Тим посмотрел на меня с явным неудовольствием, но спорить не стал. Хлопнув дверью такси, он сказал:
– Ну, это уж просто грубо с твоей стороны. Совсем на тебя не похоже. Она рассказала мне массу интересного, и я с удовольствием с ней поболтал. Что это на тебя нашло?
– Дорогой, это же проститутка. Для чего она, по-твоему, практически забралась к тебе на колени? Ты, конечно, прекрасно выглядишь, но тут уж все было слишком очевидно.
Тим на мгновение задумался:
– Да ты что? Я тут совсем голову потерял. Как же я сам-то не заметил?
Он засмеялся, а за ним и я. Мы так развеселились, что таксист даже обернулся и тоже улыбнулся, показав два золотых зуба, отчего мы рассмеялись еще больше.
Отдышавшись, Тим сказал:
– Слушай, серьезно, это последняя капля. Сегодня я звоню в авиакомпанию, и в выходные мы улетаем.
Полтора месяца назад мы прилетели сюда из Лос-Анджелеса. Приземлившись в Аргентине после десятичасового перелета, мы долго не могли прийти в себя. Я была не в состоянии понять ни слова на том испанском, на котором изъяснялись таксисты и сотрудники аэропорта, и это только добавило нам сложностей. Поначалу я все это объясняла усталостью. Вот отдохну – и снова начну понимать и говорить! Но бывает, что реальность оказывается сильнее любого позитивного настроя.
Пока мы мчались в такси из аэропорта (надо сказать, что аргентинцы водят примерно так же, как итальянцы-южане), мы начали понимать, почему Буэнос-Айрес называют латиноамериканским Парижем. Некоторые районы здесь удивительно похожи на наш любимый город, и кое-где мы почти забывали, что находимся в Южной Америке. Как оказалось, это и к лучшему.
Мы собирались остановиться в районе Палермо, и поначалу нам все нравилось. Здания были ухоженными, вдоль улиц росли деревья, много ресторанчиков, кондитерских, небольших магазинчиков. А туристов почти не было, как мы и хотели.
Марина, сотрудница агентства, с помощью которого мы арендовали квартиру, ждала нас в холле дома. Она была молода, красива, любезна и всегда очень спешила. Марина расцеловала каждого из нас в обе щеки – причем не формально и почти без прикосновения, как делают в Беверли-Хиллз или в Париже, а от души – и повела наверх. В малюсенький лифт помещалась только одна сумка, поэтому пришлось гонять его туда-сюда пять раз (мы еще не научились паковаться компактно, поэтому на этой, первой стадии нашего путешествия таскали с собой и слишком много одежды, и другие лишние вещи).
Марина пронеслась по квартире, объясняя на ломаном английском что-то про выключатели, подключение к интернету и ключи. Квартира была небольшая, но в ней было много воздуха и света. Неплохая кухня, двухуровневая гостиная, гостевая ванная на нижнем этаже. На верхнем этаже располагались спальня, еще одна ванная и рабочий уголок. На крошечном балконе умещались два плетеных стула, как во французских бистро, и крошечный столик. Марина вышла на балкон и показала, в какой стороне продуктовый магазин и ближайшая станция метро. Потом она улыбнулась, взглянула на часы и сказала что-то о своем парне. Снова расцеловала меня и Тима, протиснулась в лифт и исчезла. Мы остались на пороге, стирая со щек следы помады.
Манера аргентинцев целоваться при встрече и прощании – почти такой же ритуал, как и традиционная мексиканская вежливость. Мы бывали в Европе и помнили, что там хорошо знакомые люди лишь слегка касаются друг друга щеками при встрече. А в Аргентине было принято по-настоящему целовать друг друга, и нам потребовалось время, чтобы к этому привыкнуть. Когда я впервые пошла делать маникюр в Буэнос-Айресе и мастер сделала движение навстречу, чтобы меня поцеловать, я почти отпрыгнула в сторону. Но со временем я научилась отвечать, как здесь принято.
Где бы местные жители ни встретили знакомых – в магазине, в банке, даже в метро, – они обменивались звонкими поцелуями, всегда по два раза, как это принято в Европе. У нас это тоже вошло в привычку. Мне было странно видеть, как Тим целуется при встрече с другими мужчинами: американцы считают это совершенно недопустимым. Но мне нравилось, что Тим легко адаптируется к новым традициям. Настоящие мужчины запросто осваивают новое!
* * *
– Добрались наконец-то, – сказал Тим, когда Марина ушла. – Давай пообедаем, а потом вещи разберем.
Он начал разбираться с кофеваркой, которую я приметила первым делом. Нам обоим очень важно иметь под рукой кофеварку или кофейник. Мой ангел-муж традиционно отвечает за обеспечение нас кофе, потому что по утрам мы без него не в состоянии произнести ни слова.
А я принялась читать инструкцию для арендаторов по настройке доступа в интернет. «Окей, давай», – пробормотала я в ответ, открывая компьютер. Тим нетерпеливо постучал по эспрессо-машине: «Черт! Не работает, а нам не обойтись без кофеварки! Позвони Марине, пожалуйста, спроси, что нам делать».
Я набрала номер, который она нам написала, и услышала на автоответчике испанскую речь. И ничего не поняла. Тем более что в Аргентине были свои фокусы с произношением, а интонации в аргентинской версии испанского больше похожи на итальянский. Все это очень усложняет жизнь иностранцам, и в течение нескольких следующих недель все эти лингвистические открытия буквально сводили меня с ума.
Я не услышала привычного гудка, после которого можно оставить сообщение, поэтому просто повесила трубку. Получается, что я вообще не поняла Марину, когда та объясняла нам, как пользоваться телефоном. Пришлось воспользоваться другими средствами коммуникации.
Я отправила Марине срочное письмо по электронной почте с вопросами о кофеварке, и мы отправились на поиски еды. Вдоль нашей улицы росли кружевные палисандры с набухшими лиловыми бутонами, и наше плохое настроение быстро испарилось. Мы с удовольствием наблюдали за городской суетой: автомобили, такси, велосипеды, шумные школьники, неспешно гуляющие по магазинам горожане. Впервые мы увидели профессионального выгульщика собак, который умудрялся контролировать одновременно двенадцать животных. В уличных кафе – красивые люди, которые на первый взгляд выглядели как европейцы или американцы: высокие, стройные, они, удобно устроившись в бежево-черных плетеных креслах, наслаждались кофе с густой молочной пенкой и роскошными пирожными. Все они совершенно органично смотрелись бы где-нибудь в нью-йоркском Вест-Виллидже, но говорили на диковинной смеси испанского с итальянским, и мы понимали, что совсем не в Нью-Йорке, а в другом полушарии. Мы так устали, что временами не могли сообразить, в Париже ли мы, или в Буэнос-Айресе, или вообще на Манхэттене.
Наконец мы выбрали ресторан, но и тут все было не так-то просто. Темные деревянные панели на стенах, полированные латунные детали, черно-белая плитка на полу – все это напоминало Италию. Столы стояли очень тесно, стулья были точно такими же, как во французских бистро, и такими же неудобными. Официант принес длинное винное меню – и начинало казаться, что мы в Париже.
И все же было ясно, что мы не в Италии и не во Франции: меню-то на испанском! Кроме того, порции, которые официанты проносили мимо нас, были огромными, и из-за этого можно было подумать, что мы и вовсе в Америке, в каком-нибудь ресторане техасской и мексиканской кухни. Официант налил мне полный бокал темно-красного вина: снова не как в Европе, ведь в Европе принято наполнять бокал лишь до половины. Нам принесли мальбек – ароматное и вкусное аргентинское вино, которое на моей вкусовой шкале стоит где-то между каберне совиньон и мерло. Не удивлюсь, если окажется, что благодаря выпитому лично мной количеству мальбека местное винодельческое хозяйство смогло высадить еще несколько рядов лозы.
Тим заказал гамбургер – возможно, не очень оригинально, но вполне разумно. Мне сразу вспомнился Рикардо Монтальбан – латиноамериканский красавец-актер, снимавшийся в старых рекламных роликах автомобилей «Линкольн»: он, одетый в костюм пастуха, едет по имению, а стадо его состоит из громадных стейков.
– Бог ты мой! – воскликнул мой муж, когда официант поставил перед ним тарелку с целой горой еды. Там были переливающиеся жирным блеском кусочки панчетты[5], а под ними – хрустящая картошка. – Ты только взгляни на эту красоту! – сказал он, положив в рот первый и самый лакомый кусочек. Где-то в глубине, под всей этой вкуснейшей едой, нашлась и сама котлета – толщиной не меньше пяти сантиметров, на чиабатте[6] и покрытая плавленым чеддером.
Я засмеялась:
– Они еще и яйцо сверху положили! А, тут все-таки есть салат и помидоры – не все так трагично.
Я приступила к своей порции тончайшей и легчайшей домашней пасты с песто, рукколой и щедрыми кусками пармезана. Может, Аргентина нам еще понравится?
Затем мы не спеша побрели назад. По пути заметили кондитерскую, на витрине которой выставлены empanadas – пирожки с мясом и сыром – и пирожные. Это бесчеловечно – устроить такую кондитерскую на первом этаже нашего дома: всякий раз, когда на витрину выкладывали очередную партию свежайших булочек и прочей выпечки, до нас доносился их дразнящий аромат. Сопротивляться было бесполезно: я знала, что мы не устоим, и главный удар придется даже не по кошельку, а по самооценке.
