Бернье считал панораму «тем более замечательной, поскольку она была почти полностью искусственной, творением человеческих рук». Техника и инженерия, таким образом, дали жизнь понятию «городской пейзаж», то есть великолепный ландшафт, созданный скорее человеком, чем природой. Теперь в Париже было не просто один-два памятника, достойные изучения, – собор Парижской Богоматери и Лувр. Сена, какой она открывалась с моста, была прекрасной картиной, и городской пейзаж целиком, вид Парижа, стал настоящим шедевром, как показывают многочисленные изображения Пон-Нёф XVII века.
Это полотно 1660-х годов является типичным образцом своего жанра. На переднем плане изображена одна из чисто парижских сценок того времени: горожане «показывают себя» и наблюдают за другими. А на заднем плане мы видим пример того, как новый мост учил парижан из всех социальных слоев ценить «самый прекрасный и самый величественный вид в целом мире».
На этом сувенирном веере XVIII века изображена сцена из городской жизни, разворачивающаяся на Пон-Нёф
Во времена, когда в главных городах мира отчаянно не хватало мостов, а те, что существовали, являлись чисто функциональными, Пон-Нёф изобрел заново само понятие моста. Он представлял собой технологическое новшество, был центром характерных именно для города развлечений, служил определенного рода социальным уравнителем – и без него Париж никогда не завоевал бы звание города не только красивого, но и современного. В 1717 году Петр Великий посетил Париж, чтобы изучить основные принципы, по которым строятся великие европейские города, и Пон-Нёф стоял одним из первых в списке мест, что ему предстояло увидеть.
Еще одним маленьким чудом было то, что Пон-Нёф, став первой по популярности достопримечательностью, вдохновил собой целую сувенирную индустрию. Самые богатые господа привозили домой картину, изображающую Пон-Нёф; ее можно было повесить в салоне или галерее. Для менее состоятельных путешественников, которые тем не менее желали приобрести что-то, напоминающее о Париже, существовали и более дешевые безделушки.
В XVII веке раскрашенные вручную и богато декорированные веера были самыми любимыми модными аксессуарами стильных европейских женщин. В апреле 1672 года маркиза де Севинье, чрезвычайно довольная своим новым веером, провозгласила его «самой хорошенькой вещицей, которую я только видела».
На нем был нарисован памятник, который маркиза, прожившая в Париже всю свою жизнь, называла своим «старым другом», – Пон-Нёф. Сохранилось несколько таких вееров с Пон-Нёф; самый старый датируется примерно тем же временем, что и письмо маркизы де Севинье. Тот, что показан здесь, был изготовлен в XVIII веке, и на нем изображено все, что отождествлялось с Парижем, начиная от затора на дороге и заканчивая шопингом и разглядыванием прохожих. Таким образом, он должен был напоминать о прошлых путешествиях и заставлял мечтать о новых поездках.
Пословицы и поговорки, бывшие в ходу в XVII веке, доказывают, что горожане тоже считали Новый мост квинтэссенцией Парижа. Например, существовали такие выражения, как crier sur le Pont Neuf или chanter sur le Pont Neuf («кричать на Пон-Нёф», «петь на Пон-Нёф»), то есть рассказать о новости всему городу, а также amuser le Pont Neuf («насмешить Пон-Нёф»), что означало стать всеобщим посмешищем. Особенно трудная задача называлась faire le Pont-Neuf («сделать, построить Пон-Нёф»). Je me porte comme le Pont Neuf, замечали парижане – «Я чувствую себя так же надежно, как Пон-Нёф». А о чем-то, в чем жители города были абсолютно уверены, они говорили так: Le Pont Neuf dans mille ans s’appellera Pont Neuf – «Через тысячу лет Пон-Нёф по-прежнему будет называться Новым мостом».
Что ж, прошло уже больше четырехсот…
В 1689 году Людовик XIV построил еще один большой мост через Сену, мост Руаяль. Он имел едва ли 50 футов в ширину и всего 400 футов в длину, то есть был более чем вполовину короче, чем Пон-Нёф. В конце XVII века общественное сооружение, с которого Генрих IV начал модернизацию города, оставалось тем же, чем оно является и сегодня, – самым длинным и широким мостом в Париже.
Глава 2. «Сияние Города Света»: площадь Вогезов
В 1550-х годах Филипп II Испанский задался целью ознаменовать свое правление и возвести грандиознейшие памятники архитектуры, подобных которым еще не видел мир. В качестве советника он выбрал архитектора Гаспара де Вега. В 1556 году этот посланник короля объехал всю Северную Европу и Францию в поисках источников вдохновения. Париж он посетил в мае, и его вердикт французской столице был категоричным и кратким. Гаспар де Вега провел в городе всего лишь день, чтобы осмотреть Лувр, и назвал его «старомодным сооружением». «Это краткий срок для такого большого города, – признал архитектор, – но я не заметил ни одного выдающегося здания, и единственная интересная вещь в этом городе – это его размер».
Такова была столица, доставшаяся Генриху IV в 1598 году: город, который один из ведущих экспертов счел настоящей пустыней в архитектурном отношении.
В начале XVII века в Париже не было ни одного сколько-нибудь значимого места для общественных собраний. Французское слово place (буквально – «место» или «пространство») в то время означало всего лишь свободный от зданий участок под открытым небом. Places назывались либо ничем не примечательные площади вроде рыночных, без инфраструктуры, либо просто часть улицы, достаточно широкая для того, чтобы на ней могло собраться какое-то количество людей.
К концу XVII века у этого слова появилось новое значение; оно доказывало, что в Париже возникли совершенно другие «площади». Place теперь описывалась как «открытое публичное пространство, окруженное зданиями», предназначенное для определенных целей, а именно: «предоставить место для общественных собраний», «украсить собой город» и «способствовать торговле».
К этому определению все современные словари приводили один и тот же пример: Пляс Руаяль, то есть площадь Руаяль, или Королевская площадь. Новая дефиниция слова place фактически была специально придумана для того, чтобы соответствовать площади Руаяль. Эта образцовая place существует до сих пор, и сейчас она известна как площадь Вогезов; другое название ей было дано в 1800 году. Площадь Руаяль была первым значимым современным архитектурным проектом Парижа, первым распланированным публичным пространством, оригинальной современной городской площадью – и вторым местом, вокруг которого стал формироваться новейший Париж. В ходе XVII века она несколько раз меняла свое назначение, и каждый раз это оживляло город и изменения оказывались совершенно необходимыми для его дальнейшего развития.
В октябре 1604 года, когда Пон-Нёф открыли для публики, первая фаза плана Генриха IV по преобразованию Парижа успешно завершилась. В последние месяцы 1603 года король уже заложил основу для другого проекта. Французская экономика, ослабленная годами войны, отчаянно нуждалась в новом толчке. Роскошный (и астрономически дорогой) шелк особенно ценился в европейской моде того времени. Франция импортировала огромное количество этой материи у ведущего европейского производителя, Италии, и это сильно истощало финансовые ресурсы государства. Генрих IV решил запустить производство шелка во французской столице. То, что изначально являлось попыткой встряхнуть экономику страны, привело к совершенно неожиданным результатам: созданию новаторской модели городской площади и абсолютно нового района.
В августе 1603 года король созвал лидеров деловых сообществ, чтобы обсудить с ними идею открытия мануфактуры, которая выпускала бы шелковую обивочную ткань высочайшего качества. На тот момент прецедентов создания индустрии любого рода в городских условиях практически не было. В 1590 году папа Сикст V предложил использовать Колизей, чтобы восстановить производство итальянской шерсти, но план не был претворен в жизнь.
Чтобы воплотить в жизнь свою идею, Генрих IV обратился к шести самым состоятельным торговцам и городским чиновникам. Это самый ранний пример феномена, характерного для возрождения Парижа: грандиозные королевские задумки, финансируемые в большинстве своем частными инвесторами.
Лицам, которые оказали финансовую поддержку, Генрих даровал дворянские титулы и освобождение от налогов при производстве шелка. В январе 1604 года он выделил землю для постройки цехов и жилья для рабочих. При этом король выдвинул единственное условие: новая шелковая мануфактура должна была работать до 1615 года.
Карта начала XVIII века показывает, какое превосходное место выбрал король. Главным входом в город служили Сент-Антуанские ворота, расположенные сразу за крепостью, призванной охранять Париж, Бастилией.
Затем гости попадали на самую широкую улицу Парижа, Сент-Антуан. Оттуда было легко добраться до новой площади, и одновременно она была защищена от сутолоки и шума.
