор Петербурга с Москвою! Тут столько же спор Петербурга с Петербургом и Москвы с Москвою, сколько и Петербурга с Москвою. Нет, как ни хлопочите, а никак не удастся вам обыкновенные литературные споры превратить в какую-то борьбу двух городов, и еще менее успеете вы смешать с Москвою какой-нибудь литературный кружок. Москва велика, и как ни надувайтесь, а все с нее не будете ростом, только повредите вашему здоровью и будете смешны…
Бывали когда-то в некоторых петербургских журналах насмешки над Москвою, а в московских что-то вроде не совсем приязненных выходок против Петербурга. Но подобный спор мог быть только плодом юношеского, незрелого состояния нашей литературы и нашей общественной образованности. Теперь, слава богу, по крайней мере в петербургских журналах вовсе вышли из употребления наезднические возгласы против Москвы, и в патетическом и в ироническом духе. Со стороны московских литераторов (по крайней мере можно смело поручиться за тех, которые не разделяют так называемого «московского направления») тоже не видно никаких предубеждений против Петербурга. Все совершеннолетние давно уже предоставили подобные споры о превосходстве одной столицы перед другою детям, юношам и энтузиастам. И хорошо сделали, потому что в таких спорах играли главную роль не Москва и Петербург, а маленькое самолюбие спорщиков: каждый хотел возвысить украшенный его присутствием город насчет другого… Там же, где к самолюбию примешивался фанатизм теорий, не видно было ни малейшего знания ни того города, который превозносился, ни того, который приносился ему в жертву. Короче, это был спор детский, ребяческий. Петербургские журналы действительно подтрунивали над мурмолками, а московские журналы точно не подтрунивали над ними; но это не потому, чтоб мурмолки были смешны только в Петербурге, в Москве же были бы не смешны, а опять-таки потому только, что в Москве всего на все один журнал, да и тот родственный мурмолкам. А что над ними смеялись петербургские журналы – в этом нет ничего предосудительного для петербургских журналов…
