На основе детальных исследований полковник Киселев приходит к выводу, что Сталин, хотя он прямо не одобрил наступательный план от 15 мая 1941 г. (что было в его духе), все же принял его.[59]«Одно из важнейших указаний на справедливость этого предположения состоит в том, — отмечает он, — что меры, о которых ходатайствовало верховное командование в документе от 15 мая, и были осуществлены.» «Перечисленные в «Соображениях по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза» от 15 мая 1941 г. меры, — как подытоживает Киселев, — начали претворяться в жизнь, что без разрешения политического руководства, т. е. Сталина, не было бы возможно.» Михаил Мельтюхов воспринял эти результаты исследования и защитил их от искажающей идеологической критики. «Поэтому невозможно, — пишет он, — не согласиться с В. Киселевым и В. Даниловым, что план от 15 мая был одобрен советским руководством, т. к., как сказано выше, предложенные в нем меры, насколько можно проследить, осуществлялись в мае-июне. Вследствие этого мнение В. Данилова, В. Киселева и Б. Петрова о том, что Красная Армия сформировала наступательную группировку, представляется вполне обоснованным.»
Аргумент, выдвинутый генерал-полковником Горьковым и другими сталинскими апологетами, что наступательный план Генерального штаба Красной Армии от 15 мая 1941 г. следует расценивать как «оборонительный», поскольку не существовало дополнительного политического плана по оккупации занимаемых территорий, также лишен всякого основания. Так, например, возражает против него компетентный американский историк, профессор Ричард К. Раак: «Где-то, на каком-то уровне должно было вестись и другое планирование, касающееся определенных политических результатов от успешного вторжения в соответствии с планом, о котором сообщил Горьков». Для Раака «отсутствие дополнительного советского планирования немыслимо», и, как подчеркивает также Виктор Суворов, то обстоятельство, что подобный план не найден, не является контраргументом, поскольку в Москве, как учит и Катынское дело, всегда находят лишь те документы, которые там как раз желают найти. Ведь в конечном итоге, с 1939 г., удалось аннексировать почти с ходу и огромные территории Польши, Финляндии, прибалтийских республик и Румынии.
Суворов разъясняет, что подготовка Красной Армии к «освободительным походам» 1939 и 1941 гг. протекала по одной и той же схеме.[60] Как уже было в 1939 г., так и в связи с запланированной «освободительной войной» 1941 года, с целью осуществления советизации при Военных советах из избранных высоких партийных функционеров создавались группы особого назначения (осназ), существование которых позднее замалчивалось. Однако из официальной работы Института военной истории о 18-й армии, которая прошла сквозь все цензурные органы, можно почерпнуть, что, наряду с другими партийными функционерами, перед началом войны такой группе осназа был придан и будущий генеральный секретарь Брежнев. Ведь на странице 11 этой работы можно прочесть: «До середины сентября 1941 г. Леонид Ильич принадлежит к группе особого назначения при Военном совете Южного фронта». Суворов видит в этом вынужденное признание того, что в 1941 г. готовилась большевизация оккупируемых территорий и что, наряду с наступательным планом Генерального штаба Красной Армии от 15 мая 1941 г., должны были существовать и соответствующие политические планы.
В чем же состояли детали плана Генерального штаба? Вышеупомянутое краткое «наступательное кредо» гласило следующее:
«Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить (это слово Ватутин подчеркнул дважды) нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это и разбить немецкую армию (последнее зачеркнуто), считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить (слово дважды подчеркнуто Ватутиным) противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск».
Как заметил внимательный наблюдатель Пурре (Pourray), если Генеральный штаб опасался, что немцы могут «упредить» Красную Армию, то на русской стороне уже должно было начаться нечто, что вообще могли опередить немцы.
Первой стратегической целью, согласно плану Генерального штаба, был разгром главных сил немецкой армии южнее линии Брест — Демблин и выход к 30-му дню на рубеж Остроленка — р. Нарев — Лодзь — Крейцбург — Оппельн [ныне соответственно Ключборк и Ополе, Польша] — Ольмютц [ныне Оломоуц, Чехия]. Последующей стратегической целью было наступления из района Катовице в северном или северо-западном направлении, чтобы разгромить также силы левого немецкого крыла и овладеть территорией всей Польши и Восточной Пруссии. Главный удар должен был наноситься силами Юго-Западного фронта из Львовского выступа, чтобы отрезать немецкую армию от ее южных союзников. Одновременно было запланировано окружить и разбить немецкую группировку в районе Люблин — Радом правым крылом Юго-Западного фронта во взаимодействии с левым крылом Западного фронта, наступающим из Белостокского выступа в направлении Варшава — Демблин. Против Финляндии и Восточной Пруссии — очевидно, результат январских штабных маневров, — как и против Румынии и Венгрии, должна была сначала вестись активная оборона, а затем должно было последовать наступление на юге из районов Черновиц и Кишинева против Румынии для занятия Ясс и разгрома левого крыла румынской армии.
В одном узловом пункте план Генерального штаба от 15 мая 1941 г. означал отход от прежней доктрины: намечалось уже не ответить на вражеское нападение уничтожающим ударом, а Красная Армия должна была уничтожающим ударом упредить вражеское нападение, которое, правда, в этот момент было еще чисто гипотетическим, так как бронированные ударные силы германской Восточной армии вообще стали развертываться у восточной границы лишь с 3 июня 1941 г. Поскольку этот мощный уничтожающий удар был предназначен для того, чтобы положить начало «военной политике наступательных действий», которую 5 мая 1941 г. потребовал проводить Сталин, и, как признал Калинин 20 мая 1941 г., речь в действительности шла о политических целях, о «распространении зоны коммунизма», то есть о распространении власти Советского Союза, то здесь готовилась чисто агрессивная и захватническая война, а не превентивная война, подобно тому, как агрессивную войну планировал Гитлер, хотя и по другим мотивам.
Это справедливо независимо от того, что в качестве предлога было использовано немецкое развертывание и при этом также оказалось необходимым временно прикрыть подготовку к нападению, стягивание и развертывание частей Красной Армии местной обороной. Успех запланированного широкомасштабного и внезапного наступления против войск Вермахта предполагал принятие некоторых мер, на которых настаивал Генеральный штаб Красной Армии 15 мая 1941 г.
1. Под видом учений солдат Красной Армии нужно было произвести скрытое отмобилизование войск.
2. Под видом выхода в лагеря нужно было произвести сосредоточение войск ближе к западной границе, в первую очередь сосредоточить все армии резерва Главного командования.
3. Авиация должна была скрытно сосредоточиться на полевых аэродромах, и сразу же следовало начать развертывание авиационного тыла.
4. Далее, под видом учебных сборов и тыловых учений должны были быть развернуты и тыловые службы.
Эти требования в существенных чертах соответствовали новым оперативным и тактическим принципам Красной Армии, на которые своевременно обратили внимание и немцы. С весны 1941 г. немецкая сторона зарегистрировала в советской военной литературе «далеко идущие исследования» о «начальной фазе современной войны». Все эти исследования, как говорится в сводке командования немецкой 18-й армии от 15 апреля 1941 г.,18 приводили к выводу, что современные войны будут начинаться «с «вползания» в войну, без официального объявления войны, при постепенной и — вплоть до окончательного начала военных действий — замаскированной мобилизации». Моторизованные силы и кавалерия должны были сосредоточиваться в «учебных военных лагерях и при маневрах» и «в кратчайшее время использоваться в качестве армии вторжения». Цель «внезапного развязывания войны» — «перенести военные действия на территорию противника и с самого начала кампании захватить инициативу». Встает вопрос, в какой степени эти требования находились еще в стадии реализации или уже были выполнены к 22 июня 1941 г.
Что касается скрытой мобилизации, то войска западных приграничных военных округов получили приказ Генерального штаба Красной Армии: к июню 1941 г. достичь полной мобилизационной готовности в соответствии с новым мобилизационным планом «МП-1941 года».[61] В качестве сроков можно установить для всех частей и подразделений Западного особого военного округа 15 июня 1941 г., для Прибалтийского особого военного округа — 20 июня 1941 г. Мобилизация войск в соответствии со сроками, установленными схемой развертывания, должна была быть подготовлена «до мелочей». Генеральный штаб, видимо, хотел сделать в июне «решительный шаг вперед» и провести также всеобщую мобилизацию. Тем временем Сталин 14 июня 1941 г. отверг соответствующее предложение Тимошенко и Жукова, так как мобилизация, по тогдашним представлениям, автоматически повлекла бы за собой начало военных действий, которые, однако, должны были начаться неожиданным ударом в избранный самой нападающей стороной момент. Но и предпринятые меры, как недавно показал полковник Филиппов, являлись уже настолько действенными, что надобность в проведении мобилизации вообще отпала.[62] В мае 1941 г. Сталин приказал призвать еще 800000 резервистов, так что наготове стояли уже около 300 дивизий, недоукомплектованных до боевой численности лишь на 2500 человек каждая. Правда, стоящие за этим намерения своевременно раскрыло и немецкое командование,[63] расценив нарастающий призыв специалистов и привлечение всех резервистов определенных лет как целенаправленное усиление Красной Армии без его «внешнего проявления в целях маскировки». «В результате этих мер, — гласил вывод, — при определенных условиях больше не потребуется открытой всеобщей мобилизации.»
