верхом. Старик замахивался на них салфеткой и дребезжал: — Отойди, Мамай, не видишь, что делается! Ах, господи! Соус пикан перестоится. А консоме с пашотом не готово! На столе уже стояла закуска. Все было сервировано чрезвычайно красиво и с большим умением. Торчком стояли твердые салфетки, на стеклянных тарелочках, во льду, лежало масло, скрученное в бутоны, селедки держали во рту серсо из лука или маслины, были цветы, и даже обыкновенный серый хлеб выглядел весьма презентабельно. Наконец гости явились за стол. Все были запылены, красны от жары и очень голодны. Никто не походил на принца Вюртембергского. Иван Осипович вдруг почувствовал приближение беды. — Попрошу у гостей извинения, — сказал он искательно, — еще пять минуточек — и начнём обедать. Личная у меня к вам просьба — не трогайте ничего на столе до обеда, чтоб все было как полагается. На минуту он убежал в кухню, светски пританцовывая, а когда вернулся назад, неся на блюде какую-то парадную рыбу, то увидел страшную сцену разграбления стола. Это до такой степени не походило на разработанный Иваном Осиповичем церемониал принятия пищи, что он остановился. Англичанин с теннисной талией беззаботно ел хлеб с маслом, а Гейнрих, перегнувшись через стол, вытаскивал пальцами маслину из селёдочного рта. На столе все смешалось. Гости, удовлетворявшие первый голод, весело обменивались впечатлениями. — Это что же? — спросил старик упавшим голосом. — Где же суп, папаша? — закричал Гейнрих с набитым ртом. Иван Осипович ничего не ответил. Он только махнул салфеткой и пошел прочь". Потом он едет на верблюде и кричит:
— Варвары! Всю сервировку к свиньям собачьим!.. Антон Павловича кормил, принца Вюртембергского!.. Приеду домой и умру! Вспомнят тогда Иван Осиповича. Сервируй, скажут, банкетный стол на восемьдесят четыре персоны, к свиньям собачьим. А ведь некому будет. Нет Иван Осиповича Трикартова. Скончался. Отбыл в лучший мир, иде же несть ни болезни, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная… Ве-е-э-чнаяпа-а-мять!..
"И покуда старик отпевал самого себя, хвосты его фрака трещали на ветру, как вымпелы".
Всё это мне напоминает несколько поколений грелочников, которые не смотря ни на что, ели этот кактус. Собственно, всё нижеследующее написано для доброго моего товарища Пронина, и ели кто продолжит всё это читать, то я тут никак не виноват. Я всего лишь прочитал несколько рассказов с этого конкурса.
Я, конечно, запоздал, но тут уж ничего не поделаешь. С другой стороны, хорошо придти на мероприятие под утро, когда валяются только двое забытых пьяных, о драке напоминают только раздавленные очки, и ты стоишь среди руин, будто забытый гражданин Помпеи. Там, на конкурсе, победила девушка (судя по фото, очень красивая), что живёт в Канаде и работает там в министерстве юстиции. Но фокус в том, что тексты-победители довольно далеко ушли от того, что старички называли "литературой". То есть, старички хотели быть похожи на рассказы из сборника "Шесть спичек", или, скажем, на Бредбэри. А тут понятно, что "Шесть спичек" не читаны, автор марсианских хроник под вопросом, и если что-то читалось, то я не могу определит что.
Это как в старом анекдоте: "Приходит больной к врачу и говорит:
— Доктор, я как поем красной икры, так сру красной икрой, как поем чёрной икры — так сру чёрной икрой…
Доктор его постукал и говорит:
— А вы ешьте как все, говно.
Я убеждён, что любая писательская генерация an mass что-то жрёт такое, и тем же ходит. Ну, случается уникальный случай — у кого-то окрасилось или уплотнилось.
А так грелочники должны репродуцировать свой круг чтения. Я даже затратил некоторое усилие, чтобы не иронизировать (внутри себя, наша общая знакомая подбивала меня написать рецензии на несколько текстов, но на Святой неделе было нехорошо ругаться матом, а потом я и вовсе впал в меланхолию). Хотя мне это было чрезвычайно интересно, потому что это было ровно то, что я предсказал, несколько лет назад. А сейчас процесс окончательно завершился.
В своё время я как-то посмотрел (десять лет назад) какой-то выпуск КВН и затосковал. Про себя я знал, что в девяностые я смотрел КВН не без удовольствия. И вот, в недоумении, я спросил N., что надо посмотреть из лучшего, что сейчас образец жанра? Он отвечал мне, посмотри (не помню точное название, кажется "Фёдор Двинятин" или "команда Фёдора Двинятина"). Я посмотрел, понял, что это Адъ и Израиль, и решил переспросить. Ну и говорю, что тут смешного? А вот, отвечает он, фраза "А Вам никогда не приходило в голову копьё?" — разве не смешная? Я почесал за ухом и говорю: ну, как-то не очень. Может, в ней какой-то дополнительный смысл? Тот только рукой махнул. Я заплакал, натурально — но что тут делать — кричать ему "Саша, Саша!" вдогон? Я потом ещё несколько кэвеэнщиков спрашивал, что лучшее — и они мне как один, глядя в глаза, говорили: "Ну а как же?! А вот вслушайся: "А Вам никогда не приходило в голову копьё?"… Я клоню к тому, что эти рассказы финала. что я читал, это такое копьё. После копья была фраза одного юмориста "Дятел оборудован клювом" — и множество моих знакомых заходилось в хохоте: "Дятел! Оборудован! Хахаха"! И я чувствовал себя как скрытый кулак на партсобрании. Понятно, что я сейчас норовлю не технологию смешного обсудить, в оной технологии сам чорт ногу сломит, а именно о недоумении вне целевой аудитории.
Но как только я начал пересказывать какие-то свои жухлые статьи (есть в Живом Журнале) и раскрыл рот, чтобы, наконец, сказать о капсулировании литературы, как пришёл Пронин, и сказал, что тоже прочитал рассказ-победитель, и предложил всем нам взяться за руки и выпрыгнуть из окна.
Впрочем, он тут же развернул свою мысль и рассказал много подробностей о своей жизни и её винной карте. Правда, потом сказал довольно важные вещи: "Рассказ милый, какбэ остроумный, какбэ чоткий, не сказать, чтобы краткий, но… И не длинный, правда же? Он посвящен тому, что. Да ладно, я бы все равно привычно просрал, какая мне разница? Вообще, я не уверен, что это симптоматично. В принципе, мы можем рассуждать, что не которые, тем не менее, и так далее Кличко. Но, что важно, денег в таком разрезе уж точно не поднять. И дело ведь совершенно не в том, что автор не очень владеет родной речью, допустим. Дело, мне кажется, в том (для нас) что автору плевать и на речь, и на бабло. Автор свободен от предрассудков. Автору не нужна профессия, а соответственно, не нужен и
