Даниил Гранин - Публицистика

— Даниил Александрович, у Вас есть удивительный талант — своими публикациями зачинать какие-то движения в обществе. Так было с «Милосердием», с «Этой странной жизнью». То есть Вы какую-то мысль забросили, и она пошла вариться, и люди ею прониклись. Интересно было бы узнать — какие после выхода первого издания «Этой странной жизни» были отклики, какие были последствия, которые Вы могли видеть, наблюдать?

— Во-первых, было много писем, в которых люди расспрашивали о подробностях этой системы, и было видно, что им это интересно.

— Именно в техническом плане?

— Да, в техническом, в технологическом. Второе — были вопросы, которые сводились вот к чему: не засушивает ли эта система человека, не является ли она системой, при которой человек становится ее рабом, не лишает ли полноты жизни? Третья группа вопросов — дай бог памяти, была такой: является ли эта система возможной для человека, у которого нет большой темы или большой цели в жизни? То есть годится ли она для обычной, повседневной деятельности? Кроме того, были частные вопросы, касающиеся судьбы Любищева: как он жил, где его родственники, архив. Ведь его архив до сих пор еще не полностью опубликован, он достаточно велик. Опубликована часть его переписки, философские работы.

— Вы назвали тему: «Не засушивает ли система человека?» У нас с самого начала деятельности сайта появились такие вопросы: приложима ли эта система к широкой русской душе? Мы народ увлекающийся, размашистый, а здесь такое немецкое параллельно-перпендикулярное структурирование.

— Я думаю, что смысл здесь как раз обратный. Дело в том, что и немцы, и американцы — если прохронометрировать их жизнь — тратят массу времени на вещи малозначительные или ненужные. Вот, в частности, Тимофеев-Ресовский такой был…

— Очень хорошо известная в нашем сообществе фигура!

— …Он всегда говорил, что немец — а он жил и работал в Германии, хорошо знал тамошнюю научную публику, — вместо того чтобы заниматься общими представлениями о проблеме, массу времени тратит на частности, на достижение какой-нибудь там шестой цифры после запятой, теряя принципиальные вещи, упуская из виду общую проблему. Вообще, я думаю, что проблему времени, проблему системы Любищева следует решать в комплексе той задачи, во имя которой эта система применяется. Сама по себе она, конечно, достаточно обременительна. Сейчас, как я понял из ваших слов, она интересна менеджерам, которые хотели бы больше успевать. Наверное, она в данном случае выступает больше как вспомогательное средство и в таком качестве, скорее всего, поможет. Но тогда она будет применительна только к чисто деловым вещам, в то время как для Любищева она была вообще связана с ценностью всей жизни. То есть она предусматривала для него не только решение каких-либо теоретических задач, но была связана и с гуманитарной составляющей — с литературой, музыкой, театром. Этот комплекс вещей он считал необходимым для себя, очевидно не разделяя свою жизнь по принципу «здесь дело, а здесь все остальное».

— Получается, это не только система достижения результатов в плане работы, а вообще система проектирования жизни.

— Я считаю, это скорее система отношения к времени своей жизни. Вот, нам отпущено какое-то время судьбой или Господом — смотря кто как считает. Вопрос в том — как мы его расходуем? Мы вроде бы ценим свою жизнь, но это чисто абстрактно сказано. Мы ценим жизнь как биологическое состояние или как время деяний, как осуществление самого себя?

— У Вас в книге, в самом конце, есть размышления о долге человека по отношению к своему времени, как некоторой этической рамке, которую на него накладывает конечность времени жизни. Каков, на Ваш взгляд, источник этого этического долга? Человек может сказать: «Почему я, собственно, должен относиться ко времени именно так — внимательно, вдумчиво, осмысленно?»

— Это непростой вопрос. Он восходит к вечному вопросу о смысле жизни. Есть ли вообще какой-то смысл в жизни? Если считать, что нет никакого смысла жизни, она бессмысленна, поскольку будет перечеркнута смертью, — то тогда нет никакого долга перед временем. Но если считать, что жизнь имеет какой-то смысл — например, она дарована Творцом, каким-то провидением тебе, или если верить, что жизнь входит в общее существование человечества, которое, может быть, имеет какой-то смысл, связанный с любовью, желанием оставить какой-то след, — то, может быть, какой-то смысл жизнь имеет. Но это вопрос, конечно, спорный, и вряд ли кто-нибудь сможет дать на него однозначный ответ. Скорее, каждый может попытаться найти этот ответ для себя сам.

— В связи с поиском смысла возникает вопрос, условно говоря, прикладной философии. Когда человек, например, начинает себе ставить цели, у него закономерно возникают вопросы: «Почему я ставлю именно такие цели?», «Почему я хочу быть именно таким?», «А зачем я вообще живу?» Могли бы Вы дать какие-то ориентиры по технологии поиска смысла жизни? Что посоветовать человеку, который его ищет? Обращаться к философам, к художественной литературе, искать еще какие-то пути?

— На этот вопрос можно дать только весьма относительный ответ, не абсолютный. Если обратиться к истории философии, литературы, этики — мы не найдем ответа, который устраивал бы всех. Есть вещи, которые придают жизни какой-то видимый смысл. Творчество, научная любознательность, любопытство… Почему? Как устроен мир? Почему возникают те или иные явления в жизни? А как устроен человек? Что такое совесть? Что такое добро, альтруизм? И так далее. Есть вопросы, которые озадачивают, но нет ответов.

— Мой вопрос касался как раз не столько тех, кто пытается отвечать, сколько тех, кто пытается озадачить. Вы могли бы по пальцам перечислить, например, пять авторов, которые лучше всего озадачивают человека, ставят вопросы о смысле жизни? Появляются ли в последнее время такие книги?

— Конечно, такие книги есть. Вот недавно выступил японский философ — не помню какой — о том, что пришел конец истории. Какие вопросы это ставит перед человечеством, перед отдельным человеком? Или, к примеру, наш ученый, известный генетик Эфроимсон, у него недавно вышла книга о природе гения. С чем связано появление гения? Далее он же выступил с вопросом: «Что такое альтруизм? Откуда он берется?» Так что таких вопросов множество. Или, например, сегодня физика и астрофизика говорят: Вселенная — результат творения. Все физические постоянные — масса протона, электрона, постоянная Планка и тому подобное, которые имеют строго арифметическую величину. Если там изменить что-нибудь в пятом, шестом, десятом знаке, то уже жизнь в этом мире существовать не сможет. Откуда такая точная подборка? Почему мир подогнан в точности так, чтобы в нем мог существовать человек?

— Это интересный подход — попытаться осмыслить себя в свете какой-то «космической», глобальной информации. А если перейти от глобального, вселенского подхода к вопросам, которые касаются конкретного отдельного человека? На что Вы здесь советуете обратить внимание человеку, который ищет смысл? Какими вопросами, проблемами себя озадачить, чтобы не остановиться в развитии?

— Например, проблема совести. Откуда она? Зачем она человеку? Она ведь мешает человеку жить, от нее пользы никакой. Ее природа непонятна, но совесть реально существует. Или что такое душа? Существует она или не существует? Существует она в виде материальных каких-то вещей, или это просто понятие такое — «душа»? Если это понятие, можно и не считаться с ним. А если реально существует, то нужно как-то считаться. И так далее.

— Вы упомянули Тимофеева-Ресовского. В «Зубре» Вы пишете о том, как он подходил к проблемам, сколько он сделал. Насколько и как мы можем перенять черты, подходы, методы таких людей? Насколько человек может быть или стать сильным интеллектуально, морально? Это в него вложено изначально? Или он сам может стремиться к высокой планке?

— Я думаю, есть два ответа на этот вопрос. Есть ярко выраженный талант или призвание, тут все понятно. И существуют люди, имеющие честолюбие, они ставят себе задачи, в частности — непосильные. И они во имя этой задачи начинают действовать и поднимаются на этом, вырастают. Чем более велика задача, тем сильнее она помогает человеку подняться над собой. А ведь человек может гораздо больше, чем ему кажется. Я сталкивался с ситуациями, когда человек средних способностей совершает замечательные открытия, потому что сама задача дает ему силы.

— Вы сказали про призвание — это важная и сложная тема в вопросе личного времени, личной стратегии. Как понять — где моя ниша, моя область, стезя? Насколько я знаю, у Вас тоже был такой момент, когда два пути расходились — научный и писательский, и Вы выбрали писательский. Вы могли бы что-то посоветовать человеку — как раскрыть свое призвание?