Какъ по отношенію влюбленности, такъ и къ поэзіи – воображеніе обоюдоострое оружіе, но оно не подлежитъ безусловному осужденію. Сцена мастеровыхъ, разыгрывающихъ интермедію о Пирамѣ и Ѳисби, представляетъ обратный случай по сравненію съ исторіей Титаніи и Основы, и поэтому стоитъ въ интимной, органической связи съ сюжетомъ драмы. Въ самомъ дѣлѣ, если Титанія «воображеніемъ» облагораживала несчастный предметъ своей страсти, то, какъ личность, она представляется живымъ контрастомъ Основѣ: это воплощенное изящество, красота и грація, которыя стремятся поднять до себя воплощеніе грубости и глупости. Обратно этому мы видимъ изящную и поэтическую легенду о Пирамѣ и Ѳисби, приниженную и искаженную въ уровень съ ограниченнымъ кругозоромъ грубыхъ и необразованныхъ людей, которые безсознательно впадаютъ въ пародію, оставаясь вполнѣ серьезными въ своихъ намѣреніяхъ. Воображеніе покрываетъ ихъ невольный самообманъ и поддерживаетъ въ нихъ иллюзіи относительно собственныхъ талантовъ, какъ у Титаніи относительно мнимыхъ достоинствъ Основы. Не кроется ли въ этой пародіи на драматическое представленіе какого нибудь личнаго предубежденія автора противъ «грубой черни», которую онъ выводилъ на смѣхъ, какъ впослѣдствіи заклеймилъ ее презрѣніемъ въ Каллибанѣ? Наврядъ, хотя, конечно, въ общемъ Шекспиръ отнюдь не можетъ быть подверженъ упреку въ излишнемъ пристрастіи къ толпѣ. Но въ данномъ случаѣ нельзя не усмотрѣть нѣкоторой аналогіи отзыва Тезея, по поводу игры исполнителей интермедіи, съ замечаніемъ Гамлета по поводу искренняго одушевленія актера, прочитавшаго монологъ. Знаменитое выраженіе: – «что ему Гекуба, что онъ Гекубѣ?» устанавливаетъ силу воображенія, благодаря которому актеръ могъ прочувствовать свой монологъ въ такой степени, что голосъ его дрожалъ и слезы показались на глазахъ. А главное, что, усвоивъ данную вымышленную ситуацію, актеръ такъ близко принялъ ее къ сердцу, что говорилъ искренне, точно отъ своего лица. Бѣдные мастеровые-любители очень далеки отъ такого искусства перваго актера въ «Гамлетѣ», которое произвело впечатлѣніе даже на Полонія. Однако, Тезей предупреждаетъ насмѣшки по поводу ихъ исполненія замечаніемъ Ипполитѣ:
Коль бѣдное стараніе безсильно,
То чистое усердье выкупаетъ
Невольный неуспѣхъ.
Тезей напоминаетъ, что иное молчаніе, происходящее отъ искренняго смущенія, отъ «пугливаго усердія» доставляетъ больше удовлетворенія, чѣмъ «дерзкое», т. е. напускное, краснорѣчіе находчиваго смѣльчака:
Признаюся,
Что, по моимъ понятіямъ, любовь
При языкѣ простомъ чистосердечья
Всегда сильнѣе сердцу говоритъ.
Итакъ, неумѣлое искусство, какъ несчастная любовь, могутъ быть скрашены чистосердечіемъ. Конечно, отъ этого чистосердечья исполненіе пьесы мастеровыми не становится лучшимъ, какъ чистосердечье Титаніи не можетъ придать Основѣ достоинствъ, которыхъ онъ лишенъ. Но искренность усердья неумѣлыхъ служителей Мельпомены все же отклонила глумленіе надъ ними и вызвала у Тезея слова снисхожденья. И Оберонъ не глумится надъ Титаніей[11]: онъ поспѣшилъ снять съ нея чары, какъ только получилъ искомое, т. е. какъ только заставилъ Титанію отрѣшиться отъ ея прежняго пристрастія къ индійскому мальчику, служившему поводомъ ихъ ссоры. Одно только шутливое замѣчаніе Оберона послѣ пробужденія Титаніи: «Вотъ здѣсь лежитъ твой милый» – служитъ напоминаніемъ о томъ, что произошло. Но, какъ уже было замѣчено, не столько въ фантастическихъ дѣйствующихъ лицахъ «Сна», сколько у живыхъ людей пьесы Шекспира психологія этого великаго знатока человѣческаго сердца глубже и тоньше имъ соблюдена. Для исторіи его творчества, было бы не безъинтересно принять во вниманіе аналогію первой сцены – Эгея и Герміи передъ судомъ Тезея – съ появленіемъ Брабанціо и Отелло передъ совѣтомъ дожа въ «Отелло». Но дальнѣйшія соображенія по исторіи творчества Шекспира и по отношенію настоящей пьесы къ другимъ его произведеніямъ (особенно къ «Бурѣ», которая во многомъ является какъ бы естественнымъ приростомъ къ «Сну въ Иванову ночь») отвлекли бы насъ слишкомъ въ сторону. Если Шекспира не разъ сравнивали по глубинѣ и ширинѣ его творческаго генія съ моремъ, то небольшой заливъ, образованный этимъ моремъ, обладаетъ многими свойствами стихіи, съ которой онъ остается въ органической связи. И въ заливъ вливаются тѣ же волны, хотя не столь грозныя и величавыя, какъ въ безбрежномъ просторѣ океана. Онѣ мельче дробятся, кажутся прозрачнѣе, выкатываясь на песчаный берегъ, но льются изъ той же глубины; и въ настоящемъ случаѣ Шекспиръ далъ намъ почувствовать эту глубину, подъ красивыми и фантастическими завитками прибрежной пѣны, глубину – въ томъ значеніи, которое онъ сумѣлъ придать безкорыстію въ любви и чистосердечной искренности чувства.
Horace Howard Furness, A New variorum edition of Shakespeare. Въ этомъ изданіи собранъ богатый матерьялъ комментаріевъ къ Шекспиру. Въ послѣдующемъ изложеніи тѣ ссылки, которыя не оговорены особо, съ указаніемъ источника, относятся къ десятому тому изданія Фурнесса.
William Shekespeare, Sein Leben und seine Werke von Sidney Lee, – durchgesehen und eingeleitet von professor Dr. Rich. Wülker, Leipzig. 1901. Объ отношеніи этого editio princeps къ двумъ послѣдующімъ (второе безъ означ. года, третье 1623 г.) см. статьи Крауза: Die drei ältesten Drücke des Sommernachtstraum, въ Jahrb. der deutsch. Shakesp. Geselschaft, XXI Ihg, 1886 г.
Другое высказанное предположеніе, по которому въ аломъ цвѣткѣ усматривался намекъ на Марію Стюартъ, нынѣ оставлено по совершенной неубѣдительности.
Статья Гальпина выше указана.
Объ этомъ романѣ см. статью г. Гастона Париса, въ "Poemes et legendes du Moyen-âge, изд. Societê d'edition artistique, 1900. Paris.
Другая, раньше предложенная этимологія имени Оберона отъ alba (aube: заря), нынѣ оставлена, какъ маловѣроятная, и напрасно выдается Брандесомъ, какъ вполнѣ установленная.
По англійски пукъ (puck) – домовой, кобольдъ.
Alfred Mezi?res, Shakespeare, гл. I.
Недавно С. А. Венгеровъ (въ V т. изданія соч. Бѣлинскаго) установилъ, что этотъ терминъ впервые пущенъ былъ у насъ въ оборотъ именно Бѣлинскимъ, при чемъ комментаторъ вполнѣ правильно оспариваетъ научное значеніе чисто-полемическаго эпитета, созданнаго Бѣлинскимъ.
Цитируемъ по переводу Л. Поливанова.
Превращеніе Основы – продѣлка Пука.
Тексты собраны J. O. Halliweli'емъ въ его изданіи: «Illustration of the fairy mythology of Shakespeare». Напечатано англійск. шекспировскимъ обществомъ, въ 1845–1853 г. г. съ приложеніемъ статьи Гальпина (Rev. N. J. Halpin) – «Oberon's vision», о которой рѣчь ниже.
Въ числѣ предложенныхъ намековъ въ пьесѣ на современныя Шекспиру обстоятельства общественной жизни указанъ стихъ:
"Скорбь трижды трехъ прекрасныхъ музъ о смерти,
Постигнувшей науку въ нищетѣ".
Это заглавіе одного изъ произведеній, предложенныхъ Тезею на выборъ Филостратомъ, въ спискѣ приготовленныхъ развлеченій ко дню свадьбы. Тезей замѣчаетъ:
"Тутъ тонкая и старая сатира:
На брачномъ торжествѣ ей мѣста нѣтъ!"
Приведенное заглавіе принимаютъ какъ намекъ на стихотвореніе Спенсера: «Слезы музъ», написанное около 1591 года. По другому объясненію (Knight'a), оно скорѣе относится къ смерти Роберта Грина, поэта, скончавшагося въ 1592 г. въ большой бѣдности, почти въ нищетѣ. Наконецъ, Флей (Fleay) замѣтилъ, что данное мѣсто въ равной степени можетъ быть примѣнено и къ Спенсеру и къ Грину, или къ обоимъ вмѣстѣ. (Сводъ мнѣній см. у Фернесса, О. с.).
