Организованные, не индивидуально, а коллективно, в тесные группы, они станут тогда вождями широких масс пролетариата, как городского, так и сельского. Эти широкие массы, в которых политические программы Мадзини и Гарибальди никогда не могли вызвать энтузиазма, не смогут устоять против пропаганды нашей программы, которая является наиболее простым выражением их самых глубоких внутренних инстинктов и которую можно резюмировать в нескольких словах:
Мир, освобождение и счастье всем угнетенным!
Война всем угнетателям и грабителям!
Полное возвращение рабочим: капиталы, фабрики, все орудия труда и сырье товариществам; земля тем, кто ее обрабатывает своими руками.
Свобода, справедливость, братство всем человеческим существам, которые родятся на земле.
Равенство для всех.
Для всех безразлично все средства развития, воспитания и образования и одинаковая возможность жить, работая.
Организация общества путем свободной федерации снизу вверх рабочих союзов как индустриальных, так и земледельческих, как научных, так и союзов работников искусства и литературы, сначала в коммуну, потом федерация коммун в области, областей в нации и нации в международный братский союз.
Что касается способа организации общественной жизни, труда и общественной собственности, программа Интернационала не навязывает ничего абсолютного. Интернационал не имеет ни догматов ни единообразных теорий. В этом отношении, как во всяком живом и свободном обществе, много различных теорий дебатируются в его среде. Но он принимает за основу своей организации вполне независимое развитие и самопроизвольную организацию всех союзов и всех коммун, при условии, однако, чтобы эти союзы и коммуны в основу своей организации клали вышеизложенные общие начала, обязательные для всех, желающих войти в Интернационал. В остальном Интернационал полагается на спасительное действие свободной пропаганды идей и на тождественность и естественное равновесие интересов.
5. Крестьяне, это огромное большинство итальянского населения, почти совершенно не тронутое культурой, потому что у него не было еще никакой истории, так как вся история вашей страны, как я уже заметил и как вы сами знаете это лучше меня, до настоящего момента сосредоточивалась гораздо в большей степени еще, чем во всякой другой европейской стране, единственно и исключительно в городах. Ваши крестьяне не принимали участия в истории и знают ее только по тем ударам, которые она наносила им в каждом новом фазисе своего развития, по нищете, рабству и бесчисленным страданиям, каким она их подвергала. Так как все эти несчастья всегда приходили к ним из городов, то естественно, что крестьяне не любят города ни их обитателей, включая сюда и самих рабочих, относившихся к ним с некоторым пренебрежением, за что они, в свою очередь, платили им недоверием и подозрительностью. Это-то исторически отрицательное отношение к политике городов, а не религия итальянских крестьян, и составляет силу священников в деревнях. Ваши крестьяне суеверны, но они совсем не религиозны; они любят церковь, потому что она чрезвычайно сценична и своим театральными и музыкальными церемониями скрашивает монотонность их деревенской жизни. Церковь для них, как солнечный луч в их жизни, полной убийственного труда, страданий и нищеты.
Крестьяне не питают ненависти к священникам, большинство которых, впрочем, – и именно те, которые живут в деревнях, – вышли из их среды. Почти нет ни одного крестьянина, у которого не было бы среди служителей Церкви какого-нибудь более или менее близкого или, по крайней мере, дальнего родственника. Священники, по немножку эксплуатируя их и награждая потомством их жен и дочерей, делят с ними их жизнь и отчасти также их бедность. У них нет этого пренебрежения к крестьянам, какое оказывают им буржуа, они живут за панибрата с ними, как добрые малые, и часто играя роль забавников. Крестьянин часто смеется над ними, но не ненавидит их, ибо он свыкся с ними, как с насекомыми, которые копошатся в бесчисленном количестве у него в голове.
С другой стороны, нет сомнения, что как только вспыхнет социальная революция, многие из этих священников бросятся в нее с головой. Они уже сделали это в Сицилии и Неаполитании во время политической революции. А что произойдет во время социальной революции? Политическая революция, абстрактна, метафизична, призрачна и обманчива для народных масс, и так как деревенский священник стоит близко к народу по своей природе, по большинству условий своего существования, она не может иметь для него притягательной силы и удовлетворять его надлежащим образом. Но социальная революция, являющаяся революцией жизни, бесспорно увлечет его, как она увлечет весь деревенский люд.
Не пропаганда свободной мысли, а одна только социальная революция может убить религию в народе. Пропаганда свободной мысли, конечно, очень полезна; она необходима, как прекрасное средство, чтобы обратить лиц, уже передовых по своим воззрениям; но она не пробьет брешь в народе, потому что религия не только заблуждение, извращение мысли, но еще, и в особенности, протест живой могучей природы масс против узости и мизерности действительной жизни. Народ ходит в церковь, как он ходит в кабак, для того чтобы одурманить себя, забыть свою нищету, чтобы увидеть себя в воображении, на несколько мгновений по крайней мере, свободным и счастливым наравне со всеми другими. Дайте ему человеческое существование и он не будет больше ходить ни в кабак ни в церковь. Это человеческое существование одна только социальная революция должна и может ему дать.
Крестьянин в большей части Италии беден, еще беднее, чем городской рабочий. Он не является собственником, как во Франции, и это большое счастье, конечно, с точки зрения революции; и он имеет сносное существование, как арендатор, только в небольшом числе областей. Следовательно, итальянская крестьянская масса составляет уже огромную и всемогущую армию для вашей социальной революции. Руководимая городским пролетариатом и организованная революционной социалистической молодежью, эта армия будет непобедима.
Следовательно, дорогие друзья, одновременно с организацией городских рабочих вы должны употребить все средства, чтобы уничтожить барьер, разделяющий городской пролетариат от деревенского люда, объединить и организовать эти два класса общества в один. От этого зависит спасение Италии. Все другие классы должны исчезнуть с поверхности ее земли, не как личности, но как классы. Социализм не жесток, он в тысячу раз человечнее якобинства, я хочу сказать политической революции. Он нисколько не помышляет против личностей, даже самых зверских, прекрасно зная, что все люди, дурные или хорошие, лишь неизбежный продукт того социального положения, какое создали им общество и история. Социалисты, правда, не могут, конечно, помешать, чтобы в первые дни революции, в порыве гнева, народ не истребил несколько сотен лиц среди наиболее гнусных, наиболее яростных и наиболее опасных; но когда этот ураган пройдет, они со всей своей энергией будут противиться хладнокровно организованной политической и юридической лицемерной резне.
Социализм будет вести беспощадную войну против „социальных положений“, не против людей; и когда эти положения будут уничтожены, люди, занимавшие их, обезоруженные и лишенные всех средств практически действовать, станут безвредными и гораздо менее сильными, уверяю вас, чем самый невежественный рабочий; ибо их теперешняя сила заключается не в них самих, не в их внутренних присущих им качествах, а в их богатстве и поддержке государства.
Социальная революция, стало быть, не только пощадит их, но, поборов их и лишив оружия, поднимет их и скажет им: „Теперь, дорогие товарищи, когда вы стали нашими равными, принимайтесь за работу вместе с нами. В труде, как и во всем другом, первый шаг труден, и мы по братски поможем вам переступить его“. Тогда те, кто, будучи крепок и здоров, не захочет зарабатывать себе жизнь трудом, будут иметь право умереть с голоду, если только они не захотят вести скромное и жалкое существование насчет общественной благотворительности, которая, конечно, не откажет им в строго необходимом.
Что касается их детей, то без всякого сомнения они сделаются мужественными работниками и людьми равными и свободными. В обществе будет, конечно, меньше роскоши, но бесспорно гораздо больше богатства, и, кроме того, будет одна роскошь, которая в настоящий момент никому не знакома, роскошь человечности, счастье полного развития и полной свободы каждого в равенстве всех.
Таков наш идеал.
Таким образом, все классы, перечисленные мною, должны исчезнуть в социальной революции, за исключением двух масс, городского и сельского пролетариата, которые станут собственниками, вероятно коллективными, – в разных формах и в разных условиях, определенных каждой местности, в каждой области и каждой коммуне степенью цивилизации и волею населения, – один собственником капиталов и орудий производства, другой земли, которую он обрабатывает своими руками; оба организуются, побуждаемые своими потребностями и взаимными интересами, одинаковым способом и в то же время совершенно свободно, необходимо и естественным образом взаимно уравновешивая друг друга.
