При этом еще один весьма показательный штрих: сначала Родзинский говорит о «переписке, которую он вел с Николаем», а потом выясняется, что никаких ответов из Ипатьевского дома не приходило. Что же это за «переписка», которая проводится только в одном направлении? И как Родзинский, не получая никаких ответов, делал вывод, что он «вел переписку с Николаем»?
Однако это не единственное противоречие в истории с «перепиской». В 1989 году в журнале «Родина» Г. Т. Рябов опубликовал статью «Мы принуждены вас расстрелять», ставшей первым звеном в огромной дезинформации 90-х годов ХХ века вокруг обстоятельств гибели Царской Семьи. Касаясь «переписки» «офицера» и Узников дома Ипатьева, Рябов впервые, как было объявлено, опубликовал эту «переписку» в подлиннике. В своей статье 1989 года Рябов ни слова не говорит о том, что письмо «офицера» было написано по-французски. Наоборот, он издевается над малограмотностью «офицера». Вот отрывок из этого письма с комментариями Рябова: «С помощью Божьей и вашим хладнокровием мы надеемся приуспеть (орфографическая ошибка, нужно „е“, а не „и“. — Г. Р.) без всякого риска. Нужно непременно, чтобы одно из ваших окон было отклеено, чтобы вы могли его открыть в нужный момент. То, что маленький царевич не может ходить, осложняет дело, но мы предвидели это, и я не думаю, что это будет слишком большим затруднением. Напишите, если нужно два лица, чтобы его несли на руках или кто-нибудь из вас может это сделать. Возможно ли усыпить маленького на один или два часа, в случае если вы будете знать заранее точный час. Это доктор должен сказать свое мнение (синтаксис именно такой. — Г. Р.), но в случае надобности мы сможем снабдить теле, или другие для этого средства. Не беспокойтесь: никакая попытка не будет сделана без совершенной уверенности результата. Перед Богом, перед историей и нашей совестью мы вам даем торжественно это обещание. Один офицер»[974]
Заметим, Рябов дает это письмо в качестве подлинника и ни слова не говорит о том, что оно было написано по-французски. Упоминание о французском языке появляется у Рябова, когда он пишет об ответе из Дома особого назначения. Рябов отмечает, что ответное письмо, возможно, написано одной из дочерей Государя на французском языке, а затем переведено большевиками в 1919 году и опубликовано с существенными купюрами в «Известиях». При этом Буранов и Хрусталев в своей первой книге «Гибель императорского дома», ссылаясь на Рябова, пишут: «Купюры были произведены для того, чтобы у читателей создалось впечатление: автор письма — Николай II».[975]
Таким образом, в своей статье Рябов привел не подлинники, а, по меньшей мере, два искаженных и фальсифицированных документа, так как мы знаем, что письмо «офицера» было написано по-французски. Возникает вопрос: зачем это сделал Рябов? Первое, что приходит на ум, что он взял оба письма из «Известий» в переводе и не знал о хранящихся в архивах подлинниках на французском языке. Но это невозможно, так как Рябов пишет о письме «офицера» как о подлиннике, а о письме «Великой Княжны» как о подправленном большевиками варианте «Известий». Отсюда следует, что Рябов прекрасно знал, что первое письмо является переводом с французского, а посему орфографические ошибки свидетельствуют о безграмотности переводчика, а не автора.
В своей книге «Как это было» Рябов посвящает несколько страниц «переписке». Здесь уже Рябов прямо пишет о том, что он знал о существовавшей «переписке» между Узниками дома Ипатьева и «офицером», которая велась на французском языке. Рябов знал об этой «переписке» из книги генерала Дитерихса, который цитирует «Известия» от 3 апреля 1919 года. «Перевод с французского, — пишет Рябов, — (именно на этом языке шла переписка) сделан вполне вразумительно, все предельно ясно. Упоминаю об этом обстоятельстве только для того, чтобы читатель, заинтересованный и внимательный, чуть позже сравнил этот газетный текст с подлинным, сделанным переводчиком по горячим следам сразу»[976]
Тут надо сразу оговориться, что Дитерихс упоминает не «Известия», а «Вечерние Советские Известия», которых генерал в руках не держал, а слышал информацию о «переписке» по радио Москва — Будапешт.[977] То, что генерал Дитерихс был вынужден использовать такой сомнительный источник как большевистское радио, понятно: другого у него не было, но вот почему Рябов не удосужился обратиться в архивы и цитировать письма по подлиннику — не понятно. Кстати, никто из исследователей не дает ссылки на эти самые «Советские Вечерние Известия» и весьма сомнительно, существовала ли вообще такая газета.
Таким образом, получается, что приводимое в статье 1989 года письмо является каким-то переводом, сделанным неизвестно с чего, каким-то переводчиком и почему-то в поспешности. Приводимый Рябовым в его книге 1998 года документ мало отличается от образца 1989-го. Он только удобочитаемый. Так, например, когда речь идет о транспортировке Наследника Цесаревича, вместо просто «усыпить», как это было написано в статье 1989 года, появляется: «на время усыпить „маленького“ каким-нибудь наркотиком» и т. д.
Зачем Рябову понадобилось приводить этот новый исправленный и подчищенный стилистически текст? Ответ на этот вопрос очевиден. Рябов и целый ряд его единомышленников, точно так же, как и большевики в 1919 году, стараются доказать, что переписка шла между большевиками, с одной стороны, и Императором Николаем II, через одну из Дочерей, с другой. Рябов так и называет «письмо» якобы из Ипатьевского дома: ответом Государя. Буранов и Хрусталев также пишут: «Романовы не замедлили с ответом». А екатеринбургский исследователь Зайцев, потомок русских эмигрантов, считающий себя русским интеллигентом, пишет так: «Письмо было начертано на бумажной пробке бутылки с молоком, и ошалевший (выделено нами. — П. М.) от возможной свободы император пишет ответ».[978]
Таким образом, мысль Рябова и Зайцева понятна: большевики написали письмо, а «ошалевший» Император на эту провокацию сразу же и купился. Но, прочитав письмо «офицера» в том виде, в каком оно появилось у Рябова в 1989 году, любой мало-мальски думающий человек поймет, что Николай II не мог поверить той абракадабре, какую приводит Рябов. Понятно, что Царь никогда бы не стал вести никакую переписку с человеком, написавшим подобное письмо. В 1989 году, когда подавляющее число советских людей, даже ученых, не имело никакого представления о Царской теме, подобный вариант письма мог бы проскочить, но в 1998 году, в год захоронения так называемых «царских останков», один из их «отрывателей» Рябов понимал, что народ стал более грамотный и в первый вариант письма уже не поверит. Понадобился новый перевод письма «офицера», и он не заставил себя долго ждать. Но Рябов, безусловно, человек неглупый, понимал также, что даже второй вариант «письма» мало убедителен. Об этой неубедительности, как самих писем «офицера», так и так называемых «ответов Романовых» на них, хорошо писал генерал Дитерихс. Дитерихс приводит множество доказательств фальсификации всех писем. Русский офицер не будет обращаться к своему Государю просто на «Вы» без титула, он не будет называть Цесаревича — просто царевичем, он не мог называть Наследника интимным именем «маленький», употребляемого только членами самой Семьи, русский офицер не будет заканчивать свое письмо высокопарными и пустыми словами «о Боге, истории и совести», не предлагая никаких конкретных способов побега. Но еще большее недоумение вызывают так называемые «ответы» Царя. Вот первый из них: «Второе окно от угла, выходящее на площадь, стоит открыто уже два дня и даже по ночам. Окна 7-е и 8-е около главного входа, тоже выходящие на площадь, точно так же всегда открыты. Комната занята комендантом и его помощниками, которые составляют в данный момент внутреннюю охрану. Их 13 человек, вооруженных ружьями, револьверами и бомбами. Ни в одной двери, за исключением нашей, нет ключей. Комендант и его помощники входят к нам, когда хотят. Дежурный делает обход дома ночью 2 раза в час, и мы слышим, как он под нашими окнами бряцает оружием. На балконе стоит один пулемет, а под балконом другой, на случай тревоги. Не забудьте, что с нами будет доктор, горничная и маленький кухонный мальчик. Было бы низко с нашей стороны (хотя они ни в коем случае нас не затруднят) оставить их тут после того, как они добровольно последовали за нами в изгнание. Напротив наших окон по той стороне улицы помещается стража в маленьком домике. Она состоит из 50 человек. Все ключи № 9 находятся у коменданта, который с нами обращается хорошо. Во всяком случае, известите нас, когда представится возможность, и ответьте, можем ли мы взять с собой наших людей. Перед входом всегда стоит автомобиль. От каждого сторожевого поста проведен звонок к коменданту и провода в помещение охраны и другие пункты. Если наши люди останутся, то можно ли быть уверенным, что с ними ничего не случится?».
