Макс Миловидов посасывал трубку. Делая сладкие затяжки, пускал в зал колечки дыма. И когда их число достигло пяти, произнёс:
— Русского народа не существует. То, что зовётся русским народом, есть заблудшие племена, которые в своих скитаниях попали в великую пустоту и там заснули. Русская история — это дурной сон, в котором бродят лунные тени безымянных кочевников, синеглазые мертвецы и окровавленные эмбрионы. Европа время от времени старается прервать этот сон. Но огромный утопленник, усеянный волжскими раками, поднимается из мутного омута, и Европа долго счищает с себя зловонную тину. Кстати, Гитлер вторгся в Россию, чтобы улучшить преподавание немецкого в русских школах. Вы знаете, чем это кончилось.
Зал рукоплескал. Известный политический активист Фёдор Кальян, уже изрядно пьяный, колотил кулаками о стол. "Браво, Макс! Окровавленный эмбрион, из которого не вырос народ"!
Ольгу больно ранила последняя фраза о Гитлере. Словно где-то далеко за пределами нарядного зала, в зимних полях, дрогнули все могилы, все безвестные кости, а вместе с ними дрогнуло её сердце. Ей было непонятно всеобщее единодушие, всеобщее ликование. Злые слова Макса Миловидова о русском народе роднили их, рождали единодушие. Ольгу пугало всеобщее родство, необъяснимая ядовитая радость.
— Но русский язык, этот могучий, великий, на котором разговаривают ангелы? Разве он не является главным достоянием русских? — мнимо пугался Джон Лодейников, закрывал глаза, словно ждал святотатства.
Макс Миловидов нагнулся, выбил трубку об пол и, поднявшись, смотрел, как дымится горстка пепла.
— На русских кладбищах хорошо, потому что там не звучит русская речь. Русский язык родился из скрипа падающих деревьев, брачного крика совы и воплей мучеников, с которых сдирают кожу. На русском языке приятно проклинать свою мать, лжесвидетельствовать, просить подаяние, называть любимой мёртвую свинью, пролежавшую месяц на солнце.
Зал ревел, рукоплескал. Макс Миловидов в розовых панталонах, зелёном камзоле с золотыми пуговицами бесстрастно принимал восторги. Подносил ко рту пальцы с перстнями, дул на черепа. Ольгу пугала бушующая ненависть, лютая неприязнь к стране, которая их породила, к народу, их вскормившему. Она не мола понять, чем ужасным провинился перед этими людьми русский народ, почему им столь отвратительна Россия.
Лица, ещё недавно благообразные и любезные, теперь уродливо кривились, скалились. Пучились щеки, вываливались языки, хрипели крики. Это было не представление в модном клубе, а религиозное действо, захватившее прихожан ужасной мистикой, адским остервенением.
— Кто для русских является любимым героем? Иван Грозный, Пётр Великий, Иосиф Сталин? На чём воспитывается русское сознание? — Джон Лодейников с лицом исследователя допытывался до истин, которыми владел стоящий перед ним мыслитель. Истины были выстраданы, мыслитель был безупречен.
— Русские вожди, цари, президенты, — пояснял Макс Миловидов, — это примеры патологий, меньшие из которых людоедство и сыноубийство. Все русские династии начинались с умерщвления несовершеннолетних. В опочивальнях русских цариц всегда пахло навозом и псиной — запахи, которые заносили конюхи и псари. Всем русским в детстве читают сказку "Колобок", после чего русские всю жизнь обманывают своих благодетелей. Возмездие настигает колобка, когда ему кажется, что он избранник судьбы. Убитому колобку посмертно присуждается звание Героя России и устраиваются государственные похороны, при которых часть погребальных венков разворовывается.
Ольге хотелось убежать. Но её словно опоили зельем. Лицо Макса Миловидова меняло цвет. Становилось мертвенно-синим, и на нём проступали черепные кости. Белело, словно его посыпали мукой, и на бескровной белизне жутко краснели губы. Его обожали, к нему стремились, он был повелитель, за ним готовы были идти, мстить этой ненавистной земле, этому отвратительному народу.
— Что вы скажете о матушке православной церкви? Когда-то вы пели в церковном хоре?
— Православие — это учение о финансовых операциях, при которых церковь по сниженным ценам продаёт народу его же грехи, побуждая народ грешить все больше и больше, чтобы оборот грехов в народе стимулировал благосостояние церкви. Каждый священник — это работник обменника, размещённого в алтаре, куда вход истинно верующим запрещён. Церковный хор поёт женскими голосами, хотя состоит из безбородых мужчин. Церковные ходы, в которых принимают участие первые лица государства, есть легализованные гей-парады, при свечах и хоругвях.
Зал хохотал. Красавчик-блогер и его друг, режиссёр с крашеными волосами, демонстративно крестились, упав на колени. Ольга встала, но партийный активист Федор Кальян подбежал к ней, усадил на место, повторяя: "Гениально! Это вам не колибри! Это священная пуля"!
— Но вы не станете отрицать, Макс, значение русской литературы? Россия дала миру много великих писателей, — Джон Лодейников мнимо негодовал, оставляя за собой право хоть в чём-то усомниться.
Ответ был невозмутим и холоден.
— Генетическая экспертиза останков Пушкина обнаружила у поэта ген павиана, заражённого СПИДом, болотной пиявки и цветной капусты. Генетическая экспертиза останков Достоевского выявила ген морской свинки, мухомора и папы Римского Пия Шестнадцатого. В генетической копилке Бунина нашли ген возбудителя малярии, волчьей ягоды и неизвестной птицы, получившей название "ласточка русской весны".
— Дорогой Макс, наш вечер подходит к концу. Может, я забыл о чём-нибудь вас спросить? Может, вы хотите что-то добавить? — Джон Лодейников торжествовал, вечер удался на славу. Макс Миловидов в своих заключительных утверждениях был афористичен и краток.
— Советский период русской истории — это сыпь, выступившая на теле покойника. Современный период — это покойник, соскребающий с себя сыпь. Современная русская элита, воруя, спасает национальные богатства от будущего разграбления. Всё, что уцелеет от нынешнего периода русской истории, — это то, что удалось украсть русской элите. Русский мат — это перевод на татаро-монгольский язык слов патриотической песни "Я люблю тебя, Россия, дорогая моя Русь". Крым — это краденый кошелёк, который придётся вернуть. Донбасс — это колония строгого режима, которая добилась государственного суверенитета. Победа — это мясной фарш с признаками величия.
В первый раз за весь вечер Макс Миловидов улыбнулся, и лицо его стало похоже на улыбающуюся посмертную маску. Раздался страшный вопль, бессловесный и дикий. Сидевший за дальним столиком гость — тот, что приехал из провинции на встречу со своим кумиром, пожилой, с орденскими колодками на пиджаке, — вскочил, потянул к сцене сжатые кулаки, а потом рухнул, и изо рта у него хлынула кровь. Все кинулись его поднимать. Ольга метнулась к гардеробу, схватила шубу и выбежала на улицу.
Человечество-овечество
Дмитрий Перетолчин
Политика Технологии Общество
Google как оружие массового порабощения
В 1949 году социальной инженерией в США занималась всего одна организация. Спустя 20 лет, к концу 60-х, число таких организаций возросло в 130 раз. Эксперименты над обществом с каждым годом становятся всё масштабнее и сложнее.
Куда мы движемся? Какое общество выращивают в своих пробирках учёные? Очевидно, то, которое описал Карл Поппер: "Свойство абстрактного общества можно объяснить при помощи одной гиперболы. Мы можем вообразить себе общество, в котором люди практически не встречаются лицом к лицу. В таком обществе всё дело совершается индивидуумами. В полной изоляции эти индивиды связываются друг с другом при помощи писем или телеграмм. И разъезжают в закрытых автомобилях. Искусственное осеменение позволило бы даже размножаться без личных контактов. Такое выдуманное общество можно было бы назвать полностью абстрактным или безличным обществом".
Как управлять этим обществом? Генерал-майор Цзянсинь, ректор университета информационных технологий Народно-освободительной армии Китая, об этом сказал очень точно: "Урон ядерной бомбы локален, а сетевая война может поставить на колени целую страну и даже ввергнуть в хаос весь мир. Поскольку у средств сетевой войны нет территориальной привязки, площадь воздействия оказывается больше, чем у атомной бомбы, — что, в общем-то, по-моему, абсолютно справедливо. Например, происходит полная парализация телекоммуникационных систем страны. Финансовая сфера погружается в хаос. Отсюда разлад в национальной экономике, общество лихорадит, и вот у государства уже нет воли воевать. Наша зависимость от информационных сетевых систем делает это очевидным. Давайте представим, что у вас нет телефона, информацию получить неоткуда. В этой ситуации большинство людей начнут испытывать сильнейшее беспокойство".
