Между тем обстановка изменилась: Генрих пошел на сближение с Испанией против Франции. Испанский посол посоветовал Якову IV отослать Вербека в Ирландию. Там претендент нашел опору только в Корке и рискнул сделать отчаянный шаг — с небольшим числом шотландских, ирландских и фламандских приверженцев высадился на юго-западе Англии. Испанское рыболовное судно, на котором плыл претендент, было задержано английским кораблем. Перкин лежал, спрятанный в винной бочке, в глубине трюма, и моряки не выдали Вербека, несмотря на обещанную огромную награду.
После высадки в Англии стало ясно, что самозванец не имеет никаких шансов. Его небольшой отряд попытался было штурмовать город Эксетер, но был разбит. Сторонники Вербека рассеялись. Сам он попытался укрыться в монастыре. Убедившись вскоре, что все пути бегства отрезаны, Вербек сдался, выговорив обещание сохранить ему жизнь. Попав в плен, он подробно рассказал о себе. Генрих отнесся к нему снисходительно, для чего, вероятно, были веские причины (как, впрочем, и для всех других поступков короля). Вербека демонстративно считали иностранцем и поэтому не обвиняли в государственной измене.
9 июня 1498 года Перкин попытался бежать через окно Вестминстерского дворца, где он содержался под арестом. Три дня Вербек скрывался в монастыре, но потом был пойман. Генрих приказал бросить его в Тауэр, предварительно заставив с эшафота прочесть исповедь, в которой Перкин излагал историю своего самозванства. Однако и на этот раз король воздержался от казни претендента.
Карл VIII и император Максимилиан явно принимали Вербека за принца. Сэр Роберт Клиффорд уверял Генриха, что Вербек, возможно, незаконный сын Маргариты Бургундской, чем и объясняется его сходство с королями Йоркской династии. Высказывалось предположение, что он был побочным сыном Эдуарда IV.
Позднее Перкин был обвинен в том, что в сообществе с графом Уориком, сыном герцога Кларенса, тоже содержащимся в Тауэре, задумал убить наместника замка. Возможно, что все это было провокацией подбившего их на это тюремщика Роберта Клеймаунда. В ноябре 1499 года состоялись процессы Вербека и еще нескольких йоркистов и отдельно Уорика. Все они окончили свою жизнь на эшафоте.
ГЕНРИХ VIII — КРОВАВОЕ ПЯТНО В ИСТОРИИ АНГЛИИ
Сын и наследник Генриха VII — Генрих VIII (1509 — 1547 годы) принадлежит к числу монархов, мнения о которых как при их жизни, так и в последующие века резко расходились. Этому не приходится удивляться: при Генрихе V11I произошла Реформация в Англии, и изображение его то в нимбе святого, то в обличье дьявола или по крайней мере преступного многоженца и кровавого тирана зависело обычно от того, кто его характеризовал — протестант или католик. Однако и далекий от католических симпатий Диккенс именовал Генриха VIII «самым непереносимым мерзавцем, позором для человеческой природы, кровавым и сальным пятном в истории Англии». А реакционные историки типа Д. Фроуда (в книге «История Англии») превозносили Генриха как народного героя. Видный исследователь А. Ф. Поллард в монографии «Генрих VIII» утверждал, будто Генрих никогда не имел «страсти к излишним убийствам», не давая себе, впрочем, труда уточнить, что следует здесь считать «излишеством». Мнение Полларда сильно повлияло на новейшую западную историографию. Даже полемизирующий с апологетической оценкой Генриха VIII известный историк Д. Р. Элтон уверял: «Он (король. — Е.Ч.) не был великим государственным деятелем на троне, каким его считал Поллард, но он был и больше, чем кровавый, похотливый, капризный тиран народной мифологии». «Слишком много историков рисовало Генриха воплощением добра и зла», — вторит Элтону другой новейший биограф Генриха VIII, Д. Боул, и добавляет, что пришло время для более хладнокровной оценки этого английского монарха. О том же пишет Д. Скерисбрик в своей книге «Генрих VIII».
Что же способствовало превращению Генриха VIII, которого в его молодые годы Эразм, Мор и другие выдающиеся мыслители эпохи принимали за долгожданного короля гуманистов, в трусливого и жестокого деспота? Автор новейшей книги на эту тему «Становление Генриха VIII» Мария Луиза Брюс пытается найти ответ в семейных условиях и особенностях воспитания Генриха, подыскивает малоубедительные фрейдистские объяснения…
Споры давно уже вызывала каждая составная характера короля: умен он или глуп, талантлив или бездарен, искренен или лицемерен. Его новейший биограф Г. А. Келли в работе «Матримониальные судебные процессы Генриха VIII» приходит к выводу, что король был «наполовину лицемером, а наполовину совестливым человеком». (Неясно только, какая из этих «половин» монарха больше выходила боком его подданным.) Некоторые историки, отказывая Генриху во всех хороших качествах, признавали за ним по крайней мере одно: физическую слабость и твердость в достижении поставленной цели.
Секретная служба, созданная основателем династии Тюдоров, пришла в упадок в начале правления его сына. Для Генриха VIII, крепко сидевшего на престоле, услуги разведки первоначально показались не очень нужными. Исчезли реальные претенденты на престол, борьба с которыми была главным занятием тайных агентов Генриха VII. Однако растущая международная роль Англии побудила кардинала Уолси — фактического главу правительства в первые десятилетия царствования Генриха VIII — использовать секретную службу для достижения внешнеполитических целей.
А потом пришла Реформация с ее ожесточенной борьбой партий, находивших поддержку извне: у Карла V — испанского короля и германского императора, у французского короля Франциска I, у германских князей, у римского престола. В ходе этой борьбы господствующая партия широко использовала против своих противников секретную службу английской короны. А те в свою очередь создавали собственную разведку, не раз сложно переплетавшуюся через агентов-двойников с «официальной» секретной службой.
Как правило, поражение в тайной войне приводило руководителей побежденной стороны на плаху. Правда, этому предшествовала формальность судебного процесса по обвинению в государственной измене. Но судьи — обычно тайный совет, т.е. группа лордов, принадлежавших к стану победителей (или перебежавших в него), — лишь оформляли результаты тайной войны. Присяжные, участвовавшие в менее значительных процессах, фактически назначались шерифами — верными слугами короны. Редко тайная война с таким постоянством сочеталась с судебными процессами об измене. Дело в том, что они были очень во вкусе Генриха VIII. Его каприз нередко решал долгую скрытую борьбу, которую вели соперничавшие группировки. Путь к цели шел через завоевание или сохранение его благосклонности, неудача обычно стоила головы.
Английский историк М.Юм (в книге «Жены Генриха VIII») в 1905 году писал: «Генрих был что гроб повапленный… Подобно многим людям такого физического облика, он никогда не был в моральном отношении сильным человеком и становился все слабее по мере того, как его тело обрастало вялым жиром. Упрямое самоутверждение и взрывы бешенства, которые большинство наблюдателей принимали за силу, скрывали дух, всегда нуждавшийся в руководстве и поддержке со стороны более сильной воли… Чувственность, исходившая целиком из его собственной натуры, и личное тщеславие были свойствами, играя на которых честолюбивые советники один за другим использовали короля в своих целях, пока уздечка не начинала раздражать Генриха. Тогда его временный хозяин сполна испытывал месть слабохарактерного деспота».
Юстиция вообще не отличалась склонностью к милосердию в этот кровавый век, когда, по известному выражению Мора, «овцы пожирали людей» и вся государственная машина была направлена на подавление недовольства обезземеленных крестьян. Считалось, что не менее 72 тыс. человек (около 2,5% всего населения!) было повешено за годы правления Генриха VIII. Закон редко обращал внимание на смягчающие вину обстоятельства даже в деле о мелкой краже. За время правления Тюдоров было издано не менее 68 статутов об измене (в 1352 — 1485 годах только 10 статутов). Понятие измены было очень широким. В 1540 году на Тауэр-хилле казнили некоего лорда Уолтера Хэнгерфорда за «государственную измену мужеложства». Статут, принятый в 1541 году, предусматривал смертную казнь и для сумасшедших, «уличенных» в государственной измене.
Причины для казни придворных могли быть самые различные: некоторых из них превращали в козлов отпущения, другие были слишком знатны и близки (по рождению) к трону, третьи не успевали покорно следовать за переменами в церковной политике короля или просто молчанием выражали свое несогласие с ней. Наконец, многие шли на плаху, невольно вызвав каким-то неосторожным поступком королевский гнев. Порой правительство было заинтересовано в том, чтобы не дать подсудимым слова для оправдания. Тогда, если речь шла о влиятельных людях, прибегали к принятию обвинительного акта парламента. Чаше, напротив, власти хотели превратить суд в спектакль с пропагандистскими целями. В этих случаях, даже если подсудимый с самого начала признавал себя виновным и по закону оставалось только вынести приговор, все же устраивали комедию судебного разбирательства.
