Исчерпывающе, одной фразой, было сказано самое главное — как единственно возможный лозунг, как первый призыв и последний приказ: "Живой труд необходимого объединения"…
И необходимо явилась мысль — Священный Холм с Крестом прощения и объединения должен встать и на русском Дальнем Востоке, чтобы с тем, уже поднявшимся под Изборском, неразрывно и непобедимо скрепить родимую землю от края до края. И тогда мы отмолим страшный грех взаимной нелюбви, и все, кто жил, живёт сейчас, и ещё будет жить на просторах России, станут одной неразлучной и нерасторжимой семьёй.
Мысль властно утверждалась в сознании, пугая неотвратимостью дела, которое уже нельзя откладывать на потом.
И тут одолело малодушие: легко им, изборянам, было сказать — всё просто и ясно, собрались мужики да сделали — после того, как Холм поднялся, а Крест уже не только был нарисован на компьютере архитектора, но вживую вознёсся над долом. А если всё с начала, с самого начала, когда ничего нет, когда ты здесь один знаешь, как это необходимо, а все, кто тебя понимает и готов подставить тебе плечо, так далеко, что не окликнуть, не позвать на помощь?
И сколько всего понадобится: земля, какие-то, наверное, немалые деньги…
Да ведь есть ещё русские люди и среди богатых, и в чиновных кабинетах всех властей и всех уровней, и уж наверняка сердцем отзовётся на спасительный клич настоящий, наш, не утративший соборности народ. И как попросим всем миром, разве смогут отказать родные краевые-городские вожди-начальники в выдаче малого земельного надела на неудобицах Владивостока или в окрестностях, где-нибудь на сопке, на самой вершинке, откуда видно далеко, и которая сама будет видна со многих сторон? А если не отворят кошельков богачи, разве не сможем мы, все остальные, организоваться в фонд, сложиться по рублику, чтобы хватило на святую стройку? Лучше всего, конечно, поставить Крест в черте города, на хорошем возвышении, где сохранились укрепления Владивостокской крепости. И хорошо бы рядом — церковь. Да в ней — поимённые списки всех, кто поучаствует в святом деле…
Вот, может быть, очень неплохой вариант. Русский остров, Поспеловский форт недалеко от мыса Поспелова и одноимённого посёлочка. Если здесь поднять Крест, он будет виден на всём протяжении залива Босфор Восточный, на выходе из Золотого Рога, с полуострова Шкота, с мыса Эгершельд, с мыса Чуркина, с высот в центре Приморской столицы, с акватории Уссурийского залива. На Поспелове сейчас стройка века — Русский остров готовится к Азиатско-тихоокеанскому экономическому саммиту 2012 года.
Священный Холм здесь должен вобрать в себя имена кораблей и людей, связанных с Русским островом, с Владивостоком, достойных живой памяти. Их много, и кораблей, и людей, их очень много прошло через Русский остров, остров-гарнизон, остров-защитник, остров-легенду… Михаил Паникаха, живым факелом бросившийся под танк в Сталинграде, не помешает Лавру Корнилову, в своё время жившему на Русском острове на улице Экипажной… Найдётся меж них место и Сергею Лазо, который именно здесь, на этом острове, сказал слова, когда-то известные всем нашим школьникам: "Вот за эту русскую землю, на которой я сейчас стою, мы умрём, но не отдадим её никому"…
И земли найдётся довольно. Той, что сама не забудет и нам напомнит Ермака Тимофеевича и Ерофея Хабарова, адмирала Геннадия Невельского и адмирала Степана Макарова, учёного и писателя Владимира Арсеньева, пограничника Никиту Карацупу и лётчицу Полину Осипенко… Из зауральских скитов и острогов, с кандального Московского тракта, из глубины сибирских руд, из Спасска и Волочаевки, из Петропавловска-Камчатского, под командованием адмирала Василия Завойко отразившего в 1854 году натиск англо-французской эскадры, с трагической Колымы, с героического Хасана, с пограничных застав имени Ивана Стрельникова и Демократа Леонова, из Комсомольска и Находки, с БАМа и Братска… К месту придётся и земля с Бородинского поля, с братских могил Подмосковья, где в 1941 году вступили в бой морские стрелковые бригады с Дальнего Востока. А были ещё Порт-Артур и Чемульпо, Халхин-Гол и Корея, Сейсин и Шумшу… В Чугуевке прошли молодые годы Александра Фадеева, в Гродеково последний свой час встретил Арсений Несмелов…
Земля эта ждёт нас, чтобы мы собрали её снова, а уж она за нас постоит.
Олег Поймов ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ — К БОГУ
Жанр антиутопии в нашей стране, да пожалуй и во всём мире, переживает небывалый бум. Десятками и сотнями пишутся романы, моделирующие либо гибель, либо кошмарную стагнацию человечества в силу тех или иных глобальных причин. Все страхи мира нашли себе прибежище в литературе "постапокалипсиса", как теперь принято называть антиутопии.
Наверное, действительно мир катится к пропасти, раз сами темы конца цивилизации, краха культуры, уничтожения биосферы, наконец, стали предметом торгашеской профанации.
"Продана смерть моя" — и из книги в книгу падают водородные бомбы, распространяется вирус, превращающий людей в зомби, врезается в Землю очередной астероид и пришельцы с Тау-Кита порабощают жалкие остатки недоистреблённого человечества. Среди всего этого великолепия, увязая по колено в штампах, продираясь сквозь джунгли Манхеттена и тоннели московского метро, шагают к сердцу таинственной Зоны за таинственным Артефактом угрюмые сталкеры — на лицо ужасные, добрые внутри.
Литература о человеках сменилась литературой псевдофакта. Почитателям "Метро-2033" стоило бы знать что в случае применения далеко не самого мощного термоядерного боеприпаса образовавшаяся воронка и тектоническое смещение пластов земли превратят любое метро в мире в братскую могилу.
Однако среди нагромождения подобной псевдолитературы ценителям жанра встречаются и приятные исключения.
Александр Иванович Нотин, человек, хорошо известный в патриотических, прорусских кругах написал повесть в трёх книгах, которая называется крайне лаконично — "Исход".
Первая книга — "Экскурсия в мегаполис", начинается с описания краха современного нам мира, краха вызванного не тотальной войной, не эпидемией, ни гладом и мором, а причинами высшего, эсхатологического порядка. Цивилизация просто прекратила быть, рухнув под грузом невыносимой мерзости и безысходности рационального бытия:
"Беда нагрянула в двадцатых годах XXI века. После столетий относительной устойчивости планета погрузилась в хаос. Вспыхнувшие повсеместно нестроения и беспорядки по масштабам и чудовищным своим последствиям превзошли все прежние войны и катаклизмы вместе взятые. Ни один регион, ни один мало-мальски обитаемый уголок планеты не избежал горькой участи. У хаоса не наблюдалось и границ, ни линии фронта...
Будто чья-то незримая злая рука намеренно смешала смыслы и понятия...
Будто само провидение предъявило падшему человечеству счёт за ранее совершённые злодеяния, и "в неуплату" преломило ось, на которой держалась мировая стабильность со всей её атрибутикой. Каркас мироздания рассыпался в прах. Бунты и эпидемии, глады и моры — по поводу и без, там где их ждали, и где нет — поразили мир, словно весь род людской внезапно покрылся сыпью и язвами неизвестной доселе болезни".
Повесть собственно и начинается с описания экскурсии в мегаполис для молодых жителей Псковско-Великолукского Православного Укрепрайона. Экскурсии в практически заброшенные мегаполисы – Москву или Питер, проводились для того, чтобы молодые жители православных общин воочию смогли увидеть, где и как жили их предки.
Главное же — чтобы они поняли, почувствовали, усвоили, от чего те ушли.
Город в трактовке Нотина, был, есть и оставался средоточием зла даже после краха, но это зло так искусно маскировалось, так соблазнительно и разнообразно переливалось огнями, так было заразительно, что юная душа могла невольно поддаться соблазну.
Поездки вскрывали нутро города. Не на словах, а опытно они помогали почувствовать концентрированный ужас и одиночество "маленького человека" в механическом чреве мегаполиса, цену отпадения от природы и Бога.
Несмотря на тщательно выписанный кошмар разрушения и запустения, книга Нотина удивительно оптимистична и, образно говоря, полна света и воздуха.
Это своеобразная инструкция по выживанию — прежде всего по выживанию души. Книга ненавязчиво преподносит читателю православную альтернативу грядущему безумию.
Автор не опускается до дешёвого отвлечённого морализаторства. Все важнейшие рассуждения — о духовном возрождении, о поисках пути к Богу, о судьбах России и Православия являются мыслями и рассуждениями героев книги, абсолютно уместными и своевременными в контексте происходящего. Характеры героев выписаны с тщательностью и любовью, образы получаются зримыми и выпуклыми, без ходульности и приторности. У каждого из них был свой, порой очень нелёгкий путь к Богу.
