Выходил Бурбулис из кабинета президента под бой огромных напольных часов. Циферблат показывал полдень. Философ-эстет и сам с трудом дотянул до конца недели. При этом подумалось: «Одно дело — прежняя работа советником. Ответственности никакой. Даже работой назвать трудно. Другое дело — действительная работа. Пусть и высокого ранга. С непривычки общаться с президентом ежедневно и по конкретным вопросам становилось все сложнее. Всегда угрюмый и жесткий Ельцин теперь становился настоящим деспотом. Никаких возражений и полное подчинение. А это — ельцинское «понима-а-ш.»? Ну никак не вязалось с его высоким статусом и сильно раздражало. И ведь не подскажешь.
Да и поздно ему исправляться на седьмом десятке. Неужели правдивы те характеристики Ельцина, которые довелось уже слышать от разных людей? Академик Дмитрий Лихачев как-то сказал: «Боюсь, Ельцин — невежда, малообразованный, примитивный демагог», а от охранника и жены слышал, что он газет и книг не читает, телевизор не смотрит. Держись, Гена! Взлетел или вляпался, так терпи и держись», — успокаивал себя новоявленный государственный секретарь и первый заместитель председателя правительства. То есть самого Ельцина.
А ведь был еще и вице-президент Руцкой. Со временем они так схватятся в борьбе за близость к телу президента, что обоих, сначала Бурбулиса, а потом и Руцкого, Ельцин безжалостно вышвырнет из Кремля. Первого опять в советники, а второго — в тюрьму.
Через неделю депутаты-демократы послушно (876 — за и только 16 — против) проголосовали за программу социально-экономических реформ, сутью которых были: приватизация (распродажа) государственного имущества; свободные цены; сокращение социальных расходов. Они также наделили президента правом назначать и освобождать своими указами прежде выбираемых руководителей регионов.
Самые демократические правительства в мире «не заметили» в этих решениях ничего антидемократического и дружно, как по команде, их поддержали. Тогда как на месте ненавистного ими советского режима во главе с коллективным Политбюро в России быстрыми темпами сформировался режим личной диктатуры Ельцина, который в сентябре — октябре 1993 года совершит самый настоящий, а не опереточный, как в августе 1991 года, государственный переворот.
После очередного и, как всегда, бесполезного заседания у Горбачева по поводу нового Союзного договора Ельцин возвратился к себе и срочно собрал ближних «бояр». Это были госсекретарь Бурбулис, первый заместитель председателя правительства Гайдар, министр иностранных дел Козырев и заместитель председателя правительства Шахрай.
— Горбачев себя изжил полностью. С ним надо заканчивать. Собирайтесь вечером во Внуково. Вылетаем в Минск.
— А что там будет. — как всегда, нудно начал тянуть Бурбулис.
— Там узнаете, — не дослушав любимца, перебил Ельцин.
А уже на второй день в Беловежской Пуще между сепаратистами Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем было подписано известное соглашение о кончине СССР.
В принципе не встретиться на подводной лодке невозможно. Как и уйти с нее в плавании. Но это в случае, если речь идет о членах экипажа. Если же об этом говорит при прощании президент одной страны президенту другой страны, то это звучит странно. Даже более того. Но когда речь идет о первом президенте России Ельцине, то возможно и не такое. И главный секрет заключался не в его особых способностях, а в его слабостях. Особенно в пагубном пристрастии к личной дипломатии без галстуков в ходе банных и прочих застолий.
Первый официальный визит за рубеж уже на третий день после приведения к присяге в качестве президента Российской республики Ельцин нанес в Соединенные Штаты Америки, которые согласились его принять, подозревая, что дни СССР и его президента Горбачева сочтены.
В этот период внешней политики СССР уже не было — шла сдача позиций. А Россия только нащупывала свой путь. Ни президент Ельцин, ни молодой министр Андрей Козырев этим непростым ремеслом не владели и только пытались к нему подступиться. Парадокс, но государство с тысячелетней историей, обладатель крупнейшего в мире арсенала с ядерным оружием, как и в начале прошлого века, после пролетарской революции, в международных делах вновь начинало с нуля. Ситуацию опаснее этой сложно придумать. Тогда это вылилось в иностранную вооруженную интервенцию. Теперь в международный экономический диктат и внешнее управление.
Горбачев не хотел визита Ельцина в США и потребовал от главы «Большого МИДа» Александра Бессмертных использовать свои связи в Госдепартаменте для срыва или как минимум недопущения встречи с Бушем. Но тут неожидаемую активность проявил посол США в Москве и очень авторитетный дипломат Мэтлок. Узнав об интриге вокруг поездки от надежного агента Грека, из кругов близких к Кремлю, он вылетел в Вашингтон и заявил президенту Бушу, что ничто так эффективно не работает на разрушение СССР и его военно-промышленного комплекса, как антигорбачевская деятельность Ельцина. Для объективности Мэтлок добавил, что он получил в МИДе СССР от заместителя министра нашего друга Саши Бессмертных согласие на такой визит при условии, что президент США попытается убедить Ельцина в необходимости продолжения сотрудничества с Горбачевым.
— Господин президент, я могу заверить Ельцина, что вы его примете в Белом доме?
— Да, можете пообещать, но будет лучше, если вы объявите, что он едет по приглашению сената. Я не могу так резко разойтись с Горбачевым. Тем более что здесь для многих Ельцин остается неприятным человеком.
В эти же дни из поездки по СССР в Вашингтон возвратился экс-президент Никсон. Своими впечатлениями он поделился за обедом с Бушем. Он утверждал, что, в то время как Горбачев власть теряет, Ельцин пользуется все большей поддержкой народа. И это несмотря на его пристрастие к выпивке. Очевидно, для московских политиков это идет в плюс.
На руку Ельцину сыграл и сам Горбачев, который в этот момент прислал Бушу телеграмму чуть не с обвинением в том, что, мол, отказывая СССР в материальной помощи, он предает перестройку. Это вынудило Буша заявить в узком кругу: «Лидер перестройки ничего не понимает. Надо дать ему урок по основам экономики. Бизнес есть бизнес. И займы дают, если есть гарантия возврата. Но как может дать гарантии страна-банкрот?» И добавил: «Надо это ему сказать, но так, чтобы он продолжал думать, что мы в него верим. Лучше Мэтлока этого никто не сделает. Передайте ему такое поручение. Я не хочу трещины в отношениях, которые так хорошо служили нам все это время».
Перед визитом Козырев принес Ельцину программу поездки.
— Шт-а-а, Андрей Владимирович, все у нас, понима-а-ш… готово? — встретил министра вопросом новоявленный президент.
— Да, Борис Николаевич, вот телеграмма посла Комплектова. Пишет, что в Вашингтоне нас ждут. Вот официальное приглашение сената. Оно пришло еще до избрания вас президентом. И самое главное — сообщение из Государственного департамента о том, что президент Буш примет вас в Белом доме. Спасибо Мэтлоку. Его усилия дали результат.
— Как вам? Не боязно ехать? Два года назад я, тогда еще простой депутат, был в Америке. Принимали хорошо. Правда, в Белом доме не очень хотели меня видеть. Мол, статус не позволяет. А я настоял. Даже с Бушем минут десять говорил. Теперь, понима-аш… другое дело. Первый официальный в ранге, понима-а-ш. президента России. Надо бы нам не подкачать и сразу взять правильное направление.
— Борис Николаевич, мы едем в демократическую страну, к друзьям. Мы теперь тоже строим демократию. Поэтому идеологических разногласий между нами нет. Политические, конечно, остались и будут в дальнейшем. Но это геополитика. Никуда от нее не уйти. Нам надо внимательно прислушиваться к сигналам из Вашингтона и действовать вместе.
— Это вы правы, надо с ними дружить. Тогда не пропадем. Сильнее США страны нет. Нам до них далеко, понима-а-ш… Но стелиться тоже нельзя, иначе затопчут.
— Ну что вы, я много раз бывал в Нью-Йорке на сессиях Генеральной ассамблеи ООН. В Америке у меня много друзей. Очень милые люди. Никто нас топтать не собирается. Только не надо задираться. В феврале и мае я по вашему поручению встречался с госсекретарем Бейкером и имел беседу по двум вопросам: о развитии прямых отношений, минуя Горбачева, и о кредитах российскому правительству. Он согласился с нашим мнением, что любые деньги, которые они дадут Горбачеву, — это поддержка системы, которой надо дать потонуть. Тогда как кредиты, выданные нам, помогут строить демократию и рынок, к которым вы так стремитесь. Уверен, визит будет успешным.
Козырев бодрился, но не мог не понимать, что экзамен ему предстоит серьезный. Ельцин требовал, чтобы МИД РСФСР из шутейного ведомства, каким оно было при СССР, как можно скорее превращалось в серьезного дипломатического игрока. Но для этого необходимо было иметь опыт, которого Козырев не имел. К тому же он видел печальный пример Шеварднадзе, который, обладая солидным внутриполитическим багажом, стал министром иностранных дел СССР, будучи совсем не знаком с внешней политикой и дипломатической практикой, с плохим знанием русского и незнанием иностранных языков. И, увы, вошел в историю внешних сношений как худший министр. Козырев хотя и знал языки, но просидел двадцать лет фактическим помощником у одного из заместителей министра в центральном аппарате и не имел как практики работы за рубежом, так и никакого политического опыта. И это в отличие от их знаменитого предшественника Громыко, который пришел к руководству МИДом с дипломатического поста номер один — посла в США. О таких, как Козырев, карьерные дипломаты обычно говорили: «Он не работал в поле», то есть в посольствах. Выяснилось также, что ни Шеварднадзе, ни Козырев не обладали так необходимым дипломату чувством служения Отечеству. Первый, потому что Отечеством для него была Грузия. Второй — потому, что родился и рос в Брюсселе и чувствовал себя человеком мира. Глухим тихим голосом без эмоций он постоянно поддакивал зарубежным партнерам «да, да» и оставил после себя заросшее пустоцветом дипломатическое поле. Потом были «суворовец» Иванов и, наконец, последние десять лет довольно жесткий Лавров. Последние двое по стилю — смесь первых трех. Известно, как Лавров обозвал «долбаным мудаком» британского коллегу Мили-бенда за его попытки поучать Россию, как вести себя с грузинским президентом — русофобом и лунатиком Саа-кашвили.
