Ознакомительная версия.
Б. НЕМЦОВ: Это не сюрприз, это, по-моему, даже в Википедии написано.
И. ВОРОБЬЕВА: Не смотрела.
Б. НЕМЦОВ: Неважно. Это не имеет никакого значения. Действительно был такой лозунг, я не отрицаю. Но отношение мое менялось последовательно после четырех событий. Первое событие — Путин на пляже Бочарова Ручья. Страна в слезах, подводная лодка «Курск» тонет. Вся страна в слезах, все переживают, а он продолжает загорать. Меня это убило. Не то, что он потом поехал в Видяево, и так далее. Меня это убило. Тогда еще была свобода слова, НТВ еще работало, вы помните, сразу после выборов случилось. Меня это шокировало. Я, будучи председателем фракции, зампредседателя думы, я возмущался, и это слышала страна. То есть я выступал на НТВ по этому поводу. Что как надо ненавидеть собственный народ, чтобы продолжать загорать. Что-то такое я говорил. Вот это первое событие. Второе событие — «Норд-Ост», когда выяснилось, что 130 погибших в 2002 году можно было спасти, что они погибли оттого, что их неправильно спасали. Мы тогда еще не знали, что и газ был опасный, но их спасали неправильно. Их выносили спиной к земле.
И. ВОРОБЬЕВА: Клали.
Б. НЕМЦОВ: И у них была асфиксия. То есть у них западали языки как у утопленников, а им надо было делать искусственное дыхание, никто этого не делал. И я потом создал комиссию фракционную (парламентскую не удалось нам создать), и мы тогда всех очевидцев этих событий опросили. С огромным томом расследования я пришел к Путину и говорю ему: давайте разберемся и хотя бы накажем тех, кто повинен в смерти этих людей. Он говорит: а зачем? Этих людей уже не вернуть. Они уже погибли. Я ему говорю: понимаете, да, этих людей мы не вернем, но впереди у нас еще сложные будут времена. И чтобы было неповадно этим негодяям себя так вести, нужно безнаказанным это не оставлять. Он сказал, что он этого делать не будет. Сейчас эхо тех событий до сих пор продолжается. Если вы заметили, сейчас идет процесс, родственники погибших тогда продолжают искать правду в судах. Им говорят: «А мы на запрос НЕМЦОВа в 2002 году отвечали. Вот сейчас Лефортовский суд это рассматривает». Это второе событие. Третье событие — это Беслан. Это совсем катастрофа. Стрельба по школе. Гибель людей. И я знаю детали, как это все было. И одновременно еще арест Ходорковского. Вот я считаю, что события 2000–2004 года полностью перевернули мое отношение. «Путин. Итоги», Ирина, появился в 2008 году.
И. ВОРОБЬЕВА: Я вас сейчас прерву, Борис Ефимович. Вы сейчас, рассказывая про Путина, во-первых, оправдываетесь.
Б. НЕМЦОВ: Нет, я объясняю.
И. ВОРОБЬЕВА: Стоп, секунду. Вы говорите: я скажу в свое оправдание. И все последующее четыре события вы рассказываете чисто с человеческой, очень эмоциональной точки зрения. Получается, что Путин ваш личный враг. Это так или нет?
Б. НЕМЦОВ: Нет все-таки. Я просто считаю, что Россия достойна лучшего, и я считаю, что жестокие люди не должны страной управлять. Я считаю, что у нас есть и был выбор совсем иной. И очень жаль, что мы этим выбором не воспользовались. Но в личном плане нет. То есть знаете, какой тестовой вопрос. Вот считаете ли вы, что его надо сажать, судить и так далее за все эти преступления? Это же преступления. Я считаю, что если он уйдет, то в принципе ради того, чтобы страна двигалась вперед, можно гарантировать, чтобы его никто не трогал. Это значит, что ничего личного.
И. ВОРОБЬЕВА: Тогда давайте стоп. Давайте вернемся к партии СПС.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Решение о ликвидации партии.
Б. НЕМЦОВ: Да, было такое. Я был против. Маша Гайдар тоже. Но мы были в меньшинстве. Это было честно мое мнение: абсолютно свинское решение. Вот я по-другому, я другого слова не могу подобрать. Это была единственная оппозиционная партия в нашей стране. В 2007 году это единственная партия, которая участвовала в «Марше несогласных». Я в 2007 году впервые попал в полицейский участок, будучи, между прочим, кандидатом в депутаты и обладая тогда неприкосновенностью. Мы единственные были оппозиционной партией, которые шли под лозунгом «Путина в отставку».
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть это было не ваше решение.
Б. НЕМЦОВ: Я был против роспуска СПС. Более того, мы с Машей Гайдар выступали на съезде. Но мы были в абсолютном меньшинстве. Просто совсем в меньшинстве. Это было ужасно. Они там пытались договориться, Чубайс надеялся, что можно как-то с Кремлем найти общий язык. Что можно создать это позорное «Правое дело». И с помощью этого позорного «Правого дела» продолжить борьбу за свободу и демократию. Это был абсолютный бред, все неправильно. И тогда, собственно, мы разошлись. Они пошли в кремлевский проект «Правое дело», а я вместе со своими товарищами стал создавать «Солидарность». Это было в 2008 году.
И. ВОРОБЬЕВА: Вот за вашу биографию, довольно плотную и насыщенную, вам пришлось работать со многими людьми. Как во власти, так и вовне ее. Как вы принимаете решения, что с человеком можно работать, что с ним можно договориться? Ведь вы договаривались с очень разными людьми. И как-то умели это делать.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Цена таких решений очень высока.
Б. НЕМЦОВ: Во-первых, у меня есть проблема. Я очень сильно доверяю людям. Пока уже нож в спину не воткнут, я буду думать, что, в общем, человек неплохой. Это очень большая проблема, я не знаю, честно говоря, как ее решить. У меня в жизни было много случаев предательства просто. Откровенного предательства. Я не хочу сейчас называть имена. Я не буду. У нас такая очень правильная беседа. Не хочу никого тут. Но история моей политической жизни во многом связана с ошибками такими.
И. ВОРОБЬЕВА: Когда люди говорят вокруг, что не надо с ним работать, вы кого слушаете в первую очередь? Себя, этих людей, тех, кто близко, кто далеко? Чего пишут о человеке?
Б. НЕМЦОВ: Я слушаю всех, но прислушиваюсь к себе, конечно, как все нормальные люди. Но тут еще надо понимать, что если ты работаешь во власти, например, то огромное количество людей всегда желают рассказать гадости про соседа. Надо это понимать. К этому надо привыкнуть, в этом собственно, и состоит искусство начальника, который должен зависть, ревность, подозрительность и желание подсидеть отличать от сути вопроса, от профессионализма или непрофессионализма. Это довольно непростой вопрос. К сожалению, так получается, что вот эта разноголосица вокруг — и вроде все нормальные люди — приводит к тому, что иногда человек ошибается. Я не исключение. Это проблема. В оппозиции легче. Намного. Дело в том, что.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Кругузкий очень.
Б. НЕМЦОВ: Не в этом дело. Какой у нас билет? У нас билет в автозак. И за решетку. То есть уже произошла селекция. В оппозиции гораздо больше людей бесстрашных, которым можно доверять, и надежных. Есть, конечно, и предатели тоже. Но их меньше.
И. ВОРОБЬЕВА: Борис Ефимович, осталось 4 минуты, еще очень много вопросов. Пожалуйста, я прошу прощения, что вас прерываю. Но, кстати, про автозаки. Вы же 31 декабря на одном из «Маршей несогласных» на Триумфальной площади попали за решетку. Какие решения там принимаются?
Б. НЕМЦОВ: За решеткой?
И. ВОРОБЬЕВА: Да.
Б. НЕМЦОВ: Главное мое решение было — как провести Новый год на бетонном полу и при этом не умереть от тоски. Все вокруг Новый год отмечают, а ты лежишь там в темнице в прямом смысле. Поскольку окон нет, просто бетонный пол — и все. И такая клетка один на два метра. Психологически это непростая история. Но кстати там же еще и быстрее соображать начинаешь. Вот, например, я там стал понимать, что заниматься оппозиционной деятельностью — это решить для себя проблемы жертвенности. Вот на какие жертвы ты готов?
И. ВОРОБЬЕВА: То есть принять решение.
Б. НЕМЦОВ: Да, на какие жертвы ты готов. Выяснилось, что я готов на довольно значительные жертвы, то есть не иметь возможности работать на вот эту самую власть, не присосаться к каким-то бюджетным средствам. Это абсолютно невозможно. Оказаться за решеткой. На эти жертвы мы вынуждены быть готовыми. На одну жертву я все-таки не готов. Быть убитым я не готов.
И. ВОРОБЬЕВА: Как нормальный человек.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А быть посаженым?
Б. НЕМЦОВ: Очень не хочу, конечно, чтобы это случилось. Но раз я занимаюсь оппозиционной деятельностью, то я должен быть к этому готов.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Еще одно решение, решение поехать на Украину.
И. ВОРОБЬЕВА: Которое мы упустили.
Б. НЕМЦОВ: Я не знаю, чего вы упустили.
Т. ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы просто очень много рассказываете.
Б. НЕМЦОВ: Там, кстати, очень смешно. Вы знаете, что на Майдане был Дмитрий Рогозин?
Б. НЕМЦОВ: В оранжевом шарфике.
И. ВОРОБЬЕВА: Он с вами был.
Б. НЕМЦОВ: Он не со мной был. Но я его там видел, естественно. И, например, вы ахнете, там был на сцене Алексей Митрофанов.
И. ВОРОБЬЕВА: Почему ахнете? Я видела его на сцене. А вы-то чего туда поехали?
Б. НЕМЦОВ: Я вам объясню. У меня абсолютно был такой пророссийский интерес. Я считал, что если братский украинский народ добьется честных выборов и свободы (а борьба на Майдане была именно за честные выборы), то и у нашего народа тоже есть шанс добиться честных выборов и свободы. Я так считаю. Я, кстати, до сих пор так считаю. Путь, правда, украинцы прошли очень тяжелый и не дошли до конца. И все у них совсем непросто. Я сильно разочаровался и в Ющенко, и в Тимошенко. Хотя мне Тимошенко очень жалко, и я считаю, что ее надо немедленно освободить. Она настоящий политзаключенный, который сидит за контракт с Путиным в тюрьме. Путин, привет ему, президент, а она в Харьковской тюрьме сидит. Но я, конечно, разочарован, что они упустили огромные возможности, которые у них были. Они ничего не сделали. Тем не менее, я был там не как адвокат лидеров революции. А скорее как человек, который считал, что успех Украины — это шанс для России.
Ознакомительная версия.
