Обо всем этом я подробно говорю в своей книге «Судьба России». Но и так ясно: те, кто полагает, что Сталин поддерживал-де «национально мыслящих» русских писателей, должны либо отказаться от этого представления, либо же прийти к выводу, что репрессии против писателей проводил не Сталин…
В высшей степени уместно сказать и еще об одном факте. В 1934 году была издана книга, которая не раз поминалась в последнее время, — книга, воспевающая Беломорканал, то есть концлагерь, где погибали цвет русского крестьянства и многие деятели русской науки и культуры. Писатели воспели этот канал так, что и до сих пор существуют папиросы «Беломор», хотя это все равно как если бы в Польше продавались сигареты «Освенцим». Так вот, среди воспевших Беломорканал писателей были, помимо рапповцев, лефовцы, «серапионы», «южнорусские» и конструктивисты (Шкловский, Перцов, Зощенко, Вс. Иванов, В. Катаев, Гехт, Славин, Агапов, Зелинский, Инбер и т. п.), но не было никого из «перевальцев» и «крестьян»… И это отнюдь не случайность.
А. Стреляный явно не понимает, что писатель, претендующий на подлинную высоту — то есть, в конце концов, на всемирное значение своих творений, — должен или, вернее, не может не осознавать свою страну, свою Родину как абсолютную ценность и как центр, как сердце целого мира. Если же сам писатель или его страна, так сказать, не «созрели» до этого, литература просто не может подняться до высшего своего уровня.
Я избрал своего рода девизом этой статьи отмеченное духом величия (не побоюсь столь ответственного слова!) стихотворение Марцелиюса Мартинайтиса «Ночь у Жемантийца[3] Кукутиса» — стихотворение, в котором Литва предстает как трагическое сердце мира, мира во всей полноте его пространства и времени. Да, эта столь малая Литва поэтически утверждена как центр всей мировой трагедии — и без такой основы творческого сознания рождение истинного Поэта невозможно…
Как-то В. Сарнов не очень продуманно написал, что, мол, Осип Мандельштам, оказавшись в 1934 году в ссылке, «страшно перестроился» и поверил в величие судеб русского народа, что и привело его как поэта к печальным последствиям (см. «Огонек», № 47, 1988).
Однако еще за двадцать лет до своей ссылки Осип Мандельштам писал, что «русский народ единственный в Европе не имеет потребности в законченных, освященных формах бытия» и вносит в европейский мир «необходимости» высшую «нравственную свободу, дар русской земли, лучший цветок, ею взращенный. Эта свобода стоит величия, застывшего в архитектурных формах, она равноценна всему, что создал Запад в области материальной культуры». Без этой закваски русского мессианства поэзия Осипа Мандельштама безусловно немыслима, и только штампованное сознание, тупо ищущее везде жупел «мессианского национализма», не видит этого.
Те, кто сегодня поносит Россию, — прямые наследники певцов Беломорканала, представители — воспользуюсь появившимся на страницах «ЛГ» словечком — «тухляндской литературы» (употребивший сие словечко, конечно, не хотел обозначать им себе подобных; но здесь совершенно уместно напомнить евангельское «ты сказал»). «Тухляндцы» пытаются, допустим, цепляться за Пастернака, но ведь он справедливо сказал о своей творческой цели в 1959 году, на пороге смерти:
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей…
И последнее. Стреляный много наговорил об «имперской» сущности России. Но его суждения не выдерживают никакой критики, поскольку все они исходят из совершенно несостоятельного положения, согласно которому на свете будто бы есть «имперские» по самой своей природе нации. К таковым, по его мнению, принадлежат русские и немцы.
Это могло произвести впечатление только или на совсем необразованных, или же на слишком забывчивых читателей. Не надо уходить далеко в глубь истории, чтобы вспомнить о Французской, Британской, Австрийской, Турецкой, Китайской, Японской и других империях, всецело соответствующих этому понятию. Возникновение той или иной империи определяется соотношением сил в данном регионе или мире в целом. «Негативная» суть любой империи в том, что ее политика основана на силе, а не нормах права и договорах; национальное «своеобразие» тут совершенно ни при чем, ибо «во главе» империй оказывались в ходе истории десятки самых различных народов мира.
«Россия, — пишет Стреляный, — сейчас единственная и, может быть, последняя страна, где… уживается сознательное великодержавие с сознательным свободолюбием». Что за странная слепота! Ведь это определение гораздо более подходит к США, нежели к России! Славящиеся именно свободолюбием Штаты так расправились с коренным населением страны, что к XX веку количество индейцев сократилось в 10 (!) раз, и эти остатки были загнаны в резервации[4]; далее Штаты отхватили более половины земель у Мексики (которые составили более четверти площади США) — притом земель наиболее ценных, таких, как Калифорния, Техас и т. п. Наконец, непосредственно в наши дни США обрушивали свою военную мощь на крохотные в сравнении с ними Гренаду, Панаму, Ливию и т. д. Разумеется, это делалось «во имя свободы, демократии, мира, цивилизации» и т. п., но ведь то же самое провозглашала, оправдывая насилие, любая империя…
Стреляный среди прочего бросает — без всяких обоснований — такую фразу: «Равнодушие к своим нерусским — в крови у русских». Это, прошу извинения за резкость, совершенно вздорное обвинение. Вот хотя бы одно выразительное сопоставление: в литературе США положительно изображены лишь покорившиеся белым, «подражающие» им во всем индейцы, непокорные же представлены как нелюди. Между тем в русской литературе с восхищением воссозданы как раз «немирные» кавказские горцы во всей их самобытности (см. об этом подробно в моей уже упомянутой книге «Судьба России»).
Это вовсе не значит, что в России, как и во множестве других сильных государств, не было ничего «имперского». Но нельзя не видеть, что Россия по сути дела была не собственно «русской», но христианской империей. В частности, любой христианин, совершенно независимо от своей национальности, мог занять в ней любое положение (фактов — к сожалению, известных немногим — можно привести сколько угодно: так, например, в первой половине XIX века министром иностранных дел империи был крещенный по англиканскому обряду еврей Нессельроде, в конце века еврей Перетц занимал один из высших постов государственного секретаря, а министерством внутренних дел при Столыпине фактически руководил — и он же редактировал «официозную» столыпинскую газету «Россия» — еврей Гурлянд; не приходится уже говорить о других национальностях — о патриархе Всея Руси мордвине Никоне, премьер-министре при Александре II армянине Лорис-Меликове и т. д. и т. п.).
И уж, конечно, никак не может считаться собственно «русской» та «империя», которая конструировалась после 1917 года. К. Симонов в своих предсмертных записках 1979 года как-то вроде бы ни к селу ни к городу вспомнил виденную им более чем за полвека до того карикатуру, в которой он, надо думать, почуял очень существенный смысл: «На листке этом было нарисовано что-то вроде речки с высокими берегами. На одном стоят Троцкий, Зиновьев и Каменев, на другом — Сталин, Енукидзе и не то Микоян, не то Орджоникидзе — в общем, кто-то из кавказцев. Под этим текст: «И заспорили славяне, кому править на Руси». Так было в 1920-х годах. А в конце 1930-х на подобном рисунке оказались бы те же Джугашвили и Микоян вместе с Кагановичем, Берией и всего одним русским — Молотовым в сущности пешками, Жданов сидел в Ленинграде, а Хрущев — в Киеве, только лишь подыгрывая вышеназванным вершителям всех дел.
Словом, что за странная «русская» империя, на вершине власти которой почти нет русских?! А сам этот факт невозможно трактовать как некую «случайность» — слишком уж высок уровень власти. И обратим внимание, что в высшем руководстве «империи» русские заняли преобладающее положение только накануне всем известного XX съезда с его «освободительной» миссией… Об этом стоит задуматься!
Но дело не только в этом. А. Стреляный многократно и на все лады «вскрывает» глубокое противоречие, характерное для самых разных этапов истории России: «империя» колеблется и даже как бы разрывается между «русскостью» и многонациональностью. Но, ясно видя это, Стреляный совершенно не понимает, в чем тут дело. А между тем здесь-то и заключена «разгадка» своеобразия страны. Ни в одной из множества империй, в составе которых были разные народы (Британская, Турецкая и т. д.), ничего подобного не было.
Уже говорилось, что США захватили более половины Мексики. Но разве в США когда-нибудь существовала или хотя бы намечалась проблема национального суверенитета тех миллионов мексиканцев, которые живут в стране? Да ничего подобного! Между тем в России, — как настойчиво показывает сам Стреляный — в сущности, никогда не было подавляющего другие народы господства русских. Иначе не было бы и того «противоречия», которое оказалось в самом центре внимания Стреляного; не отдавая себе в том отчета, он показывает то, что вовсе не намеревался показать…
