А г. Курочкин перевел это стихами:
Пусть злые люди к людям строги,
Отец небесный справедлив.
Точно такие изменения сделаны в переводе всей пьесы. Даже самые сильные стихи перевода:
И если в небе торжествует
Свет вечной правды – для чего?
Зачем? Когда не существует
Ни злых, ни добрых для него… —
и эти стихи все еще слишком слабы, слишком смягчены в сравнении с силою основной мысли подлинника. Впрочем, в большей части подобных случаев мы не обвиняем г. Курочкина: его перевод назначался для русской публики и потому, кроме личного искусства переводчика, требовал еще соблюдения некоторых других условий, не существовавших для французского поэта{9}.
Вообще переводы г. Курочкина кажутся для русского читателя хороши, сильны, свободны, если их не сравнивать с подлинником. Но сравнение, разумеется, тотчас дает видеть, как трудно еще современному русскому поэту возвыситься до той силы и энергии выражения, какою обладает Беранже. Вот, например, куплет из песни «Соловьи»;
Улетайте далеко-далеко
От рабов, к вашим песням глухих,
Заковавшихся с целью жестокой —
Заковать в те же цепи других.
Пусть поет гимны лести голодной
Хор корыстью измученных слуг…
Я, как вы, распеваю свободно…
Соловьи, услаждайте мой слух…
По-видимому, стихи эти очень сильно и очень ясно выражают идею; но сравните с ними тот же куплет по-французски, и вы увидите, что в последних четырех стихах допущена неопределенность, которой нет в подлиннике.
[Вот этот куплет по-французски:
Vous qui redoutez lesclavage,
Ah, refusez vos tendres airs
A ces nobles qui, d'age en аge,
Pour en donner portent des fers.
Tandis qu'ils veillent en silence,
Debout, aupres du lit d'un roi,
C'est la liberie que j'encense:
Doux rossignols, chantez pour moi.] [14]
Подобное смягчение находим в некоторых стихах пьесы «Мое призвание». Например, стихи:
Le char de l'opulence
L'eclabousse en passant;
J'eprouve l'insolence
Du riche et du puissant;
De leur morgue tranchante
Rien ne nous garantit [15], —
переведены у г. Курочкина следующими стихами:
Мне наглым блеском жжет
Глаза богач спесивый.
Гнетет меня, гнетет
Вельможа горделивый;
И злоба и порок
Кишат передо мною.
В первых стихах является наглый блеск вместо брызгов грязи, в последних поставлена бесцветная и даже тривиальная фраза вместо сильного и резкого выражения подлинника [«от их наглой надменности ничто не ограждает нас»].
Еще чувствительнее изменение смысла в переводе стихов:
La liberte m'enchante,
Mais j'ai grand appetit [16], —
стихами:
В оковах изнемог
Измученный, больной.
Здесь в переводе нет даже тени подлинника, не сохранено даже ни малейшего намека на мысль, заключающуюся во французских стихах.
Некоторые из переводов г. Курочкина представляют просто переделки Беранже, не всегда удачные. Например, в стихотворении «Если б я был птичкой!» есть у г. Курочкина следующий куплет:
Чуя в воздухе страданья
И потоки слез,
Я бы на берег изгнанья
Мира весть принес.
Царь Саул бы в звуках хора
Дух унынья и раздора
И свой гнев забыл.
Я летал бы скоро-скоро,
Если б птичкой был.
Кто в этом куплете узнает следующие стихи подлинника?
Puis voulant rendre sensible
Un roi, qui fuirait l'ennui,
Sur un olivier paisible
J'irais chanter pres de lui.
Puis j'irais jusqu'ou s'abrite
Quelque iamille proscrite,
Porter de l'arbre un rameau.
Le volerais vite, vite, vite,
Si j'etais petit oiseau [17].
В этой же пьесе есть у Беранже стихи:
Puis j'irais charmer Termite
Qui, sans vendre l'eau benite,
Donne au pauvre son manteau [18].
У г. Курочкина эти стихи изменены, не совсем удачно, таким образом:
Где пустынник в чаще бора,
Не спуская с неба взора,
Братьев не забыл.
В некоторых пьесах г. Курочкин совершенно напрасно вставлял в пьесы Беранже некоторые руссизмы. Особенно неловко вышло это в пьесе «Кукольная комедия». Начинается эта песнь тем, что
Шел некогда корабль из Африки далекой;
На рынок негров вез британец, капитан.
Капитан этот вздумал забавлять негров марионетками, и в марионетках вдруг является у г. Курочкина Петрушка, а потом
К Петрушке будочник откуда ни явись…
В подлиннике, конечно, вместо Петрушки Polichinel, а вместо будочника monsieur le commissaire [19]. Вся пьеса у Беранже выдержана превосходно; г. Курочкин испортил ее своею переделкою. Просто перевести ее было бы гораздо лучше; особенно надобно заметить это о заключительных стихах, с которыми, несмотря на все старания, г. Курочкин никак не мог справиться.
Иногда не совсем выдерживается в переводе характер подлинника. Например, всеми замеченный у нас перевод пьесы «Le senateur»[20] (у г. Курочкина «Добрый знакомый») испорчен несколькими неудачными отклонениями и особенно концом. В подлиннике муж является до конца простодушным, доверчивым человеком и ни одним словом не выказывает, чтоб у него в душе были подозрения. В переводе тонкие черты подлинника заменены более крупными и отчасти грубоватыми, так что муж довольно ясно уже является низким подлецом, заведомо продающим свою жену. Напр., в подлиннике говорится: «Если меня после обеда задержит дома дурная погода, он обязательно предлагает мне воспользоваться его экипажем». У г. Курочкина же граф бесцеремонно выживает из дому мужа:
А что за тонкость обращенья!
Приедет вечером, сидит…
«Что вы всё дома, без движенья!
Вам нужно воздух», – говорит.
– Погода, граф, весьма дурная…
«Да мы карету вам дадим».
Далее в подлиннике рассказывается: «Раз вечером он увез нас к себе в деревню. Там он запоил меня шампанским, так что уж Розе пришлось спать одной… Но мне отвели, божусь, лучшую постель во всем доме». Историю эту у г. Курочкина муж рассказывает с краткостью, несколько подозрительно:
Жена уснула в спальне дамской,
Я – в лучшей комнате мужской…
Такое же впечатление производят в следующем куплете стихи перевода:
Крестить назвался непременно,
Когда господь мне сына дал.
В подлиннике не он назвался, а сам отец его позвал в крестные отцы.
Но всего хуже конец. В подлиннике он имеет такой вид: «Я с ним запанибрата и шучу с ним очень смело. Раз я до того расшутился, что сказал ему за десертом: «А ведь знаете что, – я уверен, что многие думают, будто вы мне рога приставляете». Шутка эта окончательно рисует перед нами этого добродушного и слепого мужа. Что же сделал из нее г. Курочкин? Вот как перевел он последний куплет:
А как он мил, когда он в духе!
Ведь я за рюмкою вина
Хватил однажды: «Ходят слухи,
Что будто, граф… моя жена…
Граф, говорю, приобретая…
Трудясь… я должен быть слепым…»
Да, ослепит и честь такая!
Ведь я червяк в сравненье с ним.
Очевидно, что здесь муж является уже не тем, чем он представляется у Беранже, и изменение, по нашему мнению, сделано не в пользу перевода. Русские читатели могут убедиться в этом даже сравнением перевода г. Курочкина с переводом г. Д. Ленского{10}.
Впрочем, мы должны заметить, что такие уклонения от существенного смысла подлинника г. Курочкин позволяет себе довольно редко. Большею частию переводы его верно воспроизводят то общее впечатление, какое оставляется в читателе пьесою Беранже. Есть у г. Курочкина несколько пьес, переведенных необыкновенно удачно; даже рефрены очень хорошо удаются ему. Довольно указать на известную всем пьесу «Как яблочко румян», чтобы дать понятие о той ловкости и легкости стиха, какою владеет г. Курочкин. Как переводчик Беранже, г. Курочкин приобрел уже известность в публике, и известность эта вполне заслужена. Если он и не возвышается иногда до силы и грации беранжеровского стиха, то это отчасти неизбежно во всяком переводе, а отчасти даже могло и не зависеть прямо от таланта переводчика, а быть следствием других условий, в которых он вовсе не виноват{11}. Во всяком случае, не говоря уже о том, что г. Курочкин лучший у нас переводчик Беранже, надобно сказать, что переводы его принадлежат к числу лучших поэтических переводов, существующих в русской литературе.
изящные остроты (франц.). – Ред.
«Вакханка», «Добрый папа», «Реликвии», «Старый холостяк», «Добрый бог» (франц.). – Ред.
вдвойне (франц.). – Ред.
«Народ – это моя муза» (франц.). – Ред.
«Совет бельгийцам» (франц.). – Ред.
Не служи ничему, кроме него. Его дело свято; он страдает, и всякий великий человек есть посланник божий для блага народа.
