Время шло, а офиса и телефона не было. Но главное, что было ДЕЛО. Позже КУМИ выдало мне разрешение на один подвал, где мне хотелось организовать республиканский центр для детей-сирот «МАЯК». Это был бетонный подвал из фильма ужасов, хорошее под хорошее разве дадут? Но мне удалось уговорить ряд предприятий помочь капитально отремонтировать его, организовать туалет. Опять я ходил и просил краску, линолеум, гипсокартон, гвозди — все необходимое для ремонта.
При этом работал, выживал. Мне помогали друзья, с которыми я играл в футбол в одной команде, директора строительных предприятий, и все вроде бы шло гладко. Но тут мэр, которого я постоянно третировал в СМИ по поводу заброшенности детей-сирот, отобрал у меня помещение за неуплату аренды: все средства шли на материалы. А деньги были потрачены немалые, хорошую машину можно было купить, только в нее дети-сироты вряд ли бы поместились. Мэр отказывал, начались Арбитражные суды, продолжающиеся и поныне. Оставив арендованное помещение, я пришел к тому же директору интерната, что принимал меня в первый раз, и упросил дать мне бывшую лыжную комнату — разрушенную, разбитую. Зданию уже более 50 лет. И опять я пошел по людям, просил материалы, средства, искал тех, кто бы мог отремонтировать помещение — маленькое, но свое. И вот вскоре открылась столовая для тех, кто живет на улице, установлен десятиметровый "Крест памяти" на месте расстрелов в 30-е годы, организованы поездки в колонии, СИЗО, детские дома, приюты. А власть продолжает жить по своим, только ей ведомым законам, и не мешать она просто не может. Скоро новый суд, опять придут приставы, будут проситься в организацию помощи детям-сиротам… этой волынке уже пять лет. Не случилось у нас любви с властью, не подошла мазь, лыжи отношений скользят плохо. Мне б они только не мешали! Ведь я их всех люблю.
Как-то я попытался достучаться до сердец студентов и преподавателей социальных отделений институтов, техникумов, училищ, университета. Зам по воспитательной работе собирал всех в зале. Мое выступление длилось около сорока минут, народ молчал, вопросов не задавал, смотрел в стенку. Я уходил, оставляя за собой гробовую тишину. Будто их посетил гробовых дела мастер Безенчук и всех измерил. Однажды я собрал весь коллектив педагогического колледжа, но опять мое выступление не произвело впечатления, жаль. И я опять ушел в тишине. Меня нагнал стук чьих-то каблуков, дама лет тридцати извинилась за весь коллектив, но при этом шепнула, что на днях они так же завалили организацию инвалидов. И густо покраснела… А однажды я прослушал доклад в одном из интернатов. Преподаватель, доктор наук, рассказывала, как волонтеры работают с детьми-сиротами. Это дама была как раз из того самого колледжа. Мне тоже пришлось выступить, так как она открыто врала, подменяя понятие студенческой практики волонтерской работой ее студентов. Она сидела красная, и весь зал краснел. Так у нас в России врут доктора наук, потому что нужен отчет о добровольческой работе с сиротами. Врать престижно. В процессе выступления досталось и мэру, и воспитателям, и Путину, и всем, кто отвечает за детей-сирот. Конференция благочестия и чистоты превратилась в сечу. Кому хочется слушать правду о своей плохой работе? Именно тогда, устав взывать и просить, я решил работать один, привлекая таких друзей, которым не надо ничего объяснять. Они просто помогали, хотя и задавали вопросы типа: ты что, в депутаты метишь? А я улыбался. Так сложилась организация мертвых душ «Равновесие», которая помогает тем, кому трудно. Нельзя сказать, что помощников нет. Есть люди, которые по первому зову готовы пойти в СИЗО, детский дом, тюрьму. С благодарностью вспоминаю семью Ларионовых, моих первых помощников. Как трудно юному сироте найти значимого человека, который поможет обрести себя в себе и себя — в мире. Именно Ирина Ивановна Ларионова первой прочла «Соленое детство» и сказала, что это надо печатать. Она отнесла рукопись в журнал «Север», а там редактор Панкратов Станислав Александрович дал рукопись сразу в набор, отодвинув конкурентов, так понравился ему мой рассказ. Спасибо им за это заботу. Как важно, чтоб тебя поддержали! Господь сводит вместе людей, которые помогают друг другу. Буду всегда вспомнить с благодарностью Наталью Мешкову, Рому Гольцева, Диму Лебедева, Владимира Корниенко, Анатолия Семенова, отца Константина, Олега Иванова, Толю Цыганкова, Сашу Шумских, Анатолия Парилова, Вагана Хачикяна и многих других. Как мало надо — быть просто людьми, но как это много! Да, и свою учительницу по литературе Нину Тимофеевну Тонееву вспомню. Дай вам Бог всего! Простите за длинный список, но когда еще поклонишься…
Крестился еси33 лет от роду я принял крещение. Поначалу мало что понимал в церковном укладе, однако осмысленно ходил в Храм и стоял на службах… В один момент я подошел к дьякону Александру Попову, и спросил, есть ли в Храме священник, понимающий в строительстве. Как мне потом сообщили, я выглядел совершенно дико, повествуя об идее нового храма в центре города.
Мне посоветовали обратиться к отцу Константину, получившему университетское образование по строительной специальности, я оставил для него самодельные визитки и ушел дежурить в ночь. Потом состоялась встреча с Архиепископом Карельским и Петрозаводским Мануилом, мы долго говорили о судьбах детей-сирот, о том, как трудно выпускнику сиротского учреждения встать не на ноги — на колени. Архиепископ меня внимательно слушал, спрашивал сам. Видимо, из разговора и возникло решение дать храму имя Иоанна Богослова, покровителя детей. И мы начали строить. В храме я всегда искал спасения — от того, что творилось в детском доме и в личной жизни, от дурных мыслей и всего, что бередило голову. Сейчас я понимаю, что будь моя вера крепче, я бы смог бы помочь своим друзьям. Они бы не легли в сыру землю, не дожив до. тридцати тех. Тогда бился я только за себя, а это в корне неправильно. Ах, если бы в десятке моих детдомов хоть бы один воспитатель был верующим, скольких ошибок удалось бы мне избежать! Как мало было смирения и терпения, как мало упования на Силу и Любовь Христову, как много было содеяно по гордыне и злобе! Теперь я страстно желаю, чтобы именно дети-сироты были при церкви. Господь их не оставит в час трудный глада и боли. Но как трудно сие, как мучительно приживается в народе любовь к Богу и человеку.
Отец Константин. Мы строим ХрамСо слов отца Константина, получив визитку он сразу подумал: бред. Увидев меня, подумал, что я похож на сумасшедшего. Вопрос я задал ему соответствующий. «Будем строить церковь?» — спросил я. Уже потом, в процессе строительства, я понял, что идея возведения храма в центре города — действительно нелепость и бред, теперь я сам скажу это любому. Так и есть. Однако отец Константин начал сотрудничать со мной, и уже в первый же год нам удалось сделать рабочий проект, согласовать место будущей церкви. Второй год был очень сложным, состоялись очень не простые встречи с теми, кто бы мог помочь нам построить храм. Опять приходилось искать, так что опыт сбора средств очень помог. К концу следующего года фундамент храма уже был врыт в землю. Через год появился сруб, еще через год храм освятили, и в нем начались службы. Но как много пришлось пережить непонимания и отрицания. Порой настоящая злоба сквозила в глазах тех, к кому приходилось ходить, все это осталось в душе. Храм встал рядом детским учреждением, где живут глухонемые и плохоговорящие дети, они — главные прихожане храма. Для них идут службы с сурдопереводом. Как важно, чтобы ребенок сирота не осерчал сердцем, не озлобился на мир, и нес в душе любовь к людям, Богу, это возможно только через церковь.
Мне очень радостно от мысли, что дети идут к Богу, и он их принимает.
А как мы боролись и боремся за этих детей! Некоторые воспитатели приняли крещение вместе с детьми в храме Святого Апостола Иоанна Богослова, но есть и такие, что ревностно блюдут казенное, а не душевное отношение к детям. Некоторые воспитательницы не желают слышать о том, чтобы дети потрудились во Славу Божью, пускай лучше сидят в группе, мают беду. Так кто же настоящий глухонемой: дети или их взрослые воспитатели? Почему их сердца не слышат веру?
Меня и мою дочь Александру крестил отец Константин. Многие мои знакомые крещены в этом храме, значит все идет, как надо. А колокольный звон льется вдаль… Ух!
Медные трубы моиСогрешу, если скажу, что меня не волнует, что думают мои подопечные. Все стены в офисе, где я и живу и работаю, улеплены плитками благодарственных писем, недавно я получил медаль «За хорошую работу с заключенными», наш Попечительский совет, который я возглавляю, стал лучшим в России по итогам 2003 года. Но — мне никогда не хотелось влезть в кресло депутата, чиновника, это истинная правда, вот вам крест. Хотя многие вокруг трудятся именно для того, чтобы в эти кресла залезть. Мое лицо частенько мелькает на экранах телевидения, в газетах, однако я вовсе не тешу самолюбие, я просто хочу быть по-хорошему узнаваемым. Социально-ответственное лицо детей-сирот, полномочный их представитель. Благодаря этому теперь можно решить вопрос по телефону, помочь с пропиской, одеждой, продуктами, отправить на учебу в вечернюю школу. Статус у меня есть, но не для карьерного роста. В самом начале мне часто задавали именно этот вопрос: тогда ради чего? Теперь уже не задают, слава Богу! Ко мне часто приходят люди, иногда просто за деньгами, одеждой пр. Это же так просто — поддержать свои тела в бренном мире. Я пытаюсь убедить их изменить свое мироощущение, избавиться от чувства ненужности. Иногда это получается. Почему у людей такой настрой — собирать с миру по нитке, почему нельзя перестроиться и начать новую жизнь? Даже если в ворота жизни забито сто голов, еще целый тайм впереди. Внутренняя раздраженность порождает обиды, обвинения, гнев, недовольство собой как человеком. Да. Нужно немало лет, чтобы получать дополнительные навыки, образование, веру в Бога, но ведь время все равно движется вперед. Почему бы заставить его работать на собственное благо? Начать ходить в церковь, гнуть в себе Гордыню, перебороть желание обвинить в собственных бедах Бога, мир. Почему беда воспринимается только как тупик? Напротив, это дверь в мир иной, светлый, которого не стоит бояться. Остановиться, оглядеться, перекреститься, и начать самому меняться. Это трудно, но это возможно.
