Создание САР – великое дело, значимость которого оценят лишь спустя годы. Поэтому я спокойно отношусь к некоторым современным оценкам САР. Союз армян России – это воплощённая надежда, оформленная в рамки общественной организации. Для кого-то это последняя инстанция в скитаниях по кабинетам местной власти. Надо заметить, что некоторые люди воспринимают САР так же, как в советское время воспринимали райком партии, куда шли за помощью, советом и в поисках правды. Общаясь с людьми, понимаешь, что не всегда они нуждаются в финансовой помощи. Не менее ценно человеческое участие, слово поддержки, ободрение для упавшего духом товарища. В САР на приём приходят тысячи, десятки тысяч людей с самыми разными вопросами, проблемами. Для этих встреч нужны огромное терпение, такт и мудрость, чтобы никто не уходил, повесив голову. Я не меряю помощь, оказанную и оказываемую людям, её ценность стоимостными или количественными показателями. Разные обстоятельства приводят людей в САР. Бывает, что от нашего участия зависит жизнь человека. В таких случаях неоценимую помощь оказывают наши врачи, объединённые в Ассоциацию медиков САР во главе с академиком Алекяном. Они, кстати, периодически выезжают и оказывают помощь пациентам в отдалённых регионах Армении.
…Когда создавали Союз армян России, В.В. Путин одобрил нашу инициативу. В поздравительном письме он написал: «Армянская диаспора в России всегда играла важную роль в политической, экономической, общественной и культурной жизни страны. Уверен, что под Вашим руководством Союз армян России будет плодотворно содействовать решению задач, стоящих перед российским обществом, сохраняя и преумножая культурные, языковые и самобытные традиции народа Армении…»
Следующим моим общественно значимым проектом стал Всемирный армянский конгресс (ВАК). Владимир Владимирович и на этот раз поддержал меня: «Вы создали Союз армян России, и это хорошо получилось. Буду только «за» организацию Всемирного конгресса армян и обязательно приду на его заседание». Своё слово он сдержал. Выступая в Колонном зале Дома союзов на учредительном съезде ВАК 6 октября 2003 года, Путин особо подчеркнул своё отношение к нашему движению, определив его работу как часть политической деятельности в современной России. Потом, когда уже объявили перерыв, Владимир Владимирович вдруг приблизил к себе микрофон и обратился к залу с приятным для всех присутствующих экспромтом: «В 1711 году великий русский реформатор царь Пётр Великий в одном из своих указов написал следующее (звучит любопытно!): «Армян как возможно приласкать и облегчить в чём пристойно, дабы дать охоту для большего их приезда». Огласив этот отрывок из петровского указа, Путин сделал паузу и добавил: «Прошло всего ничего – 300 лет. Сказано – сделано!» Зал взорвался аплодисментами».
Лаура ДАРБИНЯН
Московско-ереванская семья
Московско-ереванская семьяВыпуск 7
Спецпроекты ЛГ / Страна Наири / Судьбы людские
Теги: Армения , культура , литература
Вдали от родины часто пересекаются пути местных армян-старожилов и «новобранцев» из Армении. И на таких пересечениях переплетаются судьбы и создаются новые армянские семьи. Представим одну такую семью: мужа – москвича Григора, с историей обоснования своих предков в Москве, и жену – Сусанну, рождённую в Ереване, с рассказом о своих аспирантских днях в Москве.
Григор АХИНОВ – доктор экономических наук, профессор. С 1991 года работает на экономическом факультете МГУ имени М.В. Ломоносова.
Я родился (в 1959 году) и вырос в Москве. Мой дед по материнской линии Григор Гохарь-Хармандарьян был родом из Ахалкалаки. Их большая семья жила в Тифлисе и Александрополе, в самом начале 1924 года дед приехал в Москву. До событий 1917 года он учился в университете Санкт-Петербурга, потом стал красным комиссаром и дошёл до Эриваня (Гохарь – это его партийная кличка). Дед купил в Москве квартиру и вызвал семью. Как любила рассказывать бабушка: «…в начале декабря 1924 года очень тёмным зимним вечером мы приехали в Москву. Поезд опоздал, и когда мы вышли на перрон Курского вокзала, было безумно, безумно холодно, а я была в одних тонких лайковых перчатках. «Мамаша, – громко сказала одна крупная русская женщина, посмотрев на меня, – вы, хоть ребёночка пожалейте, и закутала его в какую-то огромную шаль». В 1926 году родилась моя мама Лиана. Дед, бабушка и мамин брат похоронены здесь, в Москве, на Новодевичьем кладбище.
Мой дед Арам Ахинян родился и вырос в селе Одзун, работал он железнодорожником. Когда его хотели арестовать, он бежал из Армении. Дед поселился в Ростове-на-Дону, где и встретил мою бабушку Нарекназан. В 1925 году у них родился сын Артуш – мой отец. Семья жила в Нор-Нахичевани, папа учился в армянской школе. Он был участником Великой Отечественной войны, в 17 лет был призван в действующую армию. После войны отец много учился и работал в авиационной и космической отрасли. В начале 50-х годов он приехал в Москву, где и встретил мою маму. Они все похоронены в Армении, в Ереване.
Представляем прозу Сусанны Арутюнян.
Родилась в 1959 году в Ереване, её отец – известный скульптор Ара Арутюнян. В 1981 году окончила факультет востоковедения Ереванского госуниверситета. В 1989 году в Москве защитила кандидатскую диссертацию.
В поисках съёмной квартиры
Дверь открыла маленькая женщина неопределённого возраста, с лоснящимся лицом. Это была Ниночка.
Я вошла в узкий коридор, большую часть которого занимал огромный гардероб. Тут же предложили снять обувь, как и во всех московских домах. Меня всегда неприятно поражал этот порядок московских домов, когда хозяева настоятельно просят разуться гостей. Жалко смотреть на мужчин, одетых в строгие костюмы и галстуки и вынужденных оставаться в носках, без обуви.
Ниночкина двухкомнатная квартира представляла собой крайне неудобное для жилья пространство. Оно было рассчитано на пребывание и царствование одной-единственной женщины – самой Ниночки. Присутствие других даже не подразумевалось. Одно кресло – только для неё, столик для завтрака – для неё, вместо стульев – один пуф для Ниночкиных ног и т.д. Уже потом, после переезда в её квартиру, мне приходилось смиренно довольствоваться очень низким табуретом, на котором сидишь в неуклюжей позе, не зная, куда девать ноги и руки.
Стены комнат были увешаны старыми фотографиями каких-то мужчин и собак. Ниночка сообщила, что сейчас она живёт одна. Тоби уже год нет в живых; похоронила она его, вложив в гробик цветы… Но каждый день Тоби напоминает о себе подарками, которыми он щедро оделял её. Я не могла понять, кто этот Тоби: человек – один из многочисленных её мужей – или всё-таки собака? Но каким образом собака может дарить подарки?.. Однако вопросов я не задавала, боясь показаться полной идиоткой.
Ниночка сразу же назвала огромную сумму, которую надо было платить за её «хоромы». Я, замученная невзгодами московской жизни вне родительского дома, предвкушая спокойную тёплую обстановку и, главное, чистые бытовые условия, с радостью согласилась. В дальнейшем оказалось, что мне отводился угол с раскладушкой в комнате, где Нина пила свой утренний чай и смотрела телевизор.
Засыпала она в три часа ночи, как и все элитные женщины Москвы. Она была абсолютно уверена, что все женщины благородных кровей должны засыпать в три часа, просыпаться к часу дня и обязательно страдать от аллергии. Причём у неё была уникальная форма аллергии, единственная в Союзе и вторая по редкости во всём мире. К тому же выяснилось, что Нина – родственница императрицы и её хочет 90% мужского населения земного шара (остальные 10% – дети). Необыкновенная уверенность в себе и осознание собственной неповторимости вызывали трепет и восторг окружающих, которые не сомневались в том, что Ниночка – лучшая из лучших, красивейшая из красивейших, стройнейшая из стройнейших и прочее и прочее.
Попав под влияние Нины и потеряв все шансы воспринимать её объективно, я искренне удивлялась, что мои знакомые, впервые увидев Ниночку, не сразу замечают её исключительность. Я не понимала, что они ещё не испытали на себе её гипнотического воздействия. Ночью Нина стильно болтала с такими же благородными женщинами, как и она сама; слушала «вражеские голоса». Утром сообщала страшные новости о том, что её приятельница Генриетта в очередной раз застала мужа – академика Ойзермана – с любовницей, что Лилочкин муж оказался голубым и одновременно шизофреником. Историй о знакомых и знакомых её знакомых было так много, что я забывала имена, теряла нить сюжета, приходилось каждый раз подыгрывать.
Ниночка была воинствующей вегетарианкой. Даже яйца входили в список презренных продуктов. Зато мы пили сок из свежих кабачков, жевали всяческие травы, обмазывались оливковым маслом. Долгие годы Ниночка очищала организм от шлаков, носила одежду только из натуральных тканей, гордилась тем, что не моется мылом, но кожа почему-то остаётся идеально чистой.
