Львовой в отдельную, седьмую, главу, отчего шестая глава стала очень короткой – это должно было показать читателю, что ее печатают усеченной.) Поскольку список всех участников гимназической социал-демократической организации перед этим приводился цитатой из донесения начальника московской охранки, то внимательные читатели легко могли вычислить, что “не настало время рассказать” именно о Бухарине. 122 Имеется в виду восьмой номер журнала, в котором и начали печатать первую книгу мемуаров. 123 Так и было сделано. 124 24 замечания были представлены Эренбургу в машинописной форме, ответил на них Эренбург письменно – от руки на полях; три замечания связаны с Бухариным: 1) “Раз уж страницы, посвященные Бухарину, опущены, не убавить ли количество упоминаний его имени?” Эренбург ответил: “Сокращены”. 2) “Еще не настало время рассказать о всех моих товарищах…” Нужна ли эта фраза? Умолчание и без того будет заметно”. Эренбург ответил: “Необходима”. 3) “Стр. 59. Дважды упоминается Николай Иванович”. Эренбург написал: “Один раз”, – имея в виду один эпизод (речь там шла о встречах юных большевиков с крупными деятелями подполья Ногиным и Дубровинским; Эренбург упомянул “Николая Ивановича”, с которым ходил в гости к молодым большевичкам, и рассказал, что недавно вместе с вдовой Ногина они вспоминали, “как хорошо шутил Николай Иванович, какой задорной и светлой была наша ранняя молодость”; это упоминание осталось в тексте (см.: “Новый мир”, 1960, № 8, с. 47; РГАЛИ. Ф. 1702. Оп. 9. Ед. хр. 47. Л. 21). 125 РГАЛИ. Ф. 1702. Оп. 9. Ед. хр. 38. Л. 111. Сохранился также черновой вариант этого письма, отличающийся от посланного: “Москва, 16 мая 1960 [года] Дорогой Александр Трифонович!
Подумав, я решил товарища Хрущева вопросами о моей рукописи не беспокоить, а так как без его санкции редакция не может печатать текст, о котором идет речь, я решил следующее: в главе шестой после фразы “много лет спустя я узнал, что Маяковский занялся партийной работой, когда ему не было еще и пятнадцати лет; очевидно, таковы были нравы эпохи” идет строчка точек и вслед за нею “Сеня Членов походил на добродушного котенка…”. Что касается имен Бухарина и Бриллианта (подлинная фамилия Г. Я. Сокольникова. – Б. Ф.) в полицейском донесении, то текст последнего уже был опубликован в “Литературном наследстве” (1958, т. 65. “Новое о Маяковском”, с. 444. – Б. Ф.) и поэтому никаких препятствий к напечатанию здесь быть не может” (на обороте письма Б. Полевому; РГАЛИ. Ф. 1204.
PAN id=title>
ПУБЛИКАЦИИ. ВОСПОМИНАНИЯ. СООБЩЕНИЯ
Борис Фрезинский
Илья Эренбург и Николай Бухарин (Взаимоотношения, переписка, мемуары, комментарии)
1. Начало было так далеко…
Николай Иванович Бухарин родился 27 сентября (9 октября) 1888 года в Москве в семье учителя гимназии, математика; в 1893-1897 годах семья Бухариных жила в Бессарабии, затем вернулась в Москву. В августе 1900 года Николай Бухарин был зачислен во 2-й параллельный класс Первой московской мужской гимназии.
Илья Григорьевич Эренбург родился 14 (26) января 1891 года в Киеве, в 1895-м семья его переехала в Москву, где отец получил место директора Хамовнического медопивоваренного завода. Летом 1901 года Илья Эренбург сдал вступительные экзамены и был зачислен в 1-й параллельный класс Первой московской мужской гимназии.
Разница в два класса в детстве и юности – значительна, и, учась в одной гимназии, где, кстати сказать, старшие (5-8-й) и младшие (1-4-й) классы располагались на разных этажах и практически не общались, Эренбург и Бухарин познакомились лишь в 1906 году. Их различал не только возраст, но и качество учебы: Бухарин учился исключительно на пять и переводился из класса в класс с наградой первой степени, а Эренбург, выложившись на вступительных экзаменах (чтобы преодолеть процентную норму), быстро стал троечником, в 4-м классе его оставили на второй год из-за большого числа пропусков занятий и несдачи экзаменов по трем предметам (русский, латынь, математика). У Бухарина были универсальные способности, и учился он играючи. Эренбург мог заниматься только тем, что ему было интересно, проявляя к остальному полное безразличие. У обоих был несомненный общественный темперамент.
Бухарин руководил гимназическим кружком, который, начав с изучения Писарева, довольно быстро перешел от изящной словесности к куда более радикальным мэтрам политической мысли. Эренбург в ту же пору (осень 1904 года) вместе с учениками 4-го класса выпускал машинописный литературный (политически вполне невинный) журнал “Первый луч”1.
В январе-феврале 1905 года в гимназии прошли “беспорядки” (Эренбург тогда учился в 4-м классе, Бухарин – в 7-м); а в октябре 1905-го начались новые: они захватили все московские учебные заведения. Как докладывал своему начальству директор гимназии И. О. Гобза, 14 октября после первого урока учащиеся четырех старших классов собрались в помещении 8-го параллельного класса (где учился Бухарин), затем двинулись в актовый зал и провели там митинг, на который пришли и учащиеся других учебных заведений Москвы2. Занятия в гимназии отменили до 8 ноября. Затем в Москве началось вооруженное восстание, и занятия отменили уже до 13 января. И Бухарин, и Эренбург, оставаясь лично незнакомыми, участвовали в декабрьском вооруженном восстании (Эренбург помогал строить баррикады).
Знакомство с Бухариным Эренбург датирует осенью 1906 года3, когда, перейдя наконец в 5-й класс, он оказался на втором этаже гимназии и тут же познакомился со старшеклассниками Бухариным, Астафьевым, Циресом, Ярхо. (Борис Исаакович Ярхо (1889-1942) стал известным литературоведом и переводчиком; судя по КЛЭ, в 30-е годы он был репрессирован и в 1940-1941 годах оказался в Курске; умер своей смертью; Н. Астафьев в 1907 году был арестован, сослан и вскоре умер; о судьбе А.
Циреса ничего не известно.) Возможно, знакомство с Бухариным состоялось и чуть раньше. Во всяком случае, в сентябре 1906 года Эренбург уже действовал совместно с Григорием Брильянтом (Сокольниковым), который учился в Пятой гимназии и был признанным лидером социал-демократически ориентированной учащейся молодежи Москвы (с Бухариным Сокольников был к тому времени знаком по работе в марксистском кружке). Воспоминания А. Выдриной-Рубинской4 повествуют, в частности, о визите к автору – тогда социал-демократической активистке женской гимназии в Замоскворечье – в самом начале учебного года Брильянта и Эренбурга с целью договориться о восстановлении прерванной летними каникулами работы.
В конце 1906 года Бухарин и Эренбург вступили в большевистскую организацию.
Осенью 1906 года Бухарин и Сокольников объединили разрозненные гимназические кружки в единую социал-демократическую организацию учащихся; Эренбург активно участвовал в этой работе. По свидетельству А. Выдриной-Рубинской, он вместе с Сокольниковым, Бухариным, Членовым вошел в организационную комиссию и участвовал в формировании комитета социал-демократической организации учащихся5. К 1907 году эта организация оформилась. Вот важное свидетельство мемуаристки: “Душой нашей организации несомненно являлись Брильянт и Бухарин. Первый пользовался среди учащихся исключительным авторитетом благодаря своей серьезности, знаниям и вдумчивому подходу к работе. Второй был всеобщим любимцем, заражая всех своей бесконечной жизнерадостностью, бодростью и верой в дело. Пользовался большой популярностью среди учащихся и Семен Членов, блестящий оратор, прозванный Эренбургом за свое остроумие “Язвительным”6. В 1936 году, вспоминая гимназические годы, Эренбург напишет в “Книге для взрослых” о своих еще не казненных товарищах: “Сокольников был старше меня. Он казался мне стратегом: мало разговаривал, почти никогда не улыбался, любил шахматы. Бухарин был весел и шумен. Когда он приходил в квартиру моих родителей, от его хохота дрожали стекла, а мопс Бобка неизменно кидался на него, желая покарать нарушителя порядка”7. И в 60-е годы Эренбург будет вспоминать о заразительном смехе Бухарина: “…с тех пор прошло почти шестьдесят лет. Я помню только озорные глаза Николая и слышу его задорный смех. Он часто говорил нецензурные слова, им придуманные, – в словотворчестве ему мог бы позавидовать Хлебников”8. А. М. Ларина рассказывала мне о своем разговоре с Эренбургом в 60-е годы: “- Вы не знаете, какой он был веселый!
– Ну, это я хорошо знаю.
– Нет! В зрелые годы это было уже не то, а в юности я больше полутора часов выдержать его не мог”9.
Эренбург, бывший на два с половиной года моложе и Сокольникова, и Бухарина, тем не менее тоже стал заметной фигурой организации, впрочем, та же мемуаристка (иными свидетельствами мы не располагаем) пишет о нем так: “Сам же Эренбург, несмотря на свои исключительные способности, ладил далеко не со всеми благодаря своим эксцентричным выходкам, составлявшим отличительную черту его характера”10. О своих эксцентричных выходках той поры Эренбург в мемуарах не вспоминает (след этой эксцентричности, впрочем, остался в заявлении, которое направил семнадцатилетний Эренбург 1 июня 1908 года в Московское губернское жандармское управление, требуя освобождения из тюрьмы по болезни: “Жандармское Управление осведомлено из официального медицинского освидетельствования о моей болезни, и ему должно быть ясно, что содержание меня при таких условиях неминуемо приведет к сумасшествию или к смерти. Полагая, что моя вина не настолько велика, чтобы я заслуживал смертной казни, покорнейше прошу Жандармское Управление немедленно освободить меня из-под стражи. Если же меня хотят заморить или свести с ума до суда, то пусть мне заявят об этом”11).
