В 1997 году в издательстве журнала «Звезда» вышел первый сборник под названием «Бродский глазами современников».
В рецензии на английское издание сборника Петр Вайль писал: «Это отнюдь не очередной венок на свежую еще могилу, скорее — свидетельство удивительной жизнестойкости творческой экспансии Бродского… Интервью, взятые Валентиной Полухиной, вводят фигуру Бродского в общий контекст отечественной поэзии второй половины века. Поэт, представлявшийся при жизни либо мраморным монументом, либо неисчерпаемой кладовой версификационных находок, либо объектом идеологических спекуляций и личных амбиций, превращается в живого участника литературного процесса».
Надо иметь в виду, что Валентина Полухина брала интервью, составившие первую книгу, еще при жизни Бродского. И, соответственно, вполне понятная корректность заставляла участников разговора сосредоточиваться на чисто литературной стороне дела. Особенность книги состояла еще и в том, что интервью были взяты исключительно у поэтов.
Сборник сыграл значительную роль — Петр Вайль совершенно прав — в восприятии поэзии Бродского русской аудиторией. Впервые с разным уровнем профессионализма, с точки зрения совершенно разных жизненных позиций, с существенно различной человеческой окраской, русскому читателю, недавно вынырнувшему из малоподвижных вод советского литературного бытия, было представлено то, что Чеслав Милош, друг Бродского и тоже Нобелевский лауреат, назвал «гигантским зданием странной архитектуры».
Оказалось, что с творчеством Бродского связано множество трудноразрешимых, непривычных для советских и постсоветских исследователей и чрезвычайно увлекательных для читателей, проблем.
Нет сомнения, что выход в 1997 году сборника интервью послужил мощным допингом для тех, кто искренне пытался разгадать «загадку Бродского», секрет его мощного влияния и на читательское сознание и на творческое поведение множества поэтов.
Бродский умер.
За время, прошедшее с момента формирования книги (автор этого предисловия давал интервью в 1989 году) и выхода ее английского варианта (1992), ситуация принципиально изменилась.
Вышло множество исследований, посвященных его творчеству. Вышли «Диалоги с Иосифом Бродским» Соломона Волкова — обширный и многомерный взгляд самого Бродского на свою жизнь. Разумеется, структурированный Волковым, но не теряющий от этого своей ценности.
Это, однако, тот вариант биографии поэта, который представлялся ему самому эталонным. Но при всей своей важности он не может по особенностям общественного сознания и характера читательского интереса считаться исчерпывающим.
Если в конце 1980-х годов стояла проблема анализа и осмысления огромного комплекса пришедших к русскому читателю текстов Бродского, то теперь встала проблема адекватного реальности восприятия его личности и судьбы. Хорошо это или плохо, но без этого глубокий читательский интерес не может быть удовлетворен, а представление о творчестве оказывается неполным.
Сам Бродский исповедовал другую точку зрения. Он считал, что его стихов, эссеистики и интервью вполне достаточно. Его готовность давать многочисленные и подробные интервью — в том числе и автобиографического характера, — вызвана была отнюдь не мелким тщеславием, которым он не страдал, но стремлением удовлетворить возможное любопытство и нейтрализовать будущих биографов. Как известно, он решительно возражал против написания его биографий и в предсмертном письме обращался к друзьям с просьбой не сотрудничать с возможными жизнеописателями и самим не заниматься мемуаристикой. Пожелание, конечно же, утопическое, хотя мотивы его понятны. Он смертельно боялся вульгарного и бесцеремонного копания в его личной жизни. И, как мы убедились, боялся не зря…
Вторая книга «Иосиф Бродский глазами современников» — корректная попытка заполнить этот драматический пробел, не нарушая впрямую воли поэта. Интервью построены таким образом, что на первом плане оказываются личность Бродского и жизненные обстоятельства, связывавшие его с рассказчиком. Валентина Полухина проделала огромную работу, опросив десятки людей из России, США, Франции, Польши, Англии, Италии, Швеции, людей, знавших Бродского в разные периоды его жизни с разной степенью близости. В результате образовалась гигантская фреска.
Одно из безусловных достоинств книги в ее многообразии — тут личные друзья Бродского, иногда не имеющие профессионального отношения к литературе, его товарищи-поэты, Нобелевские лауреаты в том числе, его переводчики, его редакторы и издатели…
Тема «запрета на биографию» возникает в интервью достаточно часто. Надо, однако, понимать, что никакого юридического запрета быть не может. Наследники и душеприказчики Бродского, обладающие всеми правами на его литературное наследие, не могут запретить кому угодно писать воспоминания, научную или популярную биографию поэта.
Своей просьбой Бродский поставил в нелегкое положение тех, кто и в самом деле является его друзьями, но отнюдь не связал руки разного рода фантазерам, а иногда и клеветникам.
Разумеется, рано или поздно неизбежно появление фундаментальной научной биографии Бродского. Это может произойти после выхода академического собрания его сочинений, о котором уже идет речь. Но и это собрание, и эта биография будут неполными, поскольку в начале девяностых годов Бродский наложил запрет на полвека на все личные материалы — письма, дневники, документы, — хранящиеся в Отделе рукописей Национальной Российской библиотеки (С.-Петербург).
Предлагаемая читателю книга — личность и судьба Бродского глазами десятков хорошо знавших его людей — в некотором роде призвана заменить отсутствующую серьезную биографию и хотя бы отчасти нейтрализовать всякого рода безответственные писания.
Многое в предлагаемых интервью неизбежно субъективно. Многое будет нуждаться в процессе исследований в корректирующем комментарии. Но мы уверены, что и в таком виде книга сделает благое дело, давая широкому читателю представление об одном из крупнейших людей мировой культуры второй половины XX века и в то же время воссоздавая тот жизненный контекст, в котором формировался, жил и умер Пятый нобелевский лауреат русской литературы.
Я. Гордин
ДЖОН ЛЕ КАРРЕ[1], 28 МАЯ 1996, ЛОНДОН
Это правда, что 22 октября 1987 года вы сидели с Иосифом в Хемстеде в китайском ресторане за ланчем, когда пришло сообщение о Нобелевской премии? Кто именно принес вам туда эту новость? Какова была реакция Иосифа? Не помните ли вы, что он сказал?
Да, мы были в этот момент вместе. Я повел его в китайский ресторан. Теперь он уже закрылся. Я вам покажу место, где он был. Захудалый был ресторанчик, но кормили неплохо, и я туда захаживал. Когда я позвал Иосифа на ланч, я думаю, он принял приглашение по двум причинам: во-первых, у Рене Брендель[2] не принято было пить, во всяком случае не столько, сколько ему хотелось бы, а во-вторых, конечно, ему надо было как-то убить время в ожидании новостей. У меня-то об этом не было ни малейшего представления. Я просто-напросто не помнил, что это был как раз момент присуждения Нобелевских премий. Я не люблю литературу в ее общественных проявлениях, литература как индустрия мне противна. Так что пришла моя жена Джейн, мы втроем сели за столик и принялись болтать о том о сем, разговор о пустяках в духе Иосифа — о девушках, о жизни, обо всем, и тут Рене Брендель появилась в дверях. Она крупная немка, высокая, все еще говорит с легким немецким акцентом, весь авторитет и известность ее мужа как бы перешли к ней, и она говорит: «Иосиф, тебе нужно идти домой». А он говорит: «Зачем?» К этому времени он уже выпил два или три больших виски[3]. А она говорит: «Тебе присудили премию». Он говорит: «Какую премию?» А она говорит: «Нобелевскую премию по литературе». Я сказал: «Официант! Бутылку шампанского!» Так что она присела и согласилась на бутылку шампанского. Я у нее спрашиваю: «Вы откуда узнали?» Она говорит: «Шведское национальное телевидение подстерегает Иосифа возле нашего дома». Оставаясь в этот момент единственным трезвомыслящим человеком, я спрашиваю: «Кто вам сказал, почему вы уверены?» Она говорит: «Все шведы говорят». Я говорю: «Ну, знаете, кандидатов-то три или четыре, так что шведы, может, у каждой двери караулят, нам надо поточнее разузнать, прежде чем мы сможем спокойно выпить шампанского». А тогда как раз издатель Иосифа, Роджер Страус, был в Лондоне, так что Джейн позвонила ему в гостиницу, и он подтвердил, что да, пришло сообщение из Стокгольма о том, что премия присуждена Иосифу. Итак, мы выпили шампанского. Иосиф шампанское не любил, согласился символически, ему хотелось еще виски, но Рене сказала, что ему нужно идти домой, и мы пошли.
