Логическое и историческое
Логическое и историческое — категории материалистической диалектики, выражающие отношение теоретического воспроизведения закономерности развития в ее всеобщих характеристиках (логическое) к процессу ее исторического развертывания в многообразии конкретных форм (историческое). Как универсальные характеристики логики и истории развития, логическое и историческое являются необходимой формой применения диалектического метода к построению действительно научной теории происхождения и развития всякого объекта. По определению Энгельса, логический метод исследования «…является не чем иным, как тем же историческим методом, только освобожденным от исторической формы и от мешающих случайностей»[1].
Различие между логического и исторического намечено уже у Аристотеля в его различении «первого по природе» («по сущности») от «первого по времени». По Аристотелю, последовательность теоретического рассмотрения не может и не должна быть простым повторением порядка смены явлений во времени, ибо с точки зрения разума действительность выглядит не так, как с точки зрения чувственного восприятия. Если для последнего исходным пунктом оказываются единичные вещи, то для разума — общие формы, категории, роды. Но поскольку именно разум открывает познанию истину, постольку порядок вещей в разуме также более истинен, соответствует подлинной картине рождения и развития вещей: «…сущность есть первое со всех точек зрения — и по понятию, и по познанию, и по времени»[2]. Однако, отчетливо понимая различие чувственного и всеобщего, Аристотель оказался не в состоянии объяснить их единство как сторон единого процесса развития. Поэтому он противопоставил научное знание (επιστήμη), как знание необходимого и всеобщего, мнению (δόξα) — чувственному знанию единичного. В этой апории Аристотеля обнаружилась основная диалектическая трудность проблемы.
На почве свойственного философии 17‑18 вв. метафизического понимания природы, лишавшего ее действительного развития во времени, проблема отношения логического и исторического не могла быть поставлена во всей полноте ее содержания. Рационалисты Нового времени решали проблему отношения всеобщего в действительности и в мышлении тем, что просто отрицали какое-либо различие между ними. У Декарта и окказионалистов они выражают две субстанции, в которых каждое [242] действие одной точно соответствует действию другой. У Спинозы эти субстанции преобразуются в атрибуты единой природы, так что связь идей оказывается тождественной связи вещей. Правда, у крупнейших мыслителей Нового времени имеются догадки о принципиальном родстве формы теоретической дедукции с представлением о развитии. Так, Декарт, приступая к построению своей системы мира, к выведению сложных явлений из простейших частиц, обосновывает свое право на такой способ построения теории следующим соображением: «Природу их (вещей. — Ред.) гораздо легче познать, видя их постепенное возникновение, чем рассматривая их как совершенно готовые»[3]. Принципиально верное решение проблемы отношения логической последовательности («порядка и связи идей») к последовательности рождения вещей в природе наметил Спиноза.
Другая форма решения проблемы отношения последовательности развития понятий к порядку изменений действительности представлена номинализмом Гоббса и сенсуализмом Локка, Кондильяка, а также субъективно-идеалистическими концепциями Беркли и Юма. Для этой позиции естественным оказывался взгляд, согласно которому логический порядок развития понятий диктуется лишь имманентной природой мышления и не стоит ни в каком отношении к последовательности развития предмета во времени. Проблема, таким образом, просто снимается с рассмотрения.
Наиболее полно проблема отношения логического и исторического стала перед философией лишь к началу 19 в. Наиболее значительным этапом в ее рассмотрении оказалась немецкая классическая философия, увенчанная системой Гегеля. Будучи идеалистом, Гегель рассматривал историю человечества, т. е. историю цивилизации, науки и нравственности, включая и производство материальной жизни, как внешнее проявление логической мощи разума. Эмпирическая история человечества с этой точки зрения неизбежно представляется как внешнее воплощение логического начала, как логическое, лишь развернутое во времени. Отказав природе в развитии, Гегель тем самым рассмотрел лишь один (и к тому же производный) аспект проблемы — вопрос об отношении логики развитого мышления к истории формирования этой логики. Историческое было представлено в его философии как несовершенная, искаженная форма логического. Однако в этой перевернутой форме впервые было установлено совпадение логической последовательности процесса развития понятий с научно понятой последовательностью исторического процесса, ибо логика развитого мышления есть на самом деле результат всей истории практического и духовного развития человечества, сокращенно-обобщенное отражение тех реальных всеобщих закономерностей, которым это развитие подчиняется.
Понимание роли исторического подхода к логически-теоретическому анализу было характерно для русских революционных демократов середины 19 в. См., например, у Н.Г. Чернышевского: «Без истории предмета нет теории предмета; но и без теории предмета нет даже мысли о его истории, потому что нет понятия о предмете, его значении и границах»[4].
Диалектико-материалистическое решение вопроса было дано Марксом и Энгельсом в результате критической переработки гегелевской концепции с позиций материализма и на конкретном материале политэкономической теории. Проблема в этом свете выступила более сложной, чем у Гегеля. На почве материализма вопрос стал так: в какой закономерной связи находится теория (т. е. логическое отражение предмета), во-первых, с историей самого отражаемого предмета и, во-вторых, с историей человеческих знаний о нем, с историей самой теории. Ясно, что прямого совпадения логического и исторического нет ни в том, ни в другом случае. Всеобщее (необходимое, законосообразное) в истории не существует само по себе, но только как объективная логика событий, протекающих во времени и несущих на себе непосредственные, в том числе и случайные, характеристики конкретно-исторических особенностей. Последние и образуют специфическую историческую форму объекта. Логически-всеобщее выступает в очищенном от исторической непосредственности виде, т. е. как логическая форма, только в теории. Но что означает и как достигается эта «очищенность»? Научный анализ вообще, как правило, «…избирает путь, противоположный их (т. е. объективных форм. — Ред.) действительному развитию»[5]; «…историческое развитие всех наук только через множество перекрещивающихся и окольных путей приводит к их действительной исходной точке. В отличие от других архитекторов, наука не только рисует воздушные замки, но возводит отдельные жилые этажи здания, прежде чем она заложила его фундамент»[6]. Анализируя историю математики (в «Математических рукописях»), Маркс отмечает, что создатели математического анализа Ньютон и Лейбниц действовали с самого начала на почве дифференциального исчисления, однако не давая ему должного логического доказательства. Это было сделано лишь позже благодаря трудам ряда математиков — от Д’Аламбера, Эйлера и Лагранжа до Коши и Вейерштрасса, которые подвели под дифференциальное исчисление строгое основание в виде теории пределов и установили его связи с «нижележащими» разделами математики. Тем самым с некоторым запозданием были определены логически необходимые звенья единой системы математических знаний. То же самое можно обнаружить в истории любой науки. Так же обстоит дело и с теорией Дарвина. Открытием закона естественного отбора Дарвин обнаружил действительно всеобщий принцип биологического развития, который определяет процесс видообразования и тем самым представляет биологическую целесообразность как детерминированный процесс. Таким образом, был выдвинут единый логический принцип построения целостной системы биологических отношений. Однако, строго говоря, эта теоретическая система не была доведена Дарвином до ее истоков. Вопрос о природе и механизме наследственности не был им решен, исчерпывающего решения этого вопроса, которое бы выявило логическую связь между наследственностью и процессом видообразования, нет и до сих пор, хотя биохимия и генетика значительно продвинулись в изучении клеточных механизмов наследственности. Аналогичное положение наблюдается в настоящее время и в космогонии, где планетная космогония представляет уже развитую теорию, звездная же возникла совсем недавно.
