«19 июля 1940 года. Лично и конфиденциально уважаемому Адольфу Берлу-младшему, помощнику Государственного секретаря… По только что поступившим данным из конфиденциального источника информации, после немецкого и русского вторжения в Польшу и ее раздела Гитлер и Сталин тайно встретились во Львове 17 октября 1939 года. На этих тайных переговорах Гитлер и Сталин подписали военное соглашение взамен исчерпавшего себя пакта… Искренне Ваш Дж. Эдгар Гувер»[154].
Соединив «ужа» с «ежом», доморощенный «мичуринец» от мистификаций выстроил уже свою версию, в подтверждение которой привёл такое доказательство. Что-де в журнале учёта посетителей Сталина в его кремлевском кабинете указано, что 16–17 октября 1939 г. он находился на работе, а вот 18 октября отсутствовал и 19 октября до 20 ч. 25 мин. тоже отсутствовал.
Перед нами очень тонкая, пожалуй, даже изысканно тонкая мистификация. Но отчего профессионального драматурга, в те годы театрального сценариста, к тому же всерьез не интересовавшегося еще политикой и историей, потянуло на беседу со старым железнодорожником, да еще и во Львове? В деяниях типа «хождение в народ» Эдвард Станиславович никогда замечен не был.
Обратите внимание на главное. Даже в «интертрепации» Радзинского старый львовский железнодорожник никак не упомянул Сталина. Кстати, услышав подобную сенсацию, Радзинский не постарался запомнить имя «славного» львовского железнодорожника? А ведь такие сенсации первому встречному с порога не выкладывают. Следовательно, он долго с ним болтал. Если болтал, конечно. Соответственно имя железнодорожника должно быть известно Радзинскому. Да и вообще, чтобы добиться серьезного расположения собеседника к себе, необходимо как минимум опрокинуть с ним не менее трех стаканов водки. Иначе разговора не получится. Тем более между «москалем» Радзинским и жителем Львова. В тех краях никогда симпатиями к «москалям» не отличались.
Итак, железнодорожник оперировал датой 16 октября, американский «документ» — 17 октября, а сам Радзинский — 18 и 19 октября (до 20 ч. 25 мин.). Однако драматург на то и драматург, чтобы не знать простых технических деталей железнодорожного транспорта. Если, по данным самого же Радзинского, Сталин 16 и 17 октября находился в Кремле, 18-го отсутствовал, а уже в 20 ч. 25 мин. 19 октября возобновил прием посетителей, то каким же образом он мог столь быстро съездить во Львов и вернуться обратно? Ведь даже сегодня, когда железнодорожный транспорт электрифицирован, а курьерская скорость поездов практически в 1,5–2 раза превосходит тогдашние, все равно требуется не менее полутора суток, чтобы добраться до Львова. А по тем временам даже при наличии «зелёной улицы» для литерного поезда Сталина всё равно необходимо было не менее двух суток, чтобы добраться только в одну сторону. Значит, на все нужно было не менее четырех суток плюс не менее половины дня на встречу с перерывом на обед и прочие формальности.
Но эта деталь — ничто по сравнению с другой технической деталью. Драматург на то и драматург, чтобы наличествующей в его голове антисталинской заумью не сообразить, что железная дорога советского Львова 1970-х гг. и только что приобретенного Лемберга конца 1930-х гг. являли собой, как говорят в Одессе, две большие разницы. Колея в Лемберге в тот момент была меньше советской. Она была европейской, досталась Лембергу со времен Австро-Венгерской империи и имела ширину 1435 мм. Даже ради Сталина за полтора-два дня железнодорожные войска не смогли бы «перешить» колею на советские 1524 мм, тем более на протяжении нескольких сотен километров. На всех вошедших в состав СССР в 1939–1940 гг. территориях — от Прибалтики до Западной Украины — массовой «перешивки» железных дорог до войны не осуществлялось. У государства не было необходимых для такой работы 9 миллиардов рублей. Это свидетельство железнодорожного специалиста тех времен: в 1939 г. начальника военного отдела наркомата путей сообщения, впоследствии наркома путей сообщения СССР Ивана Владимировича Ковалёва[155]. «Перешивка» началась только в 1944–1945 г., когда эти территории были освобождены от гитлеровцев.
Ну и как же Сталин должен был попасть во Львов? Ведь самолетом в то время он не летал! Каким образом он должен был столь быстро возвратиться в Москву, чтобы в 20 ч. 25 мин. 19 октября вновь начать прием посетителей? Да и зачем ему, с дороги, уставшему от путешествия, сразу же бежать в Кремль? Кому и что доказывать!
Но это ещё не всё. С 16 октября 1939 г. начала официально функционировать советско-германская граница — именно в тот день она была передана под охрану пограничными войсками НКВД СССР. Львов же находился не у самой границы, а на значительном удалении от нее. Чтобы прибыть туда, Гитлеру пришлось бы официально пересечь советско-германскую границу. Как-никак, но лицом он был не просто официальным, а первым — фюрер германской нации, рейхсканцлер, президент и верховный главнокомандующий. Даже в те времена, когда не было систем космического слежения за наземными объектами, передвижения первых лиц ведущих держав мира весьма жестко отслеживались всеми заинтересованными сторонами. Однако нигде, ни в каких германских или советских архивах нет даже намека на правдоподобие такого, с позволения сказать, «факта». Ничего подобного нет и в архивах Великобритании и Франции. А ведь многоопытные разведки этих государств еще с августа 1939 г. стояли буквально на ушах в попытках получения достоверной информации о действиях Германии и Советского Союза. ЦРУ в то время не существовало даже в зародыше. А потуги Э. Гувера образца 1940 г. разыгрывать из себя аса мирового шпионажа ничего, кроме иронической улыбки, вызвать не могут.
Оно и неудивительно. Хотя бы потому, что в эти дни Сталин никуда из Москвы не выезжал. Дело в том, что в соответствии с пактом о взаимопомощи между СССР и Эстонией от 28.IX.1939 г., 18 и 19 октября 1939 г. осуществлялся ввод ограниченного контингента советских войск на территорию Эстонии. В столь ответственный момент Сталин физически не мог оставить свой пост. Тем более что в это же время в Москве находилась еще и официальная латвийская делегация во главе с министром иностранных дел Латвии В. Мунтерсом, с которой решались технические вопросы аналогичного ввода советских войск в Латвию. А без Сталина такие вопросы не решались.
Наконец, обратите внимание на несуразность «квинтэссенции» информации Э. Гувера: якобы «на этих тайных переговорах Гитлер и Сталин подписали военное соглашение взамен исчерпавшего себя пакта». Это сущая ерунда. Во-первых, с чего этого неуместно именуемый пактом договор о ненападении от 23 августа 1939 г. вдруг «исчерпал себя»? Советско-германский договор о ненападении от 23 августа 1939 г. в то время никто не дезавуировал и не аннулировал. Напротив, в его развитие 29 сентября 1939 г. официально было сообщено о подписании еще и советско-германского договора о дружбе и границе. Во-вторых, ни о каком военном соглашении с нацистской Германией тогда и речи не было. Даже в секретном и доверительном протоколах к этому договору. С чего американскому же информатору причудилось всё это?
Ну и последнее. В 1990-х гг. на страницах «жёлтой» прессы стали мелькать всевозможные фантастические сообщения о якобы имевших место иных встречах Гитлера и Сталина. Например, якобы чудом выжившие при «проклятом тоталитаризме», но натурально выжившие из ума старички вдруг хором стали вспоминать о том, что-де Сталин ещё в начале 1930-х гг. встречался с Гитлером на борту своей яхты, курсировавшей в Чёрном море. Один из них договорился даже до того, что всю команду яхты Сталин якобы приказал расстрелять и скинуть трупы за борт, а он, бедолага, вопреки приказу «тирана» чудом выжил. Вот такими ужастиками и страшилками демократическая «жёлтая» пресса стращала народ «нехорошим» Сталиным. Кстати говоря, всеобщая эпидемия «желтизны» продолжается и в наше время.
В последнее время появилось еще более чудовищное как по смыслу, так и по абсолютной бездоказательности утверждение. Якобы в ноябре 1940 г. Сталин потихоньку прицепил свой вагон к поезду направлявшегося в Берлин с официальным визитом Молотова и как только этот состав пересек границу, к нему якобы прицепили еще вагон, в котором находился Гитлер! И пока состав двигался в сторону Берлина, два окаянных тирана вели между собой сверхтайный обмен мнениями и якобы о чем-то все-таки сговорились!?
И при такой сверхбурной, откровенно смахивающей на клинический медицинский случай фантазии нет абсолютно ни одного веского доказательства!? Вся фантазия построена на выражениях типа «может быть», «как нам представляется», «возможно» и т. д. и т. п. Да, тяжёлый случай, наверное, даже для коллектива Института судебной психиатрии имени В. Сербского!