Юрий Мухин - Когда НАТО будет бомбить Россию? Блицкриг против Путина

Ознакомительная версия.

Болтовни о мире много, даже есть некая миротворческая организация — ООН, тем не менее войны не прекращаются и ведутся, надо сказать, довольно быстро, причем неравенство сил в этих войнах не объясняет их быстроты.

С другой стороны, поскольку нет недостатка в аналитиках и историках, объясняющих быстроту современных войн, зачем тогда еще и моя работа на эту тему? Но если вы присмотритесь, то увидите, что все историки до настоящего времени, объясняя, что такое молниеносная война, ограничиваются чисто военными и даже только полководческими аспектами, сводящимися к примитивным количественным выводам, к примеру, уверяя, что все дело в том, что у Германии было много танков и самолетов. Короче, если у вас много-много моторов, то и войну вы проведете молниеносно, поскольку молниеносная война — это «война моторов».

Начало такому объяснению положил, пожалуй, британский генерал, теоретик механизации войск и историк Джон Фуллер: «Кампания показала (1940 года против Франции. — Ю. Л.), что перед лицом атаки танковых и моторизованных сил линейная оборона устарела. Любая форма линейной обороны независимо от того, состояла ли она из долговременных сооружений или из поспешно возведенных полевых укреплений, какие неоднократно останавливали наступающего в Первую мировую войну, оказалась наихудшим видом обороны; когда танковые силы противника прорывали оборонительную полосу, защитники не могли сосредоточить свои войска для контратаки...

Далее, германо-польская война показала, что части прикрытия, в задачу которых входит наблюдать за противником и задерживать его, а не ввязываться в решительную схватку, должны обладать очень большой подвижностью, чтобы быть в состоянии быстро наступать и отступать». Казалось бы, все правильно, «профессионально» и умно. Но ведь в 1940 году и у англо-французских союзников танков и самолетов было столько же, сколько и у Германии, почему же они молниеносно не выиграли войну у Германии? А в 1941 году у СССР этого железного добра было в разы больше, чем у Германии. И что толку было СССР от этого?

К. Клаузевиц, подробнее о котором ниже, писал: «Военное дело просто и вполне доступно здравому уму человека. Но воевать сложно». Честно говоря, я тоже так думал, но, читая современных историков и аналитиков, прихожу к мысли, что либо Клаузевиц сильно польстил современникам, либо в XIX веке людей со здравым умом было существенно больше, чем сегодня.

К примеру, собирая к книге материалы, скопировал длинную статью Алексея Исаева (популярного молодого российского историка) «Инструмент «блицкрига». Интригу первого абзаца осилил легко: «Внушительные успехи танковых войск Германии в период «блицкригов» 1939—1942 годов уже много лет остаются одной из загадок Второй мировой войны. Целые государства рассыпались, словно карточные домики, под ударами танковых клиньев». Далее начал читать, вернее, продираться сквозь:

«...Например, 1 мая 1940 г. в составе германской армии было 1077Pz. 1, 1092Pz. II, 143 Pz. 35 (t), 238Pz. 38 (t), 381 Pz. Ill, 290 Pz. IV и 244 вооруженных только макетами орудий и пулеметами командирских танков. Французская армия имела 1207легких танков R-35, 695легких танков Н-35 и Н-39, примерно по 200танкеток АМС-35 и AMR-35, 90легких FCM-36, 210 средних D1 и D2, 243 средних Сомуа S-35, 314 тяжелых В1 различных модификаций... Перед французской кампанией рота средних танков по штату от 21 февраля 1940 г. состояла из восьми танков Pz. IV, [364] шести Pz. II и одного командирского танка на шасси Pz. 1. Штат К. StN. 11751 от 1 февраля 1941 года (1 KStN. (Kriegsstacrkenachweisung) — штаты военного времени (нем.)) предусматривал в составе роты средних танков 14 танков Pz. IV и 5 Pz. II. Фактически во всех танковых дивизиях к началу «Барбароссы» отсутствовал 3-й взвод в роте, и она насчитывала 10 Pz. IV... Это позволяло перемещать взвод на пяти легких грузовиках Kfz. 70 (Кгирр [377] «Protze» L2H143, Steyer 1500А, Horch-108y Horch-801Мег des-Benz L1500A) ... 14-я танковая дивизия состояла из трех танковых батальонов, которые на 20 июня 1942 года насчитывали: 14 танков Pz. II, 41 танк Pz. Ill с 50-мм короткоствольным орудием, 19 [380] танков Pz. HI с 50-мм 60-каливерным орудием, 20 танков Pz. IV с 24-калиберным 75-мм «окурком», 4 танка Pz. IV с 75-мм длинноствольным орудием и 4 командирских танка. 16-я танковая дивизия в начале второго сражения за Ростов 1 июля 1941 года насчитывала 13 танков Pz. II, 39танков Pz. Ніс 50-мм короткоствольным орудием, 18 танков Pz. HI с 50-мм 60-калиберным орудием, 15 танков Pz. IV с 24-калиберным 75-мм орудием, 12 танков Pz. IVс 43-калиберным 75-мм орудием и 3 командирских танка. На тот же день 1 июля 1942 года 22-я танковая дивизия (тогда еще двухбатальонная) насчитывала 28 танков Pz. II, 114 танков Pz. 38 (t), 12 танков Pz. Ill с 50-мм 60-калиберным орудием, 11 танков Pz. IV с 24-калиберным 75-мм орудием и 11 танков Pz. IV с 43-калиберным 75-мм орудием». М-да... Что поделать — умным быть не запретишь!

Поэтому плюнул на текст и сразу перешел к выводам, которые Исаев сделал об «инструменте блицкрига». По его просвещенному этими Pz. 38 (t) и Pz. IV мнению, «инструмент блицкрига» таков:

«В 1934—1940 годах в Германии была создана весьма совершенная организационная структура танковых войск, позволявшая динамично проводить операции огромного масштаба и значимости. Моторизованные (танковые) корпуса вермахта, одним из которых командовал Э. фон Макензен, стали опорой «блицкрига». Поэтому в поисках причин успехов Германии в начальном периоде войны нужно обратить свой взгляд именно на них, а не на мифические и реальные недостатки собственной армии. В руках у противника был своего рода «меч-кладенец», симметричного ответа которому не удавалось найти довольно долго. Эквивалентом немецких танковых корпусов в СССР стали танковые армии, первое успешное выступление которых относится к периоду Сталинградской битвы. К осени 1943 года организационная структура танковых армий была окончательно сбалансирована, и они стали инструментом успешных наступательных операций Красной Армии 1943—1944 годов». Это все.

Оставлю в стороне то, что мой, сделанный в 2001 году, вывод об отличии танковых дивизий немцев от наших танковых корпусов в том, что в немецких дивизиях были подвижными не только танки и не столько танки, а все рода войск, Исаев теперь выдает за свое открытие без ссылок на меня. Но, правда, заменив русские общепринятые названия немецкой техники немецкими названиями. Видимо, чтобы дураки восхищались его, исаевской, «научностью». Дураки, наверное, и восхищаются, но я писал, что этим подвижным комплексом родов войск немецкой дивизии создается всего лишь максимальная ударность этих соединений, необходимая для быстрого поиска слабых мест в обороне противника и быстрого прорыва его обороны. Исаев же, как видите, поднял организацию немецкой танковой дивизии на небывалую высоту, объявив ее не инструментом прорыва обороны, а инструментом всего блицкрига. По пониманию сути происходящего, такой вывод равнозначен выводу повара, что картошка — это и есть суп.

Ведь по Исаеву получается, что в войне молниеносно победит тот, кто:

— создаст танковые корпуса по аналогии с немецкими танковыми дивизиями;

— будет шесть лет вести войну;

— торжественно подпишет полную и безоговорочную капитуляцию.

Как хотите, но мне показалось, что этого маловато будет для понимания того, как и чем вести молниеносную войну.

Ведь если немцы даже с СССР, и даже «молниеносно», воевали (по самому же Исаеву) полтора года до Сталинградской битвы, так и не сумев добиться победы, и в результате вместе со своими танковыми дивизиями войну проиграли, то ведь очевидно, что молниеносность первых этапов Второй мировой войны определили не танковые дивизии и даже не немцы, а те страны, с которыми немцы молниеносно воевали. Определило то, что Исаев считает несущественным.

Вот поэтому я и взялся за эту работу. Ведь я, в точном смысле этого слова, не историк, я политик. Политик, изучающий историю не ради гонораров или праздного любопытства, а для того, чтобы сегодня использовать находки предшественников и не повторить их ошибки. И если я не разберусь с этим вопросом, то кто кроме меня?

А в чем разница?

Любое общественное явление или событие имеет сотни обстоятельств, описывающих и характеризующих это событие. Надо сказать, что в технике и науке исследовать легче, поскольку там факторов и параметров процесса существенно меньше, чем в общественной жизни. И когда исследователь делает тот или иной вывод по событию, то он опирается на эти обстоятельства, как правило, уверяя, что опирается на все ему известные. Но, во-первых, важные обстоятельства не всегда заметны, а часто просто скрываются заинтересованными лицами. Во-вторых, обстоятельства не все равноценны и не все пригодны для постановки вывода.

Ознакомительная версия.