Не отставали от американских «вещателей» и немецкие буржуазные журналисты, кричавшие со страниц журналов то же самое, что провозглашали заокеанские воротилы индустриальных и печатных концернов. Значит, глубоко ранило слово советского поэта, без промаха било в цель!
Поездка на Урал сблизила поэта с нашим краем. Д. Бедный и позднее отзывается на важнейшие события в жизни уральцев. Он радуется трудовой поступи Урала, и как только ему становится известно о завершении строительства Челябинского тракторного завода, он пишет в «Правде»:
Еще одна в родном краю
Твердыня новая в строю.
Труду, упорству и талантам,
Бойцам, ударникам,
гигантам,
Героям тракторных побед
Восторги наши и привет!{63}
Не забывает поэт и Магнитку, внимательно следит за успехами магнитогорцев. Появляется в «Правде» письмо ударников Магнитостроя, обратившихся к правительству с просьбой выпустить заем второго года пятилетки, и Д. Бедный оперативно отзывается большим стихотворением «Даем!». Поэт взволнован воззванием, перед ним живо встают картины встреч с рабочими гигантской стройки, и он напоминает всем советским людям об ее великом значении в жизни страны.
Магнитострой — он только часть
Работы нашей, но какая!
Явил он творческую страсть,
Себя и нас и нашу власть
Призывным словом понукая{64}.
Свои раздумья о Магнитострое поэт пересказывает во многих строчках стихотворения. Призывно звучит концовка:
Сигнал великий подала
Нам пролетарская Магнитка.
Мы в трудовом сейчас бою,
Но, роя прошлому могилу,
В борьбе за будущность свою
Должны ковать в родном краю
Оборонительную силу.
И мы куем; ее куем,
И на призыв стальной Магнитки —
Дать государству вновь заем
Мы, сократив свои прибытки,
Ответный голос подаем:
Да-е-е-е-ем!{65}
В Магнитке Д. Бедный беседовал с литкружковцами и рабкорами стройки. Он призвал их к упорному писательскому труду, «набиванию руки», к систематической учебе «со стиснутыми зубами», подчеркнув при этом, что только вера в собственные силы, настойчивость в преодолении трудностей приносят желаемые плоды.
«— Время требует настоящих людей, — говорил им Д. Бедный, — и я уверен, что идущие к нам свежие силы вытянут и литературу, как Магнитную гору, создадут настоящую пролетарскую литературу, достойную нашей великой эпохи…»{66}
За годы, прошедшие со дня этой встречи, многие из кружковцев, кто слушал тогда Д. Бедного, стали известными поэтами и писателями. Их произведения высоко оценены народом, да и вся литература за это время шагнула далеко вперед.
В расцвете новых талантов, в их заслуженном успехе у народа есть частица творческого огня Д. Бедного. В них как бы живет и продолжает биться неугомонное сердце поэта великой революции.
На литературных тропах{67}
1. В домике старого Масалима
Я давно наслышан о старом учителе Масалиме Аюповиче, но побывал у него лишь прошлой осенью. Несмотря на свои 75 лет, он ясно сохранил в памяти встречи со многими замечательными людьми. Перед его глазами прошли необычные судьбы, оставившие неизгладимый след на сердце старого учителя русского языка в татарских школах.
Акмулла, Тукай, Гафури, Бабич… Их встречал старый учитель. Достаточно этих имен выдающихся литераторов, чтобы заинтересоваться самим Хамзиным. В Сафакулево, где живет Хамзин, его любовно и уважительно зовут просто дед Масалим.
Наш разговор с Масалимом Аюповичем — о литературе и литераторах. Кое-какие детали и подробности, затерявшиеся в событиях шестидесятилетней давности, помогает восстановить его жена Фирзана Амедьевна.
Разговариваем об Акмулле — просветителе-поэте, чьи стихи и сейчас передаются из уст в уста в в народе.
— Как звон колокольчиков в степи, — говорит Хамзин, — они звучны и приятны, а самое главное — свежи и ароматны, как полевые цветы…
Фирзана Амедьевна доверчиво соглашается:
— Это правда, — и добавляет: — Я видела поэта…
— Да, да! — гордо подхватывает Масалим Аюпович. — Расскажи, Фирзана.
Морщины на лице женщины как бы разглаживаются. Она будто видит себя снова маленькой девочкой в родном отцовском доме.
— Ростом поэт был небольшой, с седенькой бородкой, — вспоминает она. — Мне тогда было лет десять, поэту за шестьдесят. Он носил бешмет, подпоясанный бильбау, старенькую простенькую шапочку, ичиги с башмачками. Облик его запечатлелся на всю жизнь…
Акмулла останавливался в доме отца Фирзаны — Басилова, работавшего в Златоустовской земской управе. Это было в последний год жизни поэта. Он совершал путь из Троицка в Казань.
— Да, да! — кивает головой Хамзин. — Таким поэт запомнился многим, кто встречал его, таким он встает и перед моими глазами. Я перебил тебя, Фирзана, говори гостям о поэте, говори.
— Акмулла был одиноким, семьи не имел. Он все посмеивался надо мной, что ищет невесту и хочет жениться…
— Ты скажи, Фирзана, что ездил он в дрожках, окрашенных в синий, небесный цвет, запряженных в пару сивых лошадей…
Фирзана Амедьевна проводит руками по седой голове. Поправляет жиденькие косы, выбившиеся из-под платка.
— Походная кибитка поэта состояла из трех отделений, — мягко говорит она, — в одном лежали плотничьи инструменты, в другом книги, а посредине он сидел сам…
— В Троицке, где я долгое время жил и работал в медресе «Расулия» преподавал Шайхзадэ Бабич. Это большой поэт. Я люблю его за песенность стихов. Башкиры называют его своим Пушкиным. Бабич погиб в 1919 году. Он много рассказывал мне об Акмулле, называл его, как и Гафури с Тукаем, своим учителем…
Хамзин передохнул, собираясь с мыслями, а потом с чувством гордости за город, в котором жил и работал и который теперь еще любит, сказал:
— Троицк — город поэтов. Тут жил Акмулла, учились Тукай, Гафури, Бабич, работал Акрем Галимов…
Я был благодарен старому учителю. Своим рассказом он навел меня на интересную тему о литературных традициях и первых именах татарских и башкирских писателей, связанных с Южным Уралом.
Мы договорились с Масалимом Аюповичем, что он пошлет в Башкирию по знакомым адресам письма, соберет воспоминания людей, встречавших Акмуллу, Гафури, Тукая и Бабича. В ожидании письма от Хамзина я горячо взялся за розыски материалов в местных архивах и забытых старых изданиях.
Так появились эти заметки из литературного прошлого Южного Урала, далеко не исчерпывающие тему, но захватившие меня радостью маленьких творческих открытий.
2. Троицкое литературное гнездо
С чего же лучше было начать поиски, чтобы не открывать открытого, не говорить известного о троицких литераторах? В краеведческом кабинете Челябинской публичной библиотеки я нашел самые скудные сведения, но в библиографическом отделе мне дали список литературы. Многих книг в фондах не оказалось, и их выписали по межбиблиотечному абонементу из Казани, Свердловска и Уфы.
Не теряя времени я обратился в местные архивы, заглянул в единственный свод — литературную энциклопедию. Биографическая справка об Акмулле была коротка. Названо место рождения — деревня Тусанбай, бывшего Белебеевского уезда, указана дата рождения и смерти: 1831 г. — 21 октября 1895 г.{68}
Еще сказано, что при жизни поэта было опубликовано всего одно стихотворение, а потом посмертно издан сборник его произведений. Современному русскому читателю имя Акмулла говорит слишком мало. А между тем это был одаренный и смелый поэт-просветитель, глубоко связанный корнями с уральской землей и ее людьми. Три народа — татарский, башкирский и казахский — заслуженно считают его своим литератором, правдиво отразившим в произведениях жизнь и чувства простого человека. В старом издании «Литературной энциклопедии» еще подчеркнуто, что Акмулла жил своим трудом, все имущество его состояло из лошади и телеги. Разъезжая по окрестностям Троицка, Акмулла высмеивал баев и мулл, призывал народ к просвещению, прославлял разум, справедливость и гуманизм.
Акмулла прожил долгую и подвижническую жизнь, но мы мало знаем об этом талантливом общепризнанном поэте Башкирии, на произведениях которого учились и воспитывались башкирские, татарские и казахские литераторы позднейших поколений. Об учениках и последователях Акмуллы известно больше, чем о нем самом. Поэта преследовали за то, что он в своих стихах выражал думы простого человека, звал его на борьбу с произволом царской власти. Арестованный по доносу казахского чиновника, Акмулла был заключен в троицкую тюрьму. Сидя в камере, он продолжал писать обличительные стихи, в которых показал себя человеком, смотревшим дальше многих своих современников.
