И хотя у великого князя не было опыта административной работы, а постоянное пребывание на публике его тяготило, но нести возложенный на него крест помогало ясное понимание своего долга как «служения Богу, Царю и Отечеству». Из его письма Сергея к цесаревичу от 30 мая 1891 г.: «Не дело меня пугает, дело меня очень интересует, и, наконец, доверие Папа ко мне — меня глубоко трогает — но тяжело ужасно! Приходится нам начинать новую жизнь, при новой, незнакомой обстановке с совсем уже незнакомыми людьми. Но жребий брошен и нужно — жить и работать».
Жить и работать, но что можно сделать в одиночку? Как найти единомышленников? На кого опереться в Москве? Одним из способов сплочения общественных сил стало покровительство наукам и искусствам, общение с творческой интеллигенцией, организация различных благотворительных акций. Уже в 1891 г. Сергей Александрович с Елисаветой Феодоровной устроили свой первый благотворительный базар. Из письма Сергея Александровича к брату Павлу Александровичу от 23 ноября 1891 г.: «Мы сочинили базар с двумя целями, чтоб набрать деньги для голодающих и чтоб собрать дам comme un point de reunion (в одном месте — фр.) для жены, а эти дуры ничего не поняли и запротестовали, только из желания не подчиняться нашему желанию, что они очень наивно и говорят! Конечно, я все-таки настоял на своем, и базар будет — но не досадно ли это… Хлопот немало будет, чтобы привести всю эту ораву в порядок, а эту зиму и балов не будет, где легче всего приучать эту публику к дисциплине; нужно всякого и всякую поставить на свое место — признаюсь, я этого не ожидал — on di-rait qu ils ne savent pas vivre et surtout pas se conduire devant une Grande Duchesse (можно подумать, что они невоспитанны и не умеют себя вести в присутствии великой княгини — фр.)». Однако, несмотря на возникшие трудности, их первый благотворительный базар удался на славу.
В том же 1891 г., великая княгиня всей душой была увлечена организацией Елисаветинского Благотворительного Общества для бедных законнорожденных детей: при 11 благочиниях было образовано 220 Елисаветинских столичных комитетов, устав общества утвердил император Александр III. Ко дню открытия общества (18 апреля 1892 г.) москвичи уже пожертвовали более 90 тысяч руб.
Мы не ставили перед собой цели осветить в полной мере благотворительное служение великой княгини и ее покровительство искусству, а лишь упоминаем те организации, участие в которых принимал вместе с ней и государь. Среди них Елисаветинская и Иверская общины сестер милосердия, опыт которых лег в основу Марфо-Мариинской обители, Московский совет детских приютов и Московский дамский благотворительный тюремный комитет, Императорское Православное Палестинское Общество, Музей Изящных искусств имени Александра III, Строгановское училище технического рисования и Синодальное училище церковного пения, Филармоническое общество, Комитеты великой княгини в годы русско-японской и Первой мировой войн и многие другие.
1894 стал годом восшествия на престол Николая II. Так же, как и Сергей Александрович с Елисаветой Феодоровной в 1891 г., молодой государь (ему тогда исполнилось всего 26 лет) не был готов к правлению, а впереди его ждали «измена, и трусость, и обман»… Враги самодержавия дадут ему прозвище «Николай Кровавый»; друзья (а их было так мало!) будут повторять и повторять: «Добрый, слишком добрый». Среди них будет звучать и голос Елисаветы Феодоровны: «Ты… переживаешь сейчас минуты отчаяния, пытаясь сделать все, что в твоих силах, а на деле видишь, что это не приносит результатов. У каждого бывают такие минуты отчаяния — что ж, надо уповать на Бога и верить в то, что Он наставит на истинный путь, особенно — тебя, Своего помазанника. Ты слишком добр, чересчур добр, чтобы нести такую тяжкую ношу на своих молодых плечах, но Он придаст тебе силы, и даже если ты делаешь ошибки, — в конце концов, ты только человек»[24].
Начинался же 1894 год с радостного события: 8 апреля в Кобурге, на свадьбе великого герцога Эрнста-Людвига Гессенского и принцессы Саксен-Кобург-Готской Виктории-Мелиты, на которую съехались представители королевских и герцогских династий, принцесса Алиса приняла предложение наследника русского престола. Рядом с женихом и невестой в эти дни были Сергей Александрович и Елисавета Феодоровна. Но на этом забота великой княгини о влюбленных не закончилась. По возвращении в Россию она стала помогать цесаревичу обставить комнаты в Зимнем дворце, а в Дармштадт к сестре отправила свою учительницу русского языка фройлен Е. Л. Шнейдер.
Громом среди ясного неба стало известие о резком ухудшении здоровья императора Александра III. Умирающий государь принял решение о срочном приезде невесты наследника в Россию, чтобы благословить ее, будущую русскую императрицу. Но так как цесаревич был обязан неотступно находиться с ним, то невесту привозит в Россию Елисавета Феодоровна.
День рождения великой княгини отныне стал днем кончины Александра III. «В 6.30 ему разрешили подняться, с большим трудом пересадили в удобное кресло и вывезли в залу, где он и оставался до последнего. <… > Вся семья вошла к нему, он всех поцеловал и даже в этот момент не забыл, что у Эллы День рождения, поздравил ее и потребовал приобщения»[25]. Теперь в этот день всегда будет служиться заупокойная литургия. «Тяжелое соединение», — запись в дневнике Сергея Александровича.
Следующий день был днем восшествия на престол нового императора Николая II. В этот день принцесса Алиса перешла в православие, вместе с ней к Чаше Христовой подошли царь, вдовствующая императрица и великая княгиня Елисавета Феодоровна.
До венчания, назначенного на 14 ноября, царская невеста жила в доме своей сестры, в Сергиевском дворце. Елисавета Феодоровна помогала молодоженам и в устройстве их комнат в Зимнем дворце. А вскоре, по просьбе Александры Феодоровны, ожидавшей своего первенца, она оставила все свои московские обязанности и гостила у них два долгих осенних месяца 1895 г. Дочь Ольга родилась 3 ноября, во время схваток рядом с Александрой Феодоровной «неотступно находились» Николай II, Мария Феодоровна и Елисавета Феодоровна. Помощь великой княгини в первый месяц оказалась столь необходимой, что впоследствии императрица, каждый раз после родов, просила сестру приехать.
Близость московского генерал-губернатора и его жены к царской чете была настолько очевидна для всех, что уже в первые дни великосветские салоны зашумели «об интригах двора Сергея».
Влияние великого князя на императора несомненно было — вплоть до 1905 г. государь обсуждал с ним вопросы государственной важности. Ясна и позиция московского генерал-губернатора — безусловное исповедание монархических идеалов, без оглядки на общественное мнение. Идеалом правителя и для Сергея Александровича, и для Николая II, являлся Александр III, но следовать курсу последнего с каждым годом становилось все труднее. Либеральные веяния в русском обществе проявились уже в первый год царствования Николая II: в земствах заговорили о конституции. Государь ответил на их вызов в своей речи от 17 января 1895 г.: «… Пусть все знают, что я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его мой покойный незабвенный родитель»[26]. Московский генерал-губернатор приехал, чтобы морально поддержать царя, расценивая свое участие как «долг и в память Саши».
1896 год стал годом коронации и ходынской трагедии. Последняя многими современниками была воспринята как предзнаменование будущей катастрофы. «Великий грех», — запись в дневнике государя от 18 мая 1896 г. Катастрофу будут раздувать «елико возможно и враги, и друзья». Первые, добиваясь смещения великого князя, заклеймили его прозвищем «Князь Ходынский». Зашумела не только левая радикальная пресса, но и младшие великие князья Михайловичи, и громче всех — Александр Михайлович (в кругу семьи — Сандро). Отвернулись даже любимейший брат Павел Александрович и друг детства вел. кн. Константин Константинович. Императрица Мария Феодоровна приняла сторону министра двора И. И. Воронцова-Дашкова. Рядом осталась только жена, которая защищала его перед обществом уже тем, что постоянно находилась рядом, разделяя с ним всю эту неприязнь и критику. Ее саму обвинили во влиянии на императрицу, общество стало злобно судачить «о двух сестрах»…
