Посмотрите, посмотрите!.. Вот она!.. В гроденаплевом клоке с двумя длинными зубчатыми воротниками, украшенными широкою гирляндою, вышитою шелком, в малой атласной шляпке розового цвета с черною бархатною подкладкою!.. Вчера только пришел по почте обожаемый журнал «La Mode»: сегодня уже видите вы на ней точно такой клок и такую шляпку, какие предписаны модою. Она выбежала из Английского магазина и верно спешит к Ланггансу. Вот она входит в его лавку!.. вот уже исчезла!
А, право, жалко, что вы не успели ее завидеть!.. Не дурна собою!.. не если вам угодно постоять здесь минут десять, то мы еще увидим ее, когда от Лангганса будет она проходить к мадам Кзавье или к Сиклер... Очень недурна собою!.. Нельзя сказать, чтоб она была красавица: не она мила, привлекательна, прелестна. Немножко бледна — здесь такой климат! — черты лица ее не слишком правильны — довольно странно в таком правильном городе, как здешний! — глаза сероваты, грудь несколько плоска, волосы почти белые... не зато талья, зато ножка!.. хоть пиши с них картину. Вы, наверное, где-нибудь ее видели: бьюсь об заклад, что вы не раз встречали ее и в марте месяце на Невском проспекте, и в мае месяце в Летнем саду; встречали на островах, в магазинах и даже в Гостином дворе. Вспомните!.. Она ходила, держась под руку, с этой жеманною гувернанткой, швейцаркою, которая на улице так громко рассуждает о добродетели и так сладко улыбается офицерам...
— О ком вы говорите?..
Да о той — знаете! — за которою вечно переваливается по тротуару госпожа пожилых лет, низенькая, толстая, гордая, в темно-пунцовом капоте и плюшевой шляпке с перьями, в шеншиловом палатине[1], с шеншиловою муфтою, с бородавкою, с собачкою; позади ее два дюжие лакея в полинявшей ливрее, обшитой новым басоном[2] с гербами... которая всегда одета так щегольски, так богато, с таким вкусом... Вы сами, помнится, еще говорили об ней: какая шалость, какая необдуманная роскошь таскать в дождь и грязь дорогие атласы, меха, блонды[3]!.. Ну, коротко сказать, вы ее знаете и не могли не приметить в нынешнем году на всех почти гуляньях!..
— Кого, однако ж?
Санктпетербургскую Барышню!.. Фамилия ее мне неизвестна, не имя ее Надежда: я слышал, как эта толстая, пожилая госпожа с шеншиловою муфтою — эта санктпетербургская маменька — зовет ее по-французски: Наденька, Наденька, ne courrez pas si vite!.. Esperance! vous minaudez comme une[4] кукла!.. Наденька, vous sautez, mon petit pigeon, comme un[5] рябчик!.. Да и вы слышали это.
Ей теперь от роду восьмнадцатый год по счету маменьки, а двадцать четвертый по счету петербургских приятельниц. Взяв среднее число, найдете настоящий ее возраст — двадцать два года и четыре месяца.
Но как ее отчество?.. Без сомнения, Васильевна, Александровна, Ивановна, Петровна, Андреевна или, в самом уж крайнем случае, Сергеевна. И здесь вернее всего взять среднее число: по этому правилу выйдет, что ее зовут Надеждою Ивановною.
Итак, Надежда Ивановна или, общим термином. Петербургская Барышня еще довольно молодая девица. не уже пора ей замуж. Маменька ищет для нее мужа по всему городу: ищет его поутру в Английском магазине, ищет в два часа на гулянье, ищет ввечеру на бале. По сю пору дна еще не нашла никого. Любезные земляки по уезду! Зачем не подсунетесь вы к Петербургской Барышне?.. Можете ей понравиться, можете получить руку ее: конкурс открыт для всего света.
Боитесь ли того, что она привыкла к роскоши?.. что ее приучили забирать в магазинах товары в долг без счету?.. Пустое!.. Это делается только для того, чтоб показать богатство и скорее найти жениха. Она сама сожалеет об этой ложной и пагубной уловке своих родителей.
Похлопочите: ей-ей, прекрасная партия!.. Во-первых, Петербургская Барышня тиха, как кошечка; скромна — очень скромна!.. она краснеет, когда ой приходится сказать слово нога, а слова подвязка не выговорит она вам ни за какое благо в мире. Да какая она чувствительная!.. Я сам видел, как она плакала в театре при представлении «Антонии», «Филиппа», «Матери и дочери — соперниц»[6], хотя не понимала ни одного слова в этих пьесах. Теперь в моде возить молодых девушек на все романтические драмы и давать им в руки все романы новой парижской школы, с условием только, чтоб они их не понимали. Сверх того, какая она застенчивая с мужчинами!.. она не умеет сказать им ни трех слов, хотя прекрасно знает три иностранные языка: французский, английский и немецкий — русского и считать нечего, потому что это язык природный, то есть она знает по-русски столько, сколько ей нужно, чтоб объясняться с горничною и приторговать пять аршин тюлю в Гостином дворе. Санктпетербургская Барышня держится прямо и раздает милостыню с особенною прелестью. В кадрили и голопаде она легче бабочки; верхом, на лошади, тверже гусарского ротмистра, ибо дважды в неделю упражняется она в манеже с кузеном Леонидом. На арфе играет она немножко, не на фортепьяно — первой силы! Мейер дает ей уроки по сю пору, а прежде училась она даже у Фильда. Хотя голос у нее слабый, не она приятно поет итальянские арии и придерживается партии антироссинистов. Она превосходно рисует ландшафты, цветы, носы, уши, головы и даже Аполлонов. Одним словом, она получила самое блистательное воспитание, такое, как теперь дают девушкам в Париже, и смело можно сказать, что лучше воспитанной невесты не найдете вы в целой Европе.
Но воспитание — безделица!.. Надежда Ивановна имеет еще другие отличные качества. За нею обещают дать в приданое тысячу пятьсот душ на Волге, которые папенька только вчера заложил в банке. Кстати, мы ничего не сказали о папеньке Петербургской Барышни. Да об нем нечего сказать: он, вероятно, действительный статский советник, как все папеньки хорошего тона; числится по герольдии и теперь играет в вист в Английском клубе. Он ничего не делает и давно уже уехал бы в Москву или в деревню, если бы удалось выдать дочь за кого-нибудь.
Кроме приданого, которое отдается не прежде, как по смерти отца, получите вы за Наденькою тотчас еще пять дюжин дядюшек, тетушек, бабушек и целый взвод двоюродных и внучатных братьев. Это не шутка!.. При помощи их можете отличиться. Я уверен, что по общему положению о петербургских барышнях в числе ее дядюшек должны быть по крайней мере два генерала и три камергера[7]; один двоюродный братец в пажах, а крестный отец ее непременно кто-нибудь из важнейших вельмож. Право, не дурно!..
В городе утверждают, по секрету, будто Надежда Ивановна влюблена в одного молодого поручика, и миловидного, и храброго, и богатого, и хорошей фамилии, и порядочно воспитанного: по крайней мере, она преимущественно с ним танцует на всех балах. Я уже слышал от многих почтенных пожилых дам, что это была бы прекрасная пара. Но, я думаю, это сплетни. Спешите, спешите!.. еще ничего не сделано, еще можете перебить ее у поручика. По чести, завидная партия!..
Скажу вам даже, к кому надо адресоваться: к маменьке, потому что папенька думает только о хомутах и о висте, и к тетушке Марфе Тимофеевне. Это всеобщая петербургская тетушка, без которой ни один брак в городе не смеет состояться. Маменька и тетушка ужасно как любят Петербургскую Барышню: при всяком рассуждении о счастии и чувствах они торжественно объявляют, что ищут для Наденьки не денег, а доброго, кроткого супруга, с которым она могла бы быть счастливою. Ну, где найти других таких благоразумных тетушек и нежных маменек! Это следствие беспрерывного чтения романов.
Ах, как вы ленивы!.. Я бы усердно желал, чтоб вы на ней женились, потому что одни вы в состоянии составить ее счастье согласно романическим понятиям маменьки и тетушки: у вас нет денег, а такие мужья тихи и безмолвны, таких именно ищут для Наденьки, — а вы, по своей медлительности, нерешимости, выпустили почти из рук и прекрасную невесту, и большое приданое, недавно заложенное в банк, и наличными пять дюжин покровителей, покровительниц, советников и домашних друзей!.. Жалко!.. Вот, сегодня с самого утра пожилые дамы и старые девицы уже бегают по городу с важной новостью, что дело решено: Наденька будет счастлива — она выходит замуж за того, кого любит и кем пламенно любима, за того самого миловидного, храброго и богатого поручика, с которым танцевала она на балах. — не верно ли это?.. — Могу вам в том поручиться. — Мне что-то не верится! — Вот мило!.. Кто лучше меня и тетушки, Прасковьи Ильиничны, знает эти дела? Она сама видела у мадамы подвенечное платье. — Когда же свадьба? — Послезавтра, в семь часов вечера, в Казанской.
Ежели так, я очень рад. Я люблю Петербургскую Барышню. Она девушка добрая, несмотря на все недостатки воспитания, данного ей родителями, не знающими в том никакого толку; несмотря на дурные примеры необузданной роскоши, тщеславия, вспыльчивости, гордости, домашнего беспорядка, коими она была окружена с малолетства даже под отцовскою кровлею, душа ее осталась неразвращенною, невинною, чистою как зеркало, мягкою как воск. От всего сердца желаю ей счастья, которое она заслуживает в полной мере, и радуюсь, что она будет счастлива. Пойду непременно посмотреть, как будут венчать ее в Казанской церкви.
