Александр ФИТЦ (Alexander Fitz), живущий с 1991 года в Мюнхене, публицист, прозаик, сценарист, опубликовал сотни статей, очерков, репортажей в периодике Германии, России и США. Из под легкого его пера вышло около дюжины книг и пять сценариев документальных фильмов, большинство которых были отмечены престижными литературными премиями и становились бестселлерами. Достаточно вспомнить «Путешествие на Землю», «Возвращение блудного немца», «Письмо канцлеру», а также фильм «Глумление» наделавший в своё время много шума. Столь же интересен и новый сборник публицистики и новелл А. Фитца, написанный, как всегда, элегантно, с неизменно присущим ему сарказмом и оптимизмом. Наблюдательность и словесная выразительность характеристик героев сборника соседствуют с глубокой и оригинальной интерпретацией знаменательных событий современной истории Германии и России, свидетелем, а иногда прямым участником которых довелось быть автору.
Мой добрый знакомый, доктор философии Эдуард Оганесян (несгибаемый диссидент при всех властях и режимах), однажды рассказал следующую историю.
Как-то, в бытность шефом армянской службы радио «Свобода», которое тогда размещалось в Мюнхене, он подъехал на своём «Мерседесе» к радиостанции. Глянул — на стоянке ни единого свободного места. А Эдуард очень спешил. Ему нужно было срочно взять какую-то бумажку и мчаться на другой конец города. Он припарковался поблизости от входа, но в неположенном месте, включил аварийный сигнал и выскочил из машины. Неожиданно его окликнул незнакомый баварец:
— Извините, мой господин, но вы, оставляя здесь машину, нарушаете правила.
— Я знаю, — виновато улыбнулся Оганесян, — но я буквально на пару минут. Я здесь работаю. И мне всего-то нужно взять один документ, а потом я уеду.
Местный немец, примерно того же возраста, что и Эдуард, тоже улыбнувшись, сказал:
— Я вас прекрасно понимаю и чрезвычайно вам сочувствую, но вы нарушаете правила. Я вас предупреждаю, что буду вынужден записать номер вашей машины и сообщить в полицию.
— Можете засечь время. Я вернусь ровно через четыре минуты! — ответил ему Оганесян и скрылся за металлическими воротами радиостанции.
Обернулся он даже быстрее — минуты за три, так как действительно очень спешил, и чуть не рухнул на тротуар, когда застал немца, сверяющего номер автомобиля с записью на клочке бумаги.
— Вы действительно хотите сообщить в полицию?! — возмущённо заорал Оганесян. — Это же чёрт знает что! Это же…
— Не горячитесь, мой господин, — грустно улыбнулся мюнхенец, — но ведь я вас предупредил, и вы действительно нарушили закон.
К вечеру Эдуард забыл об этом комичном инциденте, но через десять дней получил уведомление, что он оштрафован за стоянку в неположенном месте.
Его возмущению не было предела. Сумма, конечно, была плёвая. Но сам факт доносительства привёл нашего кавказца в неописуемую ярость. Эпитеты, которыми он награждал Мюнхен, его жителей и Германию в целом, по вполне понятным причинам я опущу. Он всем рассказывал эту «ужасную» историю, и все ему сочувствовали. Все, кроме его ближайшего друга — немца по происхождению и мюнхенца по рождению Клауса Эрлиха.
Клаус сказал Оганесяну:
— Эдуард, представь, что поздно ночью ты возвращаешься домой и в одной из тёмных подворотен видишь, как трое здоровенных детин насилуют ребёнка. Что ты сделаешь?
— Я их убью! — сказал Оганесян.
— Но их трое, они молоды и вооружены, а ты стар. Скорее, это они тебя убьют, — возразил Клаус. — Может быть, ты всё же не будешь вмешиваться?
— Тогда я не смогу спокойно засыпать ночами! Этот кошмар будет вечно стоять перед моими глазами! — вскричал Оганесян.
— Ну, слава богу, — засмеялся Клаус, — теперь, как мне кажется, тебе понятны чувства, терзавшие того баварца, перед тем как он позвонил в полицию. И ты не будешь столь суровым в оценках его поступка. Ведь он просто выполнил свой долг…
Прошло ещё какое-то время. Оганесян уехал в Амстердам на деловую встречу. Переговоры прошли успешно, и вечером все они крепко выпили. Неожиданно позвонили из Мюнхена и сообщили, что ему нужно немедленно, не мешкая ни минуты, отправиться в баварскую столицу, где именно этой ночью будет обсуждаться важнейший вопрос их дашнакской партии[1], и на это экстренное обсуждение из Греции, Швейцарии, Франции и Ливана специально прилетели другие партийные лидеры.
Что делать? Нужно ехать. Друзья водрузили Эдуарда за руль его «Мерседеса», так как самостоятельно передвигаться ему было трудно, а о другом способе передвижения, например, поезде, почему-то никто не подумал, и он отправился в путь.
На границе между Голландией и Германией, а она тогда существовала не только на географической карте, Оганесяна остановили немецкие полицейские. Проверив документы, они в весьма тактичной форме предложили ему дунуть в специальную трубочку прибора, определяющего содержание алкоголя в крови. Кстати, эта их просьба до сих пор восхищает и удивляет Эдуарда, так как, по его словам, дух в салоне авто стоял такой, что букет свежесрезанных цветов, который зачем-то сунули ему друзья, моментально завял.
Оганесян, не сопротивляясь (а чего тут сопротивляться, когда и так всё ясно), изо всех сил дунул в эту самую трубку. Неожиданно в приборе что-то пискнуло, а стрелку зашкалило.
— Вот видишь, — сказал один полицейский другому, — я же тебе говорил, что этот новый прибор никуда не годится. Посмотри — он показывает, что этот человек мёртв, но он-то жив.
— Да, — согласился с ним напарник, — нужно будет написать рапорт, чтобы эти дурацкие новинки вернули тем, кто их придумал.
Потом, обернувшись в сторону оцепеневшего за рулём Оганесяна, добавил:
— Езжайте, езжайте, вы свободны.
При первом удобном случае Эдуард, захлёбываясь и размахивая руками, рассказал эту историю, случившуюся с ним, Клаусу. Вывод же его был не в пользу немцев.
— Ты снова не прав, — сказал ему Клаус. — Мы привыкли действовать чётко по инструкции и соблюдать законы. Где бы это ни было и чего бы это ни касалось. Может, кому-то это и кажется смешным, глупым, непрактичным, но уж такими мы уродились.
Что же касается Оганесяна, то он, услышав это объяснение, резко изменил своё мнение о немцах и стране, в которой прожил два десятка лет, и впоследствии не раз говорил мне:
— Поэтому, наверное, Германия и богата, хотя войну проиграла. А вот Советский Союз — беден, хотя войну выиграл.
Эту историю Эдуард Оганесян, покинувший «Свободу» и возглавивший Мюнхенский институт исследования армянских проблем, рассказал мне весной 1998 года. А через несколько месяцев он принял решение возвратиться из эмиграции на родину. На вопрос: зачем он это делает, Эдуард, пожав плечами, ответил: «Почему ты не спрашиваешь птиц, какая сила влечёт их в те края, где они появились на свет? Я покинул Армению по принуждению, а возвращаюсь туда по зову сердца».
И в этот момент я очень его зауважал. И сейчас, спустя годы, уважаю не меньше. За то, что остался он тем, кем родился. А родился он армянином. Что это значит? Подробнее я вам отвечу позже и в другой книге, а сейчас только один фрагмент, связанный с Баварией, происхождением баварцев и Оганесяном. Но вначале поясню, что такое Бавария.
Большинство учёных склоняется к мнению, что нынешние жители этой федеральной земли с их уникальным диалектом и традициями — потомки трёх этнических групп: римлян, которые остались здесь после сражений с германцами, кельтов, издревле населявших эти места, и пришедших с севера германцев. Ну а слово «баварцы» происходит от племени die Bajuwaren, которое в начале VI века, переместившись из Богемии, заняло территорию нынешней Баварии.
Такая разнородность происхождения рождала и рождает забавные ситуации. Например, ещё в ХХ веке жители деревни Партенкирхен в Верхней Баварии, считающие себя прямыми потомками римлян (это поселение было основано римлянами как перевалочный пункт на торговом пути в Аугсбург), не вступали в брак, чтоб «породу не портить», с «германцами» — жителями деревни, расположенной по другую сторону улицы и называвшейся Гармиш. Кстати, и те, и другие были очень недовольны, когда Адольф Гитлер в преддверии Олимпийских игр 1936 года объединил обе эти деревни и назвал созданный волевым решением городок Гармиш-Партенкирхеном.
По другой версии — прародители нынешних баварцев частью пришли с Голанских высот, ныне принадлежащих Сирии, а частью из Африки, с территории нынешнего Судана. Эту гипотезу в 1976 году выдвинул мюнхенский историк Фриц Бертольд. Отстаивая её, он предлагал взглянуть на жителей баварских деревень, особенно затерявшихся в глубинке: невысоких, смуглокожих, темноволосых, широкобровых. А вот по третьей версии праотцы и праматери современных баварцев явились с Ближнего Востока и были армянами. Возглавлял их человек по имени Байерян. Эту версию как раз и выдвинул мой друг профессор Эдуард Оганесян. Так, он утверждает, что, работая в Баварском архиве, обнаружил старинный трактат, подтверждающий армянские корни современных баварцев. Я с ним не спорю. Зачем? Если кто-то считает, что баварцы и есть древние армяне или, по крайней мере, их родные братья, пусть считает. Тем более что от этого никому не плохо.
