Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2009 #3

А. Ю. УБОГИЙ, Р. М. ХАРИС, М. А. ЧВАНОВ

а современник", 2009

Анатолий БАЙБОРОДИН Медвежья любовь. Рассказ…7

Альберт ЛИХАНОВ

Слётки. Роман (окончание)…25

Татьяна СОКОЛОВА Под Большой Медведицей

Рассказ…101

Александр МАЛИНОВСКИЙ Планета любви. Рассказ …109

'/L‹-›yi;i

Мария АВВАКУМОВА

Последней негой дорожить…3

Валентин СОЛОУХИН

Когда под окнами туманы…23

Любовь НИКОНОВА

Высшая сила… 95

Валерий ШАМШУРИН

Всё наследие твоё…98

Вадим ТЕРЁХИН

"И ничего не изменить…"…106

Алексей ШОРОХОВ

Всё больше света… 119

Николай БЕСЕДИН

В тех местах сокровенных

России… 122

(l‹//li W NytflHItHCttlHIta

Михаил ДЕЛЯГИН

Это не кризис. Это депрессия!… 187

Виктор ОРЁЛ

Америка. Такая, какая есть…192

Ирина ЕГОРОВА

Меж Шатоем и Борзоем… 211

Александр КАЗИНЦЕВ Возвращение масс…160

"Ты, жгучий отпрыск Аввакума…"…127

Владимир ОСИПОВ Так кто же из нас

"антисоветчик"?…136

Вячеслав БУЧАРСКИЙ Саратовские небеса…149

'PlfCChU.U C/l0jfsbfJa

Светлана КЕДРИНА "Верните нам социализм"…216

и/тшш

Варвара ЖДАНОВА Пропавшая грамота…232

Наталья БЛУДИЛИНА О критике как

о "совестном служении"…239

Александр АРЦИБАШЕВ "Был ли я прав -

рассудит время"… 243

Геннадий ГУСЕВ

Нет срока давности!…251

Станислав ЗОТОВ Книга о русской женщине…254

Ты, как прежде, стреляешь глазами По оконцам, где, может быть, я Буду млечными вечерами Воздыхать о красе бытия,

Заглядясь на небесную паву, Буду тихо душой ворковать, — Эту летнюю светлую славу Равнодушно нельзя миновать.

Непременно глаза повлажнеют, Непременно дыханье замрёт. Эта летняя слава сильнее Всех минувших утрат и невзгод.

Да, у нас ничего не случилось. Не печалься, не надо, мил-друг. Уж моя вся любовь обратилась К этой тихой природе вокруг,

АВВАКУМОВА Мария Николаевна родилась в Архангельской области. Окончила Казанский университет. Занималась журналистикой, переводами поэзии народов нашей страны. Автор нескольких стихотворных сборников. Член Союза писателей России. Живёт в Москве

Ей последнее всё посвящаю, Но и ты моим чувством храним. Так прости… И тебе я прощаю, Незадачливый мой аноним.

Соловьиных звуков звездопад слушали дворовые собаки. Люди спали — головы в закат, — спали молчуны и забияки.

Милый друг, ты тоже где-то спал, с кем-то, где-то… В нашем настоящем каждый сир и счастья ждать устал. По кусочку счастья — только спящим.

Прислонюсь к Луне и с ней пройду по дворам и хижинам убогим; на горах, на тропах козлоногих губы льются, а персты прядут.

Ночь за ночью этот нежный труд — пряжа шелковистая касаний, с выплесками стонов и рыданий, — наслажденья пот бывает лют.

Сон людей… Прости его, Господь,

за жестокий бой и зверство в лицах

и за миг, когда восхочет плоть

чёрт-те с кем… с самим исчадьем слиться.

Ой ты, белая берёза,

До чего ж ты хороша.

Мы стоим с тобой в обнимку -

Высветляется душа. (Частушка) "Плакала Таня, как лес вырубали". После грузили, везли, продавали.

Всё бы ничто, и зачем эти слёзы, если бы не? были это берёзы.

Только берёзы одни вырубались, в новые замки они отправлялись.

Есть, появился особый народ: всё ему срубят, и всё он возьмёт.

Жарко сгорают берёзьи полешки — словно бегут молодые олешки.

Плакала Таня, как вас вырубали — словно бы свечи в лесах задували.

Вот он, берёзою полный состав, мчится, на части страну распластав.

Цветок ромашки белой, ты — мстительный упрёк, и потому за дело попал ты под сапог

несчастного солдата, когда, от злости бел, всё топал он куда-то, в солдатский беспредел.

Что мило мне? — Следить погоду, по дому в полусне кружить и, истощаясь год от году, по пустяковинкам тужить.

Они — всё то, что привлекало:

что в руки взять, что в сердце взять…

что светлым парусом мелькало

и исчезало — не сыскать.

Что видно мне — не видно "свету". А я о том и не тужу. Не ржу в экран, не чту газету, народ к восстанью не бужу.

Всё мило мне — следить природу, по дому жужелкой кружить и, костенея год от году, последней негой дорожить.

И пусть оставлена я мыслью

(а пустяковые не в счёт),

жизнь человечью — а не крысью -

ещё веду.

А мой народ?

В снегах лежит моя Россия. Злой ветер лижет пряди ей. Ночь… Нечисть вся заголосила Да всё ночнее и наглей;

Ей нравится над трупом виться, Верша какой-то свой обряд. Россия спит. России снится Орава русая робят.

И конопаты и бесштанны, Они, как звёзды, горячи. А их великие таланты Пока что зреют на печи.

Но будет срок — она увидит Их свадьбы, красоту невест И… как последний сын обидит — Сорвётся из родимых мест.

/Г/ГУ/

^ $

Над крутым таежным хребтом выстоялась холодная, бледная ночь; инистым ликом сиял сквозь черные кедровые вершины спелый месяц, и сонно помигивали голубоватые звезды. Посреди заболоченной голубичной пади раскорячился сухостойный листвень, скорбно взметнувший к небу голые сучья; от лиственя вдруг качнулась мрачная тень… Медведь!… Парашютисты-пожарники азартно притихли, затаили дыхание, а бывалый таежник Медведев прилег у заросшей брусничником, трухлявой сосны, приладил к валежине карабин и, вмяв ложе в линялую бороду, стал ловить медведя на мушку. Тень снова качнулась к лиственю, приникла… Зловеще сверкнул карабинный ствол… Вот сейчас… сейчас таежную темень и тишь порвет заполошный выстрел…

Тихая электричка плавно скользила из таежных полустанков, волочилась в хребтовые тягуны, вольно кружила в синем поднебесье, ныряла в тоннели, словно в студеные могильные склепы; электричка уносила Ивана с Павлом в байкальские кедрачи; и мужики, матерые таеги*, как им чудится, заядлые орешники-шишкобои, довременно и страстно подрагивая от фарто-

БАИБОРОДИН Анатолий Григорьевич родился в забайкальском селе Сосново-Озёрск. После окончания Иркутского университета работал в областных газетах, преподавал русскую литературу в школах. С начала 90-х годов — преподаватель стилистики и русской этики на филологическом факультете Иркутского госуниверситета.Автор книг "Старый покос" (повесть), "Поздний сын" (повесть), "Боже мой…" (роман), "Яко богиню землю нареки" (фольклорно-этнографи-ческие, историко-публицистические и художественные очерки), "Русский месяцеслов" (обычаи, обряды, поверья, приметы русского народа). Член Союза писателей России. Живёт в Иркутске

вых помыслов, поминая былое, сквозь отпахнутые окошки жадно вдыхали воображенный таежный дух, густо настоянный на забродивших запахах муравьиного спирта и древесной смолы, можжевельника и грибной прели, мужичьего пота и махры, — дух таежной надсады и услады.

— А помнишь, Паха, медведя… — ухмыляясь и по-кошачьи лукаво жмурясь, напомнил Иван, и Павел, хоть и слыл в деревенском малолетстве варнаком*, по коему бич рыдал денно и нощно, по-девичьи смущался, жарко краснел, и на рыхлых, по-армейски гладко выбритых щеках рдел отроческий румянец.

Одолев смущение, приятель посылал Ивана в гиблое болото, где Макар телят не пас, и мужики наперебой, то с опечаленным вздохом, то с покаяньем, а то и сквозь распирающий душу смех поминали былые дни и ночи, смеркшие было в предночном тумане и вдруг всплывшие из сумрака лет, осиянные и грустным и ласковым зоревым светом. Чудом вырвавшись из тупой, изнуряющий житейской колготни, приятели счастливо забыли в каменных пещерах уныло нажитые, добрые лета. Иван не видел Павла…Господи, страшно молвить… лет тридцать, от рассвета и до заката, и годы отлетели, словно листья в северной тайге: торопливо и ярко отзеленели, да тут же и задумчиво осоловели, набухли сыростью, выжелтели на солнопеке, пожухли, повеялись на инистую земь. И если бы армейская бродячая судьба не замет-нула Павла в Иркутск, где ему, отставному офицеру, уготовано доживать век, то встретились бы… разве что на небесах. Годы не красят: Иван — по юным летам туго сбитый, крепко сшитый, на шестом десятке высох, зарос сивым мохом по самые брови; Павел — в отрочестве и юности тонкий, звонкий, ныне осел, заматерел, плечи, некогда острые, крылистые, по-бабьи округлились, уныло обмякли, и "трудовая мозоль", распирая рубаху, угрозли-во нависала над брючным ремнем.