Прошел металлургическую «лестницу» с самого низу. Пытливый ум, чувство нового. Как хозяйственный руководитель рос с Кузнецком, с Магниткой…
Добрая душа, но не улыбчив. Если очень смешно и весело, вдруг прорвется детским смехом, хохочет. Нависающие брови, густые, темные. Глаза большие, сидят глубоко в орбитах…»
Столь же подробно, с множеством тонких деталей Фадеев записывает биографии и характеристики многих магнитогорцев — А. Ф. Борисова, К. И. Бурцева, Ф. Д. Воронова и других.
В этих записях, во всей огромной подготовительной работе ощущаешь горячее стремление писателя раскрыть богатый духовный мир героев, широту их взглядов, масштабность интересов. Магнитогорские записи являлись для него бесценным материалом.
«Магнитогорский комбинат, — говорил Фадеев, обращаясь к магнитогорцам в день 20-летия комбината, — является предметом гордости всего советского народа. Он служит образцом технического прогресса для всей нашей социалистической индустрии. Новаторская мысль его рабочих и инженеров, направляемая партией, движет вперед развитие всей советской металлургии…
Гигантский коллектив под руководством партийной организации сплочен в единое целое, любит свой завод, преисполнен чувства патриотической гордости и жадно рвется к нашей передовой советской культуре…»
4Вспоминается начало октября 1954 года. Фадеев в редакции «Челябинского рабочего» читает нам, сотрудникам газеты, главы из «Черной металлургии». Просим Александра Александровича дать добро на опубликование в газете этих глав. Наконец уговорили.
В книге С. Преображенского приводится такая деталь: «Рассказывают, что когда писатель подписывал оттиск «Челябинского рабочего», где впервые была напечатана «Домашняя хозяйка», он задумался, а потом сказал:
— Видно, суждено этой главе появиться на свет сперва здесь, в Челябинске, а потом в Москве… Тут она писалась, пусть тут и прочтет ее первый рабочий читатель!»
Как свидетель и участник этой беседы с А. А. Фадеевым, могу подтвердить, что именно так это и было. В течение нескольких дней (6, 7, 10 и 17 октября 1954 года) были опубликованы в «Челябинском рабочем» подглавки из нового романа «Черная металлургия».
Никто и подумать тогда не мог, что задуманному не суждено свершиться, что песня останется недопетой. Увы, роман так и остался неоконченным: были опубликованы только первые восемь глав.
Что же случилось с романом?
Сначала вмешалась долгая и изнурительная болезнь — она замедлила работу, спутала все планы писателя.
Затем, говоря о «кризисе» своего романа, Фадеев признает в одном из своих писем: «Я задумывал, сочинял и начинал писать в 51—52 годах, когда многие вопросы стояли, вернее, выглядели по-иному, чем сегодня». В другом письме: «Как выражаются ныне, «погорел» основной сюжетный стержень с большинством героев, движущих и развивающих эту его главную линию».
Писатель пытается огромным напряжением сил и воли преодолеть трудности. Он был на пути к новому подъему. Однако смерть писателя оборвала все.
Да, песня осталась недопетой. Но и то, что оставил нам Фадеев — первые главы «Черной металлургии», все его заготовки, размышления, тетради — служит вдохновляющим примером целеустремленности, глубокой партийности писателя сильной мысли и таланта, его страстного стремления прославить трудовой подвиг советского народа.
Лидия Гальцева
„МАТЕРИК, СОЗДАННЫЙ ТОБОЙ…“
(По страницам писем и записных книжек Б. А. Ручьева)
Кандидат филологических наук.
Мы оба историей стали,
хотя и не равен наш век:
ты — мир из бетона и стали,
я — мастер твой, но человек.
По праву всего поколенья,
что было твоим целиком,
я стал твоим слухом и зреньем
и верным твоим языком…
Именно эти литые строки одного из стихотворений Бориса Ручьева приходят на память в дни, когда любимый и многократно воспетый им город отмечает свой полувековой юбилей.
От «костров, до утра не гасимых», от «палатки с зеленым оконцем», от первых котлованов и рабочих площадок до высот индустриальной твердыни, «поднявшейся над всею злобой вражьей стальной творимой вечно высотой» — все важнейшие этапы в жизни рабочего города Магнитогорска вдохновенно и крылато воспела муза Бориса Ручьева. Оставаясь главным мотивом творчества поэта, Магнитка до конца жизни была неиссякаемым источником его поэтического вдохновения. «Для меня это самый родной город. Во всех отношениях… — признавался Борис Ручьев в письме к томскому писателю Сергею Заплавному от 4 июля 1969 года. — Иногда меня спрашивают, почему я не переберусь в столицу? Что на это ответить? Я Москву не строил, приезжаю туда с охотой, но в Магнитогорск тянет, как магнитом (недаром он железный!). Потому что здесь начинал, здесь чувствую себя на своем месте. Плохо, когда у человека нет своего места. Особенно для писателя. Постоянство — великое дело».
Магнитка, как видим, по-человечески была очень близка и дорога поэту, ибо с ней связано самое сокровенное — начало жизни, начало трудовой и поэтической деятельности. Здесь, «на штурмах бетонного века», складывался и закалялся характер ровесника первых пятилеток, который в позднейших испытаниях на стойкость подтвердил крепость этой закалки.
И, наконец, в этой сыновней любви и преданности проявлялись гражданские, патриотические чувства Бориса Ручьева: Магнитогорск стал для него олицетворением Родины. В своем дневнике незадолго до смерти он запишет: «Родина — еще не та земля, на которой ты родился, а материк, созданный тобой, который заодно и тебя заново создал».
И дневниковая запись, и строки из письма Бориса Ручьева воспринимаются ныне как документы большой человечьей силы. Живо, ярко и достоверно воссоздают они образ Поэта, судьба которого стала неотделимой от истории легендарного города. Не случайно поэтому выход первого двухтомного собрания сочинений Б. А. Ручьева (ЮУКИ, 1978—1979) составители и издатели приурочили к 50-летию Магнитогорска.
Впервые собраны воедино и представлены в этом издании статьи, заметки, рецензии и выступления Б. А. Ручьева, значительно расширяющие и обогащающие наше представление о поэте.
Большой интерес читателей вызвали письма Ручьева к М. Гроссману, М. Срубщик и Е. Майкову, вошедшие в книгу воспоминаний о поэте «Встреча с другом» (1976).
В наше время интерес ученых-исследователей, любителей и почитателей книги к эпистолярному жанру необычайно возрос. И понять этот интерес можно. Ведь в переписке писателя нередко раскрываются его литературные, философские, эстетические взгляды; многие конкретные факты его биографии, имеющие литературное значение; степень участия писателя в литературной и общественной жизни. Письма писателя помогают нам войти в его лабораторию и постичь замыслы писателя; посмотреть на изображенные в его произведениях события и героев глазами автора; разобраться в художественной структуре произведений; понять смысловую и идейную нагрузку того или иного художественного образа и т. д.
Переписка с писателями составляет большую часть собранного эпистолярного наследия Бориса Ручьева. Она отмечена огромной любовью к родной литературе, полна внимания и уважения к писательскому труду, к труду товарищей по перу. Прежде всего, в этих письмах обращают на себя внимание отмеченные устойчивым постоянством взгляды поэта на свое призвание, на поэтический труд как дело всей жизни. Своими высокими нравственными идеалами, верностью раз и навсегда избранному пути, цельностью и ясностью натуры Борис Ручьев являл собою в нашей литературе пример писателя-борца, писателя-гражданина и патриота.
Уже в 30-х годах Ручьев был одним из самых популярных комсомольских поэтов Урала. Первая книга его стихов «Вторая родина» (1933) стала заметным событием в литературной жизни не только нашего края, а получила широкое общественное признание. Молодой поэт был избран делегатом I Всесоюзного съезда советских писателей, где его творчество получило высокую оценку, и он в числе первых был принят в только что организованный Союз писателей СССР.
Слушатель первых Малеевских курсов комсомольских писателей, студент Литературного института, активнейший сотрудник уральских газет и журналов, член оргкомитета по созданию Челябинской писательской организации, Борис Ручьев перед гробом А. М. Горького произносит клятву верности лучшим традициям русской реалистической литературы, верности заветам одного из корифеев литературы социалистического реализма.
«Кто из нас, молодых советских писателей, рождением лучших своих произведений не обязан Алексею Максимовичу Горькому? Кто забудет, как Алексей Максимович повседневно учил нас жить и работать? Его жизнь, слова, книги светят нам несгорающим сердцем Данко», — писал он в эти дни. И перед гробом великого писателя молодой поэт поклялся стать Соколом.
