Теперь о революции и государстве. Насколько я знаю новейшую отечественную историю (смею надеяться, что я ее знаю не хуже Вас), Октябрь делали не только русские люди. Не одни только русские люди работали в ЧК, формировали продотряды, раскулачивали, устраивали процессы 36-38 гг. Уверен также, что не одни только национальные меньшинства составляли многомиллионную армию Архипелага. Скорее наоборот. Да и доктрина, которая питала эту вакханалию, совсем не восточного, а цивилизованного западного происхождения.
Разве русские, а не дивизия Киквидзе, почти полностью состоявшая из аборигентов, ворвавшись в Закавказье, истребила чуть ли не четвертую часть грузинского народа, в большинстве, интеллигенцию и дворянство? Разве русские, а не местные опричники узбека Икрамова и калмыка Городовикова, вырезали целые аулы в Туркестанском крае? Разве русские, а не латышские стрелки спасали Ленина 6-го июля 1918 года от неминуемого краха? Таких вопросов я мог бы задать Вам десятки, и они касались бы многих национальностей современной России.
Но, на мой взгляд, хватит сводить счеты. Нам всем, недавним выходцам из России и Восточной Европы, взять бы да и сообща повиниться в содеянном злодеянии, - тем более, что подавляющее большинство из нас или непосредственно участвовало в нем или дети тех, кто его содеял, - а не искать себе мальчика для битья, в данном случае русский народ, физическая величина которого была использована для совершения этого злодеяния.
Я никогда не страдал ни шовинизмом, ни национализмом, но все же горжусь, что и сейчас в самые, может быть, трагические (в духовном смысле) времена для моей родины (и может быть, для всего человечества) лидерами в смертельной борьбе с тоталитарным адом стали два великих русских человека - Александр Солженицын и Андрей Сахаров.
Самоутверждаться за счет другого народа - наиболее легкий, но весьма сомнительный способ для замещения комплекса неполноценности. Оставьте это легиону злобствующих неудачников, бросившихся за рубеж в поисках положения (которого им здесь никто не приготовил) и жажде славы (которой им здесь никто не припас).
Давайте начистоту. Представьте себе, что Вы бы написали то же самое о немецком, турецком, французском, еврейском или греческом народе и послали бы это в немецкий, турецкий, французский, еврейский или греческий журнал; уверен, что любой такой журнал обвинил бы Вас в расизме или фашизме. Так почему же каждый интеллектуальный нуль, оказавшийся за рубежом, не стесняется писать такое о русских и посылать свои писания в русский журнал? Ведь рано или поздно за это охотнорядство наизнанку тоже придется отвечать.
Заключаю. Если из Вашей рукописи будут исключены все места о „врожденных пороках" русского народа (что, впрочем, относится и к любой другой нации), то она - эта рукопись - может найти свое место на страницах нашего журнала. Ибо неизменный принцип „Континента": все народы и нации друг перед другом равны.
С уважением В. Максимов
Генсек французской соцпартии, крайне обиженный своим недавним партнером по левой коалиции генсеком французской компартии Жоржем Марше, жалуется журналистам:
- Уверен, что если бы Марше пришел к власти, он поступил бы со мной так же, как поступили Советы с Сахаровым, он сослал бы меня в Горький…
К сожалению, лидер французских социалистов слишком хорошо думает о своем бывшем союзнике: если тот придет к власти, господина Миттерана ждет куда более печальная участь.
У этого германского профбосса самоуверенности хватило бы на трех кавалеристских вахмистров. Он смотрит на меня белыми глазами лагерного надзирателя и отчеканивает фразу за фразой, словно вытягивая их прямо с телетайпной ленты:
- Да, мы пригласили господина Шелепина в ФРГ. Да, мы ходатайствовали перед Министерством юстиции о прекращении против него дела по обвинению в соучастии в двух убийствах. Да, мы прекрасно отдаем себе отчет в его прошлом. Но сегодня, хотите вы или нет, для немецких трудящихся господин Шелепин прежде всего представитель советского рабочего класса.
Интересно, что подумали бы эти самые „немецкие трудящиеся" о „советских рабочих", если бы (разумеется, в свое время) последние приняли у себя в Москве в качестве их „представителей" Гиммлера или Кальтенбруннера?
Мой собеседник полон гостеприимства и радушия. В почтенном роду моего собеседника до седьмого колена промышленник на промышленнике и, как говорится, промышленником погоняет. Прадед его обслуживал Бисмарка, дед - кайзера, отец -Гитлера, а вот он, достойный потомок великой династии - Брежнева. Что поделаешь, времена меняются, тем более, что „Остполитик" приносит большие дивиденды, правда, кредитные, то есть за счет западногерманских налогоплательщиков.
- Гуманизм, мораль, принципы, - снисходительно улыбаясь, разъясняет он мне, - это, конечно, замечательно, но что будут есть мои рабочие, если я в один прекрасный день прекращу производство труб для Советского Союза?
Отвечаю вопросом на вопрос:
- А что будут есть ваши рабочие, если в один прекрасный день советская сторона аннулирует заказ и откажется платить по счетам?
Он абсолютно невозмутим:
- По условиям соглашения западногерманское правительство гарантирует мне полную компенсацию возможных убытков.
Великий циник всех времен и народов господин Ленин в свое время открыто высказался по этому поводу: „Капиталисты продадут нам ту самую веревку, которой мы их удавим!"
Современный прогресс опередил предвидение „кремлевского мечтателя": в наше время капиталисты уже не продают большевикам эту пресловутую веревку, а дают ее им в кредит.
В пестроте первомайской манифестации их элегантные рясы подобны темным заплатам на цветастой ленте дешевого ситца. Они назойливо мельтешат в общем круговороте, кокетливо выставляя напоказ телекамер и фотообъективов свою, едва скрытую бодрыми улыбочками дурную совесть: они с народом, они с массами, они во главе прогресса!
Глядя на этих завтрашних висельников, так и хочется заорать благим матом:
- Снимите свои рясы, отцы, и наденьте-ка лучше коричневые рубашки, они вам больше к лицу!
Этого у нас в России знают давно. Начиная с дедушки Ленина он лобызался поочередно со всеми его наследниками и продолжателями. Лобызался в самых разных ипостасях - журналиста, посла, полудорогого гостя, „голубя мира" и т. д., и т. п.
- Я сам был поджигателем войны, - кликушествует он по американскому телевидению ноющим тоном кающегося грешника, - у русских комплекс самозащиты, они не столько агрессивны, сколько напуганы китайской опасностью, отдайте им Афганистан и они успокоятся, верьте слову бывшего „ястреба"!
Поистине, если Господь хочет наказать человека, он лишает его разума!
У этого лорда, заправляющего сегодня любительским спортом, лицо римского сенатора времен упадка и повадки опытного царедворца, в котором светскость мирно уживается с лакейской сущностью.
- Спорт чистое дело и политика не должна подрывать светлых идеалов Олимпийской Хартии.
И тут же, с услужливой поспешностью добавляет.
- Игры состоятся в Москве или нигде.
Спорт, разумеется, чистое дело, что, впрочем, не помешало озабоченному этой чистотой лорду не допустить к зимним играм в Лейк-Плэсиде спортсменов Тайваня. Или вернее, спорт остался бы „чистым делом", если бы его перестали касаться не совсем свежие руки господ, подобных этому лорду.
Мы стоим с ним на смотровой площадке у Берлинской стены. Внизу под нами заминированная полоса земли, перепоясанная к тому же противотанковыми надолбами, автоматическими самострелами, колючей проволокой.
- Там, - горделиво кивает он острым подбородком куда-то в сторону сторожевой вышки, за которой высится нежилое строение, - родина трудового народа, страна трудящихся, форпост социализма в Европе.
У меня нет оснований сомневаться в искренности этого немецкого парня с пшеничной шевелюрой до плеч. Меня удивляет лишь сочетание этой искренности со стертой шелухой его речи. Осторожно пробую вызвать в нем чувство логики:
- А это зачем? - указываю я впереди себя, - разве рай нужно охранять?
- А как же, - с готовностью принимает он мой вызов, - такую жизнь надо заслужить, и потом у них много врагов.
Я гляжу на его одухотворенное молодое лицо, мысленно представляя его там, за пределами этой полосы внизу и невольно вздрагиваю: не дай тебе Бог, парень, побывать в раю, который надо охранять с помощью овчарок и автоматических самострелов!
Честно говоря, живя в России, я не предполагал, даже помыслить не мог, что у советской власти такое множество единомышленников на свободном Западе, готовых и за страх и за совесть топтать любого, кто, как говорится, может сметь свое о ней суждение иметь. В самом деле, за сорок три года жизни (и довольно крутой!) в Советском Союзе я, к примеру, не выслушал в свой адрес столько инсинуаций и ругани, сколько мне приходится выслушивать здесь всего за неделю. Причем все клишированные эпитеты и определения, которыми награждала и продолжает награждать меня советская и восточноевропейская печать почти дословно повторяются „самыми свободными в мире средствами массовой информации", не говоря уже об устном фольклоре.
