Не знаю, как у других читателей Абиша Кекильбаева, у меня не раз и не два возникало это чувство сопричастности дерзания этого самого духа по «лекалу мысли». И при путешествии из тома в том двенадцатитомника писателя и мыслителя, и при посещении библейских мест его великой родины – Мангыстау, где находятся некрополи Темир-баба, Бекет-ата, Сейсен-ата, пережившие не одну легенду и балладу о себе, о людях и ландшафте этих древних мест. А через произведения Абиша Кекильбаева, ставших и достоянием человечества. А трагедия манкуртизма, впервые озвученная Абишем-ага, достойно была продолжена Чингизом Айтматовым.
И мы, читатели из прошлого столетия, познавали эту трагедию и по Абишу Кекильбаеву, и по Чингизу Айтматову. И всё это сопрягалось с реалиями судьбы и жизни. У каждого по-своему, но по единой чаше нашего беспамятства. На каждый век по своему манкурту. И новый век вновь выносит это явление в облике компьютермана с айпадом эпохи интернета.
И как быть с новым поколением людей творчества, у которых возникает предчувствие благословенной катастрофы, которая, по их мнению, изменит нынешнее существование людей? Какие сюрпризы ещё преподнесёт нам новая история XXI века?.. Некоторые ответы и на эти вопросы эпохи глобализации можно найти в статьях и в публицистике А. Кекильбаева, которые изданы в пяти томах, отдельно от собрания его художественных произведений.
Невозможно вместить в одну-две страницы эти самые три четверти векового пути писателя и мыслителя Абиша Кекильбаева. «Свет странника» не только притягивает читателей, исследователей, критиков, литературоведов. Магический свет Абиша Кекильбаева рождает и влечёт учеников, младших коллег и собратьев по перу. Образуя преемственность вне системы логарифмической линейки, но по духу и силе таланта, когда вдруг внезапно в глубинах души вспыхнет зов – шакыру – наших великих предков, кюи Курмангазы и Давлеткерея, песни «Елимай», «Еки жирен», «Караторгай».
Эти творения бессмертны, так же бессмертны, как и сама память народа. Народа, сыном и мудрецом которого является писатель, философ, гуманист Абиш Кекильбаев.
С юбилеем, Абиш-ага!
Редакция «Литературной газеты» сердечно поздравляет Абиша Кекильбаева со славным 75-летием.
Теги: Абиш Кекильбаев
Что может быть прекрасней...
Фото: Фёдор ЕВГЕНЬЕВ
Четыре поэта, представленные в этой подборке, совершенно разные и по мироощущению, и по художественному методу.
Пётр Дегтярёв - тончайший лирик, извлекающий, будто философский камень, чистое поэтическое вещество, почти бесфактурное, бессюжетное, порой – одно сплошное чувственное любование, и ничего больше. Но это любование самоценно: "...Что может быть прекрасней / Осеннего дождя / И кресла на террасе..." . Главное – создан образ, зримый, живой, по-мандельштамовски взволнованный. И так во всех произведениях автора.
Пётр Дегтярёв сейчас серьёзно болен, но даже в такой ситуации не падает духом и продолжает писать сильные стихи.
Андрей Галамага, напротив, одновременно эмоционален и предметен, почти все стихотворения сюжетны, очень плотны. Почти всегда это трогательная история любви, где лирический герой предельно искренен и беззащитен, этим и обаятелен. За пронзительно грустными строками Галамаги чувствуется подспудно улыбка силы, за нежным настроенческим посылом – мужественная стать строки. От самых печальных галамаговских историй всегда веет необъяснимым оптимизмом...
Надежда Косова – поэт-традиционалист, работает в трудном жанре миниатюры, где на маленьком поэтическом пространстве должно поместиться всё: и эмоциональный напор, и смысловая глубина. И ей это удаётся – при намеренном аскетизме художественных средств: в кажущейся сдержанности таится убедительная страстность, считываемая сердцем.
Анна Зарубина – поэт-бард, и её стихи – безусловно, прежде всего песни, где экзальтированные строки словно стоят на цыпочках от восторга, где то и дело прерывается дыхание от высокого накала эмоций, но присутствует и мысль, закольцованная в рефренах, продлённая в многоточиях. Исключительно важен для Зарубиной ритм – именно в нём зарождается начало песни, а в сочетании с голосом Анны лиризм достигает подлинной остроты.
Зарубина живёт в Мытищах, все остальные представленные поэты – в Москве.
Анастасия ЕРМАКОВА
Пётр ДЕГТЯРЁВ
Родился в 1958 г. в Москве. Окончил Институт стали и сплавов и Высшие литературные курсы. Впервые был издан в 1985 году. Автор трёх книг: «Обретение», «Шёлковый Кокон», «Трилистник».
На сердце отошло
* * *
...Исчезли сторожа,
Что может быть прекрасней
Осеннего дождя
И кресла на террасе,
И красного вина,
Созревшего в бутыли
В глухие времена
Под амфорною пылью.
Прощай, броженье дней,
В кромешной тьме и смуте
Осадок их на дне,
А суть в одной минуте.
Для дочери
Нельзя всё тратить на вино,
Купи недорогую куклу,
И на Рогожском полкило
Отталой красной клюквы.
Не ради праздника, а так –
Во вторник или в понедельник,
Когда подступит немота,
Хватило б денег,
Глядишь, на сердце отошло,
Привыкнув к ноше,
Не торопись – всё хорошо –
Всего хорошего.
Жёлтый плед осенней грусти
Жёлтый плед осенней грусти,
На террасе сквозняки,
Сквозь кусты – развратно густо
Хризантемовой тоски...
Так изысканно залита
Скатерть розовым вином,
И бутыль из хризолита,
Отливает янтарём.
Струйка бусинок, стеклярус
С крыши падает... В тазу
Плавает капустный парус,
Собираясь ускользнуть...
Но куда?
Сырая плесень,
Моросит и за дождём
Лишь лучок на грядке весел
Словом заново рождён.
Беженцы
То ли время убежало
Из кофейника... Невмочь
В отсыревший полушалок
Прятать мартовскую ночь –
Так ребёнка только кутать,
И в доверчивых глазах
Каждую минуту путать
Цифры, буквы в адресах.
Мы, конечно, опоздали,
Всё весомей и страшней –
Жизнь моя, а ты была ли?
Ворох брошенных вещей...
Тёплое
М.К.
Июль. Белеет рукомойник,
Уплыли тучи восвояси,
Лишь наваждение покоя
Ещё осталось от ненастья.
Ещё качается в прострации,
Припоминая дождь кромешный,
Листва тяжёлая акации,
От сонных капель захмелевшая.
Аукаясь и запинаясь,
Скользит утешно под наркозом
Луч солнца, миру отворяясь,
За сеточкой моей берёзы.
И отхлебнув озона лишнего,
Не в стельку, но слегка нетрезвый,
Чуть высохший туман колышется,
Остановившийся проездом.
Старые Сокольники
Скрепы, крыши и овраги
Облицованы в дюраль,
На мелованной бумаге
Фиолетовый февраль...
Разогнаться и вдогонку,
Чтоб былое наверстать –
Звонкий лёд, морозец тонкий,
Треск трамвая в перепонках,
Галки виснут на крестах...
Деревянный домик ветхий –
У обшарпанной двери
Глазированные ветки
Облепили снегири.
Сокольники
Все листья выметут метлой,
И только в музыке звучавшей
Ещё по-прежнему светло
И тихо от листвы опавшей.
Душе понятнее, родней,
Мираж присутствия в прошедшем,
Где счёт иной минут и дней,
