Колонка дежурного по номеру
В мире нашем не одна Вселенная — их великое множество. Какие-то из них очень отличаются, а какие-то чрезвычайно похожи друг на друга, и населяют их одни и те же существа, судьба которых лишь чуть-чуть не похожа на судьбы «иномирных» двойников. И порой в параллельных вселенных встречаются люди, способные чувствовать своего двойника и переживать его эмоции. Любовь и ненависть, трусость и храбрость, зависть и радость… Собственно, в какой-то степени на подобную связь способны все. Именно отсюда и происходит такое явление как дежавю…
На фантастической идее множественности вселенных и основана повесть Павла Амнуэля «Клоны».
Возможно, было бы очень неплохо, кабы и на самом деле существовала такая связь. И люди, ее осуществляющие. Подобно сумасшедшему старику из рассказа Андрея Кокоулина «Сколько?». Откуда он знает, какое количество людей погибнет в неведомой главному герою катастрофе? Не из параллельного ли мира? Откуда ему известно, чем можно расплатиться за то, чтобы кто-то остался вживых?.. И не там ли, в паралельном мире живут совесть и самопожертвование?
Но кабы такой старик существовал, скольких бы он спас?!
А не по совету ли из параллельного мира поставили с ног на голову очередной Исход в рассказе Эльдара Сафина «Последний ковчег нах зюйд»? Ведь инопланетчики вполне могут явиться не из просторов Галактики, а оттуда, из «мира за ближайшим углом»…
А кто одарил Жоржо Бассини из рассказа Тима Скоренко «Удивительная история Эллы Харпер» умением быстро залечивать раны у близких ему людей? Почему бы и не представитель параллельной вселенной?..
И уж точно из иного мира явился ребенок в рассказе Александра Мазина «Пятый ангел», поставивший героев перед выбором. А персонажи рассказа Дарьи Беломоиной «Цветы под водой» и сами способны сделать мир другим.
В общем, вполне возможно, что вокруг нас существует огромное множество вселенных.
Да только не дождемся мы советов и помощи с иных миров. Разбираться со своими проблемами придется самим.
Но может, это и хорошо? Дорогу, как известно, осилит идущий…
Николай Романецкий
1. ИСТОРИИ, ОБРАЗЫ, ФАНТАЗИИ
Краткое содержание начала повести Павла Амнуэля «Клоны»
Лайма, представительница коренного народа, живущего на Гавайях, работает переводчиком в международной обсерватории. Грамотный специалист, к тому же умеющий читать по губам. Но у девушки очень тяжелый период в жизни — недавно в автокатастрофе погиб Том, ее любимый человек.
Однажды члены российской научной экспедиции приглашают ее просмотреть видеозапись, полученную из космоса (запись без звука, но по движению губ можно понять, о чем говорит космонавт). На записи Лайма видит своего любимого. Девушка потрясена и начинает подозревать, что автокатастрофа была инсценировкой, а на самом деле Том участвует в некоем секретном проекте, связанном с полетом на земную орбиту. Тем более что ей не дали опознать труп… Однако русские ученые уверяют ее, что корабль с Томом, когда с борта ушел сигнал, находился на расстоянии более ста парсеков от Земли. Лайма не верит русским и начинает искать доказательства, что Том жив. Ей помогает Леонид, один из русских астрофизиков.
Между молодыми людьми возникает симпатия. Леонид говорит, что у него есть объяснение случившемуся, но это объяснение слишком фантастично, чтобы его можно было принять за истину.
Они едут на кладбище, где похоронен Том, и там, возле свежей могилы, Лайма понимает: Том все-таки умер — она просто чувствует это.
И она рассказывает Леониду, что видит Тома, что видела его еще до знакомства. Сначала во снах, а потом, когда он погиб, словно наяву, но только как будто это не совсем ее Том, он как будто другой человек, и у него другая женщина по имени Минни. Именно с этой женщиной он и попрощался там, в записи. И что, когда Лайма с Томом были вместе, он как будто тоже помнил чужую жизнь.
Леонид в ответ рассказывает ей о гипотезе множественности вселенных, которые связаны при помощи квантового перепутывания и лишь чуть-чуть отличаются друг от друга. Он просит девушку попытаться установить контакт с собственными двойниками в других вселенных. У нее это обязательно должно получиться — ведь она явно не обычный человек. И только таким образом она снова сможет встретиться с Томом…
Повесть (Окончание. Начало в предыдущем номере)
Проснулся он на диване, под головой была цветная подушка, тонко пахнувшая духами, ноги были укрыты пледом, похожим теперь на распластанного тигренка, за окном вяло потягивался серый сумрак. Леонид опустил ноги на пол и обнаружил, что спал в носках, — наверно, Лайма сняла с него туфли и отнесла в прихожую. Не было и самой Лаймы. На кухне шипел чайник, Леонид услышал и другие звуки — шелест воды, тихое журчание. Шлепая по холодному полу, Леонид вышел в прихожую и обнаружил свои туфли рядом с тапочками, которые надел и пошел на кухню, где недовольно бормотал закипевший чайник.
Из коридорчика вышла Лайма в широком халате с огромными набивными цветами. Полотенце на ее голове напоминало персидский тюрбан, а может, это был тюрбан, напоминавший полотенце?
— Проснулся? — улыбнулась Лайма.
— Извини, — пробормотал Леонид. — Я не нашел сахара, а горький кофе действует на меня, как снотворное.
— Странно! — удивилась Лайма. — Пойди, умойся, там и зубная щетка есть.
Она смутилась и отвела взгляд — Леонид понял, что зубная щетка принадлежала Тому. Мысль была неприятна, и в ванной Леонид не стал ничего трогать — ополоснул лицо холодной водой, пригладил руками волосы перед зеркалом и вернулся на кухню.
Лайма сидела за столиком и показала Леониду на стул рядом с собой. Он сел, чувствуя себя то ли лишним, то ли незваным, скорее — неприкаянным.
— Я налила тебе чаю, — улыбнулась Лайма. — Не хочу, чтобы ты опять заснул.
Изумительный оказался чай, крепко и правильно заваренный, настоящий утренний английский. Лайма точно угадала его желание… как она смогла?
— Да, — кивнула Лайма в ответ на молчаливый вопрос. — Я вспомнила, какой чай ты любишь. Мы были знакомы с тобой прежде. Мы были… Почему ты сразу не сказал?
— Мы… — Он не должен был прерывать Лайму ни единым словом, даже ненавязчивой мыслью, которая могла бы отразиться на его лице.
— Ты должен был мне напомнить, Лео, — недовольно сказала Лайма. — Хотя… Может, ты прав, что не напомнил. Я тогда повела себя не очень учтиво, но мы были с Томом, а ты с той женщиной. Ты ее не представил, и я не знаю… Твоя жена?
- Жена, — повторил Леонид, пытаясь сообразить, какой ответ окажется подходящим. Назвать имя? А если Лайма вспомнила другое? На ком он женат в той вселенной, которая сейчас пробуждалась в памяти Лаймы?
— Жена, — с иронией повторила Лайма. — У меня сложилось впечатление, что ты уже тогда с ней не ладил.
— Э-э… ты проницательна, — пробормотал Леонид, отводя взгляд.
— Странно ты на меня посмотрел, — сообщила Лайма. — Пей, Лео, чай остынет.
— Да-да.
— Ты посмотрел, — продолжала Лайма, — будто хотел сказать: «Почему ты с ним, а не со мной?». Так откровенно… Даже Том понял — когда мы отошли, он сжал мне локоть и спросил: «Давно ты его знаешь?». Я сказала: «Первый раз вижу». Том не поверил. В тот вечер ты всякий раз смотрел в мою сторону, когда мы оказывались недалеко друг от друга.
— Вот как? — вяло сказал Леонид. Множество вопросов вертелось на его языке, и ни одного он не мог задать, не разорвав тонкую нить памяти, натянувшуюся в мозгу Лаймы.
— А потом, — все же решился он, — мы виделись?
— Ты спрашиваешь? — удивилась Лайма. — Я забываю, со мной случается, порой не помню, что происходило вчера, а события детства вдруг всплывают в памяти, вспоминаю, как мама помыла меня и начала обтирать полотенцем, а я дрожу от холода, потому что мама решила меня закаливать и обливала ледяной водой из таирадского источника… тебе это не интересно? Ты хочешь сказать, что забыл, как мы…
— Я не забыл, — пробормотал Леонид.
Он ступал по поверхности памяти, как по тонкому льду только что замерзшей реки: одно неверное движение, провалишься и в ледяной воде прошлого утонешь, не в силах ни вспомнить, ни отречься от воспоминаний, которые утонут вместе с тобой.
«Если она не расскажет, — думал Леонид, — я не буду знать, как вести себя дальше».
— Наваждение, — сказала Лайма.
— Все было хорошо, — слова вырвались непроизвольно, но сказанного не вернуть, и Леонид продолжил, не понимая, что говорит, отдавшись интуиции; которой всегда доверял в вопросах науки и никогда — в житейских. — Все было хорошо и правильно, напрасно ты думаешь, что поступила не так, как должна была.
