По своей форме и пропорциям колпак напоминал буханку ржаного хлеба, потому и получил у нас соответствующее название: "буханка". В нём была всего одна наглухо заваренная стальная дверь, которая выходила в сторону подведенной прямо к "буханке" железнодорожной колее (от двери до колеи — не более десятка шагов).
Сегодня без особого труда можно найти три надземных бункера. Это выходы на поверхность. У каждого из них свое прозвище: "Круглый", "Шалаш", "Западный". Входы в бетонные сооружения закрыты наглухо.
ВНУТРИ ПЕРИМЕТРА
Строительство бункера началось осенью 1941 года. А к середине августа 1942 года он был полностью готов. Но, как считается, к этому моменту у Гитлера уже не было необходимости активно использовать бункер. Хотя он и побывал в "Беренхалле" дважды: в ноябре 1941 и в марте 1943 года. (С последним визитом связана неудачная попытка покушения на Гитлера со стороны группы немецких генералов. Любопытно, что это покушение и раскопки в Катыни совпадают по времени.)
Есть достоверные данные о том, что Красный Бор неоднократно посещали Гудериан, Кейтель, Йодль, Канарис. В этих же местах находилась известная разведывательная школа абвера "Сатурн", хотя нет точной информации о том, использовалась ли в ее интересах какая-либо часть подземных сооружений "Бернхалле".
…Если судить по далеко не полным немецким архивным данным, в строительстве "Медвежьей берлоги" были заняты около двух с половиной тысяч сотрудников немецкой военно-строительной организации "Тодт" и… "русские гражданские рабочие". В переводе с военно-казенного языка на нормальный это означает, что бункер строили военнопленные. Со всеми вытекающими для них последствиями.
Те, кто пережил оккупацию, и без архивных данных знали, что на объекте работали не только советские военнопленные, но и поляки, те самые офицеры, что предпочли для себя "хороший" немецкий плен. Полное отсутствие информации о дальнейшей судьбе всех этих людей — это и есть предельно ясный ответ на вопрос, куда они потом делись. Уже в наши дни просочилась информация о том, что не только советские и польские, но даже некоторые немецкие строительные команды по окончании работ были уничтожены.
Особого внимания заслуживает строжайший режим секретности, который поддерживался на строительстве "Медвежьей берлоги". Современные российские "информированные" СМИ в один голос утверждают, что бункер охраняли офицеры-эсэсовцы из дивизии "Мертвая голова". Это обычный журналистский бред. 3-я танковая дивизия СС "Мертвая голова" (даже с учетом входивших в ее состав двух панцергренадерских полков "Туле" и "Теодор Эйке") совершенно на предназначена для выполнения каких бы то ни было охранных функций…
Местные жители, в том числе бывшие партизаны, рассказывали, как все было на самом деле. Подземный объект имел четыре периметра безопасности. Первый, внешний периметр обеспечивала вспомогательная полиция (полицаи-предатели). Второй периметр — периодически сменявшие друг друга пехотные части вермахта. Третий периметр — подразделения СС, явно из Германии, не с фронта. Четвертый, самый ответственный периметр — финны. Да, да, немногословные и флегматичные парни из страны лесов и озер. И если ни немцев, ни полицаев местные жители, в общем-то, особенно не боялись, то в руки финнам старались не попадаться ни при каких обстоятельствах. Флегматичные парни отличались абсолютным фанатизмом и крайней жестокостью.
Жесткий режим охраны всей зоны строительства и прилегающих территорий в полной мере распространялся и на так называемый Катынский лес.
Здесь стоит уточнить географическое расположение Красного Бора и самой "Медвежьей берлоги". Лесной массив находится в нескольких километрах западнее Смоленска, на левом берегу Днепра (параллельно Днепру проходят Витебское шоссе и железная дорога). Козьи Горы, Село Катынь и Катынский лес находятся западнее Красного бора. Космическая съемка отчетливо показывает, что расстояние между границами лесного массива Красный Бор и Катынским лесом, в их современной конфигурации составляет около четырех километров. Это значит, что в период Великой Отечественной войны расстояние "от опушки до опушки" могло быть значительно меньше. Поэтому расстрелять внутри охраняемой зоны, в соседнем лесочке любое количество пленных, — хоть польских, хоть советских, — вообще не проблема.
"ИСТОРИКИ" ИЗ ЦК КПСС
Сегодня польский мемориал "Катынь" — это образец воинского захоронения. Ухоженные дорожки и монументальные символические надгробья… Погибшие на Смоленщине партизаны могли бы позавидовать такой помпезности, обустроенной на государственном уровне.
…В конце 1980-х и начале 1990-х состоялась череда ритуальных процедур покаяния, начало которым положил Горбачев. Ему подыграл в этом Валентин Фалин, заведующий международным отделом ЦК КПСС. В сущности, его роль и стала ключевой в этой истории: именно этот доктор исторических наук доложил Горбачеву, что "поляков убил НКВД". А генеральный прокурор Трубин с такой же готовностью всё это "подмахнул". Так расцвела развесистая историческая клюква под названием "Катынское дело".
А расследование в наше время? А если по всем правилам? Его просто не было. И дело не только в спешке. Любое серьезное расследование предполагает неукоснительное соблюдение необходимых по закону следственных процедур. Да, кое-какие раскопки были, но именно "кое-какие". Следственными процедурами там даже не пахло. И это в ситуации, когда "команда Горбачева" и польская сторона были максимально заинтересованы в "раскрутке" дела.
Нелогично получается. При такой степени политической заинтересованности можно было привлечь любое количество квалифицированных специалистов по ведению следственных действий, чтобы раз и навсегда закрепить собственную, "правильную" версию событий. Но, похоже, что "историки" из ЦК КПСС знали: закреплять в Катынском лесу было просто нечего. Поэтому ответственное "расследование" поручили группе дилетантов-общественников. Это факт, который говорит о многом.
P.S. Жители моего города не любят мемориал "Катынь". Они ему не верят. А не верят потому, что знают правду. А еще они знают другие окрестные места, куда действительно можно и нужно принести живые цветы. И не только в День Победы.
г.Смоленск
function countCharacters () { var body = document.getElementById ('gbFormBody') if (!body !body.value) return; jQuery('span#gbFormCount').html (body.value.length) if (body.value.length = 2500) body.value = body.value.substring (0, 2499) } setInterval (countCharacters, 500);
1
Сергей Черняховский НУ, СКОЛЬКО МОЖНО?
В интервью польским СМИ, данном накануне официального визита в Варшаву, Медведев в очередной раз обвинил "сталинский режим" в расстреле польских военнопленных под Катынью. Причем не просто обвинил. Буквально им было сказано следующее: "Государственная дума вчера приняла соответствующее заявление на эту тему, очень важное заявление, на мой взгляд. Всё это отражает изменения в общественном сознании. Но я считаю, что подобные изменения должны происходить не только в России. Для того чтобы нам перевести наши отношения на новый уровень, на партнёрский уровень, на уровень, ориентированный в будущее, на стратегический уровень, изменения должны произойти и в общественном сознании Польши, должен появиться новый взгляд на новую Россию".
То есть эти обвинения со стороны президента РФ — прямое заискивание перед Польшей. Стремление получить от неё некое вознаграждение за признание вины своих "неправильных" предшественников: "Посмотрите, какие мы стали хорошие и послушные. Мы признали свою вину перед вами, мы каемся — и хотим, чтобы после этого вы стали нашими стратегическими партнёрами".
Вести себя так — тем более президенту одной из ведущих держав мира — даже с прагматической точки зрения глупо и неэффективно. Потому что сторона, которая идёт на такое самоунижение, не может другой стороной рассматриваться в качестве даже равноправного партёра — не говоря уже о более серьёзных отношениях. В мировой политике уважают в первую очередь те, кто сам обладает уважением к себе. А того, кто пытается добиться уважения к себе и признания своих достоинств при помощи односторонних уступок — рассматривают как заслуживающего лишь максимальной жесткости и дальнейшего давления.
Это — аксиомы. И в самом интервью Медведева присутствует следующее признание: "Я вспоминаю начало 90-х годов. Я тогда был молодой юрист. А в России и в Польше произошли изменения и в общественном устройстве, и в устройстве экономики. В Петербург периодически приезжали польские бизнесмены, как правило, небольшие, которые хотели развивать отношения с Россией. Я просто помню, как я для этих представителей бизнеса по линии Торговой палаты Петербурга читал такие мини-лекции о российском законодательстве, прежде всего гражданском и коммерческом. И тогда мне казалось, что наши экономические отношения будут безоблачными. Но события истекших десятилетий показали, что не всё так просто".
