class="p1">Вообще, порядок жизни полов переходит в беспорядок, когда чисто-экономические интересы задерживают или нарушают развитие основного принципа. Этот нами установленный принцип состоит в том, что женский мир прежде всего должен позаботиться о себе сам и поискать профессиональных занятий в своей собственной области. Чтобы привести два главных примера, упомянем, что если девушка учится только у женщины и женщины пользуются врачебными услугами только женщин, то не только отпадет много противонравственного, но растет и женственность вследствие прогресса в разделении полов. Разделение обеих сфер здесь так же необходимо, как и вообще приличные общественные отношения, поскольку последние обеспечиваются взаимным старанием не переходить границ пристойности. Мир женщин должен стать более свободным; но для этой цели в его собственном царстве должны быть созданы еще многие благоприятные условия.
И экономические вопросы должны упроститься, если вместо того, чтобы допускать всевозможную конкуренцию полов, по возможности разграничат обе области. Тогда только уничтожится отвратительная борьба, когда предварительно и сообразно с природой вещей будет решен вопрос разграничения сфер деятельности. Конечно, такое решение также приведет в движение взаимные противоположности. Мужчины не пожелают поступиться своими занятиями; по старому обычаю, они будут стараться, несмотря ни на что, по возможности для себя одних удержать не свойственные им, по указанному выше принципу, функции. Но раз этот спор будет решен общественным или – что мы считаем более вероятным – законодательным способом, то будет покончено с раздорами, и в отвратительной путанице отношений, поистине служащей не к чести человечества, должно будет наступить успокоение. Потребное упорядочение дела в главном осуществится тем, что мужчины очутятся в предписанном для них русле. Если я говорю просто мужчины, то я разумею, конечно, только профессиональных конкурентов женщин; ибо, исходя из нравственных и правовых воззрений, весь остальной мужской мир, мужья и отцы – раз они удостоверятся в истинности указанной идеи и научатся понимать благополучие своей семьи – сами должны желать, чтобы врачи-мужчины не прикасались к телу их жен и чтобы их дочери были избавлены от учителей-мужчин.
8. Женская профессиональная конкуренция отклонилась на ординарный и ложный путь потому, что еврейки и дружественная им свита самым бесцеремонным образом навязались здесь в качестве почти единственных дельцов-агитаторш. Этот еврейский характер представляет собой наиболее отвратительное явление из всего того, что связано с феминизмом. Женская демагогия прибавляет еще к мужской добрую долю столь несвойственной женщине наглости; эта демагогия уже вполне на пути к тому, чтобы разрушить всякую подлинную женственность и всякое женственное приличие. Демагогия женщин укореняется во всех классах и этим отличается от демагогии широких масс. Поскольку дело идет только о специальных профессиях, самые широкие слои пока еще не идут в счет. Что в феминизме особенно противно, так это подчинение всего движения еврейской погоне за общественными и прочими местами. Получение дипломов и аналогичных мужских привилегий делается почти исключительной целью. Все это – просто еврейское стремление к гешефту и ничего больше. К докторам, например, прибавляются докторши, к адвокатам – иногда уже и адвокатши. Но нимало не думают о том, чтобы создать собственные условия для предварительного образования, которое было бы лучше, нежели образование мужчин, перегруженное старым хламом и так неловко, как только возможно, справляющееся с теоретическими и практическими задачами.
Вступление женщин в конкуренцию с мужчинами, вплоть до научных профессий, могло бы дать возможность проложить новые пути и отбросить многое из устарелых традиций. Но к чему-либо подобному современный феминизм, разумеется, неспособен. Где дело делают евреи, там не делается собственно ничего, кроме обыкновенных дрянных вещей. Поэтому можно сказать, что женские ценности идут ходко… на феминистической бирже. Справедливая ценность, как мы ее понимаем, разумеется, не может там приниматься в расчет. Ведение дела там – самое ординарное, какое только можно вообразить, и общего руководительства, которое имело бы в виду лучшие цели, не имеется. Еврейки желают извлекать из движения профит и сделать преимущественно себя самих важными особами; отсюда делается понятным все. Как агентши по продаже женских услуг, они фигурируют всюду и облагают данью по возможности обе стороны, т. е. ту, что ищет сил, и ту, что желает поместить свои силы.
Как в высших, так и в низших профессиях получилось почти одно и то же. Всюду связи и обстоятельства являются предметами торговли, которая поддерживается еврейскими влияниями и пускается в ход для того, чтобы нахально пробраться как можно больше вперед. И университетские цехи с их устарелостью и оевреением стали достаточно феминистичны вследствие еврейской солидарности обоего пола, даже там, где они могли бы помешать этому. Что же выходит? Ничего, кроме второго, женского, издания устаревшего и испорченного хлама, т. е. вместо освежения и улучшения – только обезьянье, притом еще более слабое, воспроизведение. Одна дряблая хилость – вот что распространяется, и еврейская или гебраизированная погоня за профессиями со стороны женщин вносит сюда свою добрую лепту, чтобы докончить испорченность так называемой науки, особенно в медицинском жанре, и оправдать наше выражение «проституированная наука» еще в другом смысле, более близком к буквальному.
Как ни справедлива сама по себе известная доля участия женщин в различных специальных профессиях, все же то, что теперь происходит, несмотря на кажущуюся внешность, не является подлинным историческим прогрессом, но скорее гниением. Женский мир втягивается в традиционную игру конкуренции, притом в самых отвратительных её формах, и теряет ту нетронутость и социальную целостность, которые ему были присущи. Вследствие исторической традиции слабо вооруженный, женский мир при данных обстоятельствах и обыкновенными средствами не может провести в жизнь справедливой оценки своих сил. Прежде совершенно исключенная из активной жизни, женщина находит сравнительно мало для себя средств к существованию. В тех средствах, которые она делит с мужчинами, меркой, в качестве максимума, оказывается ценность мужских услуг, отягощенная исторически всякой несправедливостью и потому – поддельная. Чтобы достигнуть частичного успеха, женское предложение должно идти значительно ниже этого максимума. К тому же отношение предложения женских услуг к предложению свободных мест велико и дальше будет делаться все больше и больше. Когда уменьшаются шансы на замужество, лица женского пола все более и более принуждены бывают к захвату профессий, и потому понижающее цены предложение должно увеличиваться, и не только вследствие излишка населения. Наоборот, если бы общие отношения пришли в более справедливый порядок, т. е. если бы семейное призвание женщины твердо удерживалось, как высшая норма, то профессиональный феминизм мог бы иметь только задачу восполнения второстепенных недочетов. Профессиональные занятия служили бы тогда только помощью во время незамужества, и само незамужество встречалось бы менее часто. При таких обстоятельствах получилась бы возможность повысить экономическую ценность женской работы там, где она по природе вещей необходима. Только такое установление ценности могло бы назваться справедливым, ибо
