Приглашение прибыть в Москву на переговоры Кремль сделал 5 октября. А уже 6 октября финские войска стали выдвигаться на исходные рубежи. Это было четко зафиксировано советскими разведслужбами. 10 октября в Финляндии началась не только скрытая мобилизация, но и эвакуация жителей из приграничной зоны. 11 октября, то есть в день прибытия финской делегации в Москву, в Финляндии была объявлена мобилизация резервистов. И пока Сталин более месяца пытался нормальным языком уговорить финскую делегацию серьезно рассмотреть солидные советские предложения, финская сторона осуществила полную эвакуацию населения из приграничной зоны, успешно провела мобилизацию и довела численность своей армии до 500 тысяч человек. Маннергейм так и указывает в своих мемуарах, что «первый раунд был за нами (т. е. Финляндией. — А.М.). Как войска прикрытия, так и полевую армию мы смогли вовремя и в прекрасном состоянии перебросить к фронту (обратите внимание — боевых действий еще ни одна из сторон не начинала, а Маннергейм, описывая действия в предшествовавший 26 ноября период, употребил термин военного времени — „фронт“. — А.М.). Мы получили достаточно времени — 4–6 недель — для боевой подготовки войск, знакомства их с местностью, для продолжения строительства полевых укреплений, подготовки разрушительных работ, а также для установки мин и организации минных полей». Кстати, о минировании, например, территориальных вод Финляндии ее правительство объявило еще 25 октября.
Далее не хватало только искры. Ее не хватало хотя бы по той простой причине, что финское командование находилось под «обаянием» германской стратегии превентивной войны, один из основных вариантов которой предусматривал провоцирование противоположной стороны на ответный удар, что позволяло представить спровоцировавшую конфликт сторону в качестве «жертвы агрессии», но тут же перейти от обороны к наступлению. Автором этого варианта был один из наиболее авторитетных военных теоретиков и практиков германского генералитета, впоследствии, при нападении на СССР, командующий группой армий «Север» фон Лееб. Именно этот замысел и был отражен в финских военных планах, о чем говорилось выше. Правда, другие финские документы засвидетельствовали, что «командование финляндской армии окончательно отказалось от этих планов лишь через неделю после начала „зимней“ войны, поскольку группировка Красной Армии на этом направлении оказалась неожиданно мощной». То есть все-таки попытались реализовать именно вышеописанный сценарий. Просто не вышло.
К. Маннергейм четко проговорился, что провокация в Майниле — это его рук дело. Отмечая в своих мемуарах, что обстановка в ноябре 1939 г. была беспокойной и накалялась с каждым днем, Маннергейм указал, что «поставил войскам задачу на оборону предполья большими силами» и — внимание — в то же время якобы забрал у них всю артиллерию, но прислал туда инспектора артиллерии! Образованнейший офицер российской императорской армии — и такую глупость отморозил! Выдающееся светило военной науки К. Клаузевиц, помнится, говорил, что «военное дело просто и вполне доступно здравому уму человека. Но воевать сложно». Так вот, перефразируя самого К. Клаузевица, не только воевать, но и особенно врать впоследствии очень сложно. И К. Маннергейм это подтвердил на все 100 % не только вышеприведенной глупой ложью. Это глупая ложь хотя бы по той простой причине, что резидент советской разведки Елисей Синицын лично осуществлял визуальную разведку подготовки финских войск к войне, проехав на автомашине вдоль Карельского перешейка к советской границе. Советский резидент собственными глазами видел, что, вопреки мемуарным утверждениям Маннергейма, ещё 25 ноября финские войска с большим количеством артиллерии двигались не от границы, а к границе! 28 ноября 1939 г. он лично докладывал об этом Сталину и Политбюро ЦК ВКП(б).
Более того. В своих мемуарах Маннергейм указывает, что 26 ноября 1939 г. он лично побывал на Карельском перешейке в связи с происшедшим инцидентом. Однако Советский Союз вручил ноту протеста только 27 ноября. До этого дня никто в мире и не знал, что там произошел артиллерийский инцидент. Кроме, естественно, того, кто его организовал и тех, кто пострадал. И Карл Густав Маннергейм собственным же пером признал, что лично был причастен к этой провокации. Иначе что ему было делать 26 ноября на месте тех самых событий, которые в итоге и стали детонатором «зимней» войны. Ай да Маннергейм! Надо же было так проговориться!
Но при чём же тут Сталин и СССР?
Миф № 29. В ноябре 1940 г. Сталин специально направил Молотова в Германию для того, чтобы обсудить с Гитлером раздел мира на сферы влияния
Миф был запущен в оборот в конце ушедшего века, когда стали известны детали визита Молотова в Германию в ноябре 1940 г. Главным образом, когда открылись ранее секретные архивы, в том числе и архив Молотова. Тогда для исследователей стала доступна хранившаяся в нём запись указаний Сталина, сделанная лично Молотовым 9 ноября 1940 г. перед визитом в Германию и озаглавленная как «Некот.[орые] дир.[екти] вы к берл.[инской] поездке». Содержание записи свидетельствует о том, что Молотов записал основные, остро интересовавшие тогда Советский Союз международные темы, по которым Вячеслав Михайлович должен был осуществить прощупывание позиций Германии. Первый же пункт записи так и начинается: «1. Цель поездки: а) Разузнать действительные намерения Г. и всех участников Пакта 3-х (Г., И., Я.)». Речь шла о планах держав «оси» Берлин — Рим — Токио. Далее в 10 пунктах расписаны темы, по которым следовало осуществить зондаж, и в каком направлении его вести. Ныне этот, ранее секретный, клочок бумаги пытаются выдать за некие, едва ли не на грани инструкций указания Сталина Молотову по организации сговора с Гитлером (см. фото на стр. 466). На эту тему было немало публикаций, среди которых особенно выделяются интерпретации Л. А. Безыменского.
В. М Молотов
Никто из «упражняющихся» на эту тему даже и не желает уточнять, что в этой истории к чему. Между тем дело в том, что к моменту визита Молотова по донесениям разведки Сталину было известно следующее. Что по инициативе британского герцога Бедфордского и ряда других влиятельных представителей английской элиты с конца августа 1940 г. в Женеве начались конфиденциальные переговоры между эмиссаром Р. Гесса в лице Альбрехта Хаусхофера и уполномоченными лицами с британской стороны. Более того, Сталину точно было известно, что британские представители обусловили готовность Великобритании к установлению мира с Германией эвентуальным согласием со стороны последней на расторжение договора о ненападении с СССР от 23 августа 1939 г.!
Сталин был в курсе того, что Гитлер планировал отложить начало конкретных переговоров о мире с Англией до занятия Балкан, ибо в этом случае Великобритания была бы сговорчивей, так как основные морские коммуникации, связывавшие Англию с колониями, оказались бы под германской угрозой. С другой стороны, столь же точно было известно, что У. Черчилль, а именно он тогда был премьер-министром, приказал британской разведке разжечь пламя войны в Европе, чтобы оно непременно перекинулось на СССР.
Именно поэтому Сталин и поручил Молотову едва ли не на грани фола прозондировать намерения и позицию нацистского руководства. В том числе и за счёт осторожного «разыгрывания» некоторых из особо привлекательных для Гитлера геополитических карт. Тут вот что следует иметь в виду.
Вновь вынужден напомнить, что с середины 1920-х гг. Сталин методично «ковал» непробиваемый «бронежилет» для СССР в виде системы перекрещивавшихся между собой двусторонних договоров о ненападении и нейтралитете со всеми основными государствами Западной Европы, а также соседями по периметру своих границ, особенно западных, северо-западных и южных, а затем и восточных. Однако с приводом Гитлера к власти Сталин вынужден был осознать и то, что Запад умышленно помогает коричневому шакалу в пробивании этого «бронежилета» безопасности СССР. Ответ с его стороны был чисто сталинским как по духу, так и особенно по смыслу. Применительно к новым задачам обеспечения безопасности СССР в условиях до крайности враждебного капиталистического окружения творчески была переработана суть формулы геополитического шантажа по Хаусхоферу. Сталин хорошо знал его эффективность. С 23 августа 1939 г., то есть с момента подписания договора о ненападении с Германией, в «редакции» Сталина она приобрела следующий смысл.
СССР с Германией, а по мере необходимости (но также только в интересах собственной безопасности) и с ее союзниками тоже, ровно настолько, насколько западные демократии не столько не с СССР, сколько против него. Но не более того, чтобы тем самым хотя бы оттянуть как минимум на какое-то время фатально неминуемое столкновение с Германией, неизбежность которого предрешало постоянное и целенаправленное провоцирование Западом Германии к нападению на СССР.
