Разумеется, никуда не деться от идеологии. Многие публикации повествуют о преимуществах социалистического строя. Это, как правило, рассказы самих рабочих о том, как они жили раньше, и о том, как живут теперь. Рассказы эти похожи: «работал на хозяина по 14 часов в день», «получал гроши», «обращались грубо», «жил в чудовищных условиях», «был неграмотен», «не имел возможности учиться», «единственное развлечение - пойти в какой-нибудь грязный трактир». Затем - сравнение с нынешней жизнью. Семичасовой рабочий день. Путевки в санатории и дома отдыха. Дети учатся в школе. Маленькие - ходят в ясли. Есть возможность повышать свой уровень, учиться, покупать разные товары, культурно проводить досуг. «В комнате чисто и пахнет сосной. Шторы, цветы и абажуры дышат свежестью, на красных столах лежат шашки, домино. Газеты и журналы. Несколько веселых парней под громкоговоритель отстукивают каблуками такт матросского танца „Яблочко“. Еще уютней бывает в комнате барака вечером, когда тени от абажуров падают на стены и все предметы принимают мягкие очертания. Кто-либо из собравшихся в уголке ребят играет на домре или гитаре. Закрепленные за секциями слушатели военно-инженерной академии проводят политбеседы. „Светло, тепло и уютно, а главное - весело, - говорят жильцы этого барака, оборудованного к 17 съезду партии“». (Тот самый съезд, большая часть делегатов которого была впоследствии расстреляна.)
Но в каком-то письме рабочего прорывается: «А как заниматься, если на весь барак одна тусклая лампочка?» Чем больше статей, тем больше сюжетов, находящихся в прямом противоречии с этой идиллией.
«В 7-й секции первого барака живет около 50 человек. Там живут семейные и холостые. Получаются постоянные разногласия. Известно, что семейные люди более склонны к спокойной жизни. Другого склада молодежь. Те более склонны к веселью. Вот и получается. Приходит в общежитие глава семьи, ложится спать, а некоторые из молодежи в это время выпивать вздумают. Выпьют… Начинается обычная ругань. Правда, вся молодежь, живущая в этой секции, татары, и ругаются они на своем языке, но из всей этой ругани вдруг начинает прорываться самый настоящий „расейский“ мат», -сетует неизвестный автор.
В бараках - грязь, постельное белье не выдают, или выдают очень редко, нет тумбочек, в результате некуда даже положить хлеб и его приходится держать под подушкой, на пять бараков - один кипятильник, так что попить вечером чаю почти невозможно, где-то нельзя пользоваться раковиной - протекает, и никто не собирается чинить. Тут течет крыша, не вставлены стекла в окна, там нет возможности пользоваться газовой плитой. С культурным досугом тоже нелады. В красных уголках нет шашек, патефон сломан, пластинки достать невозможно. Где-то есть биллиардный стол, но нет шаров. Радио есть, но оно испорчено.
О жизни в бараках много писали и в других изданиях того времени. И мы снова и снова наталкиваемся на одни и те же противоречия. Так, например, журнал «Культура и быт» начала тридцатых годов публикует заметку «Квартира ударницы»: «На стенах - новенькие плакаты. Печка чисто побелена. Скромная обстановка аккуратно расставлена. Нигде ни пылинки. Чисто. Постелены половики. На столике лежат свежие газеты. Чуть поодаль алеет переплет ленинского шеститомника. На полке много и других книг. Это - квартира работницы Бондарчук - имеет все шансы получить одну из премий на интересном конкурсе на лучшую рабочую квартиру и общежитие, объявленном в Подольске…»
А вот еще один пример «должного», правильного быта, который представляется в качестве нормы. «Барак номер 2 - лучший - премирован железными койками с полными постельными принадлежностями. Для рабочих открыта баня. Во всех общежитиях установлены радиоприемники. Всюду развешаны плакаты, портреты вождей». Это - отрывок из статьи Э. Шапировского «За культурный советский барак». «Премированы железными койками» - на чем же спали до того? Ответ я нашла в следующей статье - на деревянных топчанах (подозреваю, кишевших клопами).
И опять проблемы повседневности прорываются на страницы журнала, создавая куда менее радостную картину. «В бараках тесно, грязно, темно и холодно. В грязи и темноте рождается хулиганство, процветает пьянство. В результате классовый враг находит благоприятную почву для агитации». И все же, надеется Шапировский, «каждый барак можно сделать очагом культуры». Была проведена воспитательная работа. Прошло несколько месяцев. «… В бараке стало тихо, - пишет автор. - После выселения шинкарей прекратились пьянки и драки. У рабочих появилась тяга к учебе».
Еще в одной статье рассказывалось о «перекличке квартир» - разновидности конкурса на лучшее жилье. Были отдельные примеры для подражания, но все же общая картина оставалась нерадостной: «В просторных комнатах огромных корпусов грязно, на балконах висят грязные тряпки, лестницы украшены мусорными ведрами. Вонь на лестницах, вонь в квартирах, грязные стены, грязная утварь - вот в какой обстановке живет немало пролетариев „Красного богатыря“».
Этот отрывок напомнил мне другой текст, написанный в 1846 году: «Зато уж про черную (лестницу) и не спрашивайте: винтовая, сырая, грязная, ступеньки поломаны, и стены такие жирные, что рука прилипает, когда на них опираешься. На каждой площадке стоят сундуки, стулья и шкафы поломанные, ветошки развешаны, окна повыбиты; лоханки стоят со всякою нечистью, с грязью, с сором, с яичною скорлупою да с рыбьими пузырями; запах дурной… одним словом, нехорошо» (Достоевский, «Бедные люди»).
Условия быта были тяжелыми, но и условия труда, судя по публикациям заводской газеты, не лучше: халатов не выдают, в раздевалках пропадают вещи, в цехах грязь, нет полотенец. Особенно доставалось начальнику отдела снабжения т. Рабиновичу. Здесь он не отреагировал на критику, там чего-то не выдал, тут пообещал и не сделал. «Я просил серые брюки, а мне выдали белые. На что мне белые брюки, если я вожусь с навозом?» - жалуется один из рабочих. А другой констатирует: «Месяц назад т. Гутовский дал т. Рабиновичу распоряжение купить для нас плащи. Но этого распоряжения Рабинович до сих пор не выполнил».
А уж столовая номер 17 - просто притча во языцех: огромные очереди, грязь, вместо восьми блюд, указанных в меню, всего два: суп непонятно из чего и знаменитый гуляш из хрящей и костей (и это на комбинате, где полно мяса!). А на все замечания сотрудники столовой отвечают: «Не нравится? Идите в столовую номер один».
Или вот - прекрасное начинание - бесплатное бритье рабочих комбината в специальной парикмахерской. Но, видимо, неудачное: всего два мастера, большие очереди, и, кроме того, бесплатно они брить не хотят. То есть, может, и побреют (раньше бритье стоило 75 копеек), но потом освежат одеколоном за 95 копеек. А кто не хочет освежаться, того отказываются брить.
Интересна заметка заведующей библиотекой о том, что читают рабочие. Одна работница берет в основном французскую литературу: Мопассана, Флобера, Ромена Роллана. Другие выбирают русскую классику: Толстой, Чехов, Пушкин. Читают и советскую литературу, и учебники по истории партии.
По отношению к литературе сотрудники комбината выступают не только как потребители, но и как требовательные критики. Рабочие комбината обсуждали роман «Мясо» Беляева и Пильняка, который был опубликован в журнале «Новый мир» в 1936 году. «Роман, естественно, возбудил большой интерес на нашем предприятии, так как книга написана на знакомую, близкую нам тему». Впрочем, роман разругали в пух и прах.
Некоторые рабочие и сами сочиняли - вот, например, стихотворение мастера убойно-разделочного цеха Георгия Резвова «Дырки»:
Федотыч домой пришел и лег
В мозгу паутиной мысли:
Пять дырок - пять порченых шкур с коров
Пред воображением висли.
Но где же причина? Причина где?
В чем гвоздь вопроса? Как догадаться?
Туманные мысли сейчас в голове
Толпятся, толпятся, толпятся.
Федотыч в причины, как в пропасть, глядел
И видел средь тайного мрака:
Он самый первый в цеху бракодел -
Дал сорок процентов брака.
Осознание вины материализуется в виде сюрреалистического кошмара:
Пять тысяч коров, овец, поросят
Со злобой в лицо смеются.
Во сне герой понял свою ошибку и сообразил, что надо делать, чтобы не портить шкуры.
Федотыч глаза протер. У окна
От солнца лучи - на конвейер похожи,
И встала пред ним молодая страна,
Которая требует кожи.
И вот счастливый конец:
Конвейеры все от нагрузки дрожат,
И ролики будто бы в мыле.
Зеркальные шкуры из-под ножа
У старика выходили.
Стихотворение «Дырки» знал весь комбинат.
Сон Федотыча явно не случаен. Если внимательно прочитать газету, обнаружишь, что значительная часть материалов посвящена животным. Это вполне закономерно: для мясокомбината нужен скот, свиньи и коровы должны быть в хорошей форме, чтобы из них могла получиться вкусная колбаса.
