лилипутских верёвок. Не было ничего — кроме дождя, который снова начинался — как предчувствие восхода.
Осталось ещё, сухим-несухим остатком, желание быть Гулливером.
23 февраля 2002
История про частный извоз
Есть у меня знакомая, отношения с которой омрачены довольно утомительными обоюдными признаниями в платонической любви. И хоть этим они меня изрядно раздражают, я продолжаю коллекционировать чужие истории.
Итак, он звалась… К чёрту, неважно. Так вот, эта девушка возвращалась одна с какого-то корпоративного мероприятия. Итак, она была нетрезва, и решила с некоторым шиком последний отрезок своего пути — от станции метро до дома — проехать на машине.
Будь она трезва, она поняла бы, что остановившийся водитель нетрезв ещё больше. Он резко тормозил, так же резко трогал на перекрёстках и снова резко тормозил. При этом с разгона бился головой в стекло. Но даже это не мешало ему рассказывать историю своей жизни:
— Слушай, значит, а сеструха-то моя Лидка… Сеструха-то поругалась со своим мужиком, посуды, бля, перебили тучу, люстру… А Серёга-то, Серёга… Собрал на себя три тачки, влетел на бабки братан мой Серёга… И сосед мой, бля буду, влетел — Машка-то залетела, а он что, он согласный, только она аборт хочет делать, а он-то, бля, уже не хочет…
Знакомая моя в алкоголическом бессилии что-то сказать только головой мотает. Неизвестный водитель, не взяв денег, криво разворачивается, раздвигая бампером мусорные ящики и исчезает.
Действие второе. Ровно через неделю эта девушка примерно в таком же состоянии, возвращаясь уже с какого-то дня рождения, ловит машину в том же месте. И, опять, только сев в неё понимает, что и машина и водитель — те же самые. Только человек за рулём уже трезв как стёклышко.
Но барышня уже жаждет общаться и затевает разговор:
— Как сеструха-то? — спрашивает она. — Лидка-то, с мужиком помирилась, а? А Серёга — расплатился? Собрал братан денег? Ну а Машка-то аборт сделала? А то, поди-ка сосед твой переживает?
Водитель сидит за рулём ни жив, ни мёртв. Понять, кого это он везёт он не может, и откуда эта пассажирка всё знает он понять не может тоже. Довозит её до подъезда и, опять не взяв денег, газует по расчищенному от мусорных ящиков коридору.
Видать, что-то его сильно насторожило.
25 февраля 2002
Давным-давно я должен был пойти пить кофе, но не просто так, а со смыслом. Потому что там мне нужно было расплачиваться с одной девушкой. Эта барышня, которой я раньше и в глаза не видел, сделала одну небольшую работу, и я решил заплатить ей налом. Встретились, если за столик. Барышня оказалась очень красивой, да такой, что я как-то сразу поглупел. И поглупел слишком быстро.
Но, цепляясь за остатки ума, я всё же успел спросить: "А суженый у нас кто?" Она отвечает "Бандит". "Отлично", — отвечаю, — "Люблю заботливых и предупредительных. Мы с вами сработаемся". А потом и говорю: Наша контора должна вам столько-то — вы денег хотите, или мы с вами коньяку выпьем?".
Так вот, в ответ на это моё предложение барышня отвечает:
— Что за вопрос? Конечно, мы выпьем коньяку.
Разлили по первой. Потом по второй. Затем по третьей. А надо сказать, что коньяк довольно дорогой, и хоть часть его и не я оплачиваю, но как-то меня это начинает напрягать. И, что главнее, призрак неизвестного стоит у меня за спиной. Тут дорога одна — конкурс танцев, потом странный белый порошок. Кончается всё всегда одинаково — ты сидишь на унитазе со спущенными штанами, а животе у тебя три лишние дырки.
— Стоп, — говорю. — Простите, ваш гонорар кончился.
— Что за фигня, — отвечает она и достаёт из сумочки кубическую пачку денег.
Это меня сразу насторожило.
27 февраля 2002
Один мой знакомец поехал без билета в поезде в черте иностранного города К. Ну, думает, возьму билет прямо в вагоне. Действительно, встретился ему кондуктор с таким аппаратом, похожим на допотопный советский калькулятор. Тот ему заплатил, и приготовился выходить — уже пора была. Вышел, но слышит — ему из вагона кричат.
И мой знакомый испугался, да пошёл быстрее. Оборачивается на ходу, а там…
Видит, что там "его" кондуктор показывает на него пальцем — показывает ещё одному, страшному, огромному и лысому — прям наёмному убийце. Тут мой знакомец припустил так, что пятки засверкали. Но лысый не отстаёт, и вот уже у Собора, уже в городе, нагнал-таки. Оказывается, мой знакомец сдачу забыл. Самое смешное, что я потом с этим лысым познакомился. Оказывается, он не первый раз бегает. И добавил, что это всё пустяки — он какой-то старушенции забытый в поезде пакет пытался отдать, а она его слезоточивом газом окатила.
27 февраля 2002
Ко мне пришёл основоположник литературно-философского течения с неприличным названием П. П. и говорит:
— А ты помнишь, откуда фраза "Все мы вышли из гоголевской "Шинели""?
Я сказал, что хватит уж того, чтобы считать себя литературно-образованными людьми, что мы знаем, что это Достоевский, и что шинель тут в кавычках, а не просто так. Впрочем, несколько моих знакомых всерьёз полагали, что сидящий в заплёванном московском дворе одет если не в шинель, то в плащ-палатку николаевских времён.
Но П. начал говорить, что про Достоевского он и без меня знает, а вот не уверен, где он это сказал. На похоронах, обязательно на похоронах, утверждал П.
Натурально, начали смотреть в Сети. Обнаружили много всякого добра и, вдобавок, полную эпистемологическую неуверенность. И, среди прочего: "Когда-то было в ходу крылатое выражение: "Все мы вышли из гоголевской "Шинели"… Когда, блин? "Как говорится, все мы вышли из гоголевской "Шинели", поэтому мы одинаково смотрим на мир". Кто мы? "Говорят, все мы вышли из гоголевской "Шинели". Кто говорит? Перефразируя известное выражение "Все мы вышли из гоголевской шинели", половина бухгалтеров города может сказать…" Боже, какие бухгалтеры? Или бухгалтера? Но потом попёрло уже совсем несусветное авторство: "… хотя до сих пор литературоведы любят повторять, что, мол, все мы вышли из гоголевской шинели, тем не менее вряд ли кому нибудь нынешний чиновник покажется…"
Некоторые из авторов были не уверены и в Фёдоре Михайловиче — "Как сказал классик, все мы вышли из гоголевской шинели", или: "Все мы вышли из гоголевской "Шинели", — сказал кто-то из классиков и был совершенно прав".
Иногда провозглашалась коллективная ответственность всех литераторов: "Все мы вышли из гоголевской "Шинели," —
