Ознакомительная версия.
– Я не вижу ничего сверхъестественного в этой просьбе «дежурного по платформе». Он – дежурный по платформе – отвечает за нашу с вами безопасность. Мы все заинтересованы в том, чтобы с нашей безопасностью все было в порядке. И наверное, не слишком жаждем, чтобы пострадала чья-то чужая безопасность, пусть даже и не знакомого нам человека. И вот нам говорят: «Товарищи, распределяемся, а то сейчас будут жертвы». Мы это слышим, оглядываемся по сторонам, смотрим друг на друга, понимаем, как нам следует разместиться, чтобы с безопасностью все было в полном порядке, и, желая сделать себе и другому приятное, размещаемся приемлемым образом. Другое дело, когда мы этого не делаем. Перед входом в вагон метро просто битва происходит. Не на жизнь, а на смерть! Дело принципа – отжать ближнего, но своего добиться! Ну не глупость? Глупость.
Но я все-таки верю, что в какой-то момент здравый смысл восторжествует. «И до того я в это верю…» Ведь, в конце концов, это наша с вами жизнь. При этом я не отношу себя к разряду идеалистов и романтиков. Нет. И вы, Татьяна, это прекрасно знаете. Но я, как материалист, так думаю. Ведь на самом деле это очень приятно – делать что-то хорошее для постороннего человека, особенно если тебе это ничего не стоит. У нас это эволюционно закреплено в психике – получать удовольствие от такого рода активности. А «очень приятно», удовольствие – это положительное подкрепление, которое фиксирует новую модель поведения. Главное – начать делать, а потом будут подкрепления и сформируется новая модель поведения. Цивилизованная. Даже в метро.
А в отношении группы незнакомых людей я вам так скажу. Вот мы узнаем, что послезавтра на такой-то площади будет проходить митинг националистов и туда сойдутся две тысячи человек. Те, кому не все равно, те, кто не разделяет подобный взгляд на «национальный вопрос», собирают митинг на другой стороне этой площади. Объявляют об этом через газеты и телевидение. Их собирается две тысячи, нас – двадцать тысяч. Это аргумент. А когда собирается на той две, а на этой два человека, – это, конечно, не аргумент. И поверьте мне, рассказы о том, что на телевидение не пробиться, что все СМИ ангажированы и никогда не будут публиковать то, что мы скажем, – это тоже миф. Все это вполне возможно и представляет собой некий элементарный набор действий, который просто нужно не лениться совершить.
– И все-таки мне кажется, что надо начинать с себя и тех, кто рядом. Как я могу объяснить лично одному-двум знакомым, а не стенка на стенку, например, про эту пресловутую справедливость? Пока у меня это плохо получается.
– Здесь вы дискутируете с человеком не по какому-то конкретному вопросу, а с его способом думать. А это совсем не одно и то же. Вы можете объяснить мне, что дважды два не пять, а четыре. И это достаточно легко сделать. Но это конкретная вещь, осязаемая, можно сказать. Когда же вы затрагиваете «национальный вопрос» или тему «справедливости», на кону уже вовсе не конкретные вещи, не национальности обсуждаются, не богатство и не бедность. Сомнению подвергается сам тот способ, каким этот человек привык думать о себе и об окружающем его мире.
У националиста вся его самооценка любовно выстроена на его «национальной идее». Как он может отказаться от своих взглядов? Это разрушит его собственное представление о себе. Камня на камне не останется. Когда он «герой, потому что он русский», он герой. А когда принадлежность к нации не делает его героем, а больше ему в жизни гордиться нечем, то возникают проблемы с геройством. Кто он теперь? Ужас!
Точно такая же ситуация складывается и в том случае, когда вы говорите, что абстрактной справедливости не существует, адресуя свои слова человеку, чья самооценка зиждется на тезисах: «мы бедные, но гордые», «мы не ради денег живем», «мы о душе думаем» и так далее. Он вас не поймет. И не потому что он глупый, а потому что если окажется, что вы правы, то получается, что он всю свою жизнь жил неправильно. Поэтому, конечно, он и слушать вас не хочет. Для него ваш тезис о «неправильности» «справедливости» прочитывается однозначно: вы обвиняете его в том, что вся его жизнь устроена неправильно, а он сам – дурак. Когда вы говорите ему, что эта его идея – идея ложная, вы не с идеей боретесь, вы пытаетесь изменить представление этого человека о самом себе. А это сизифова задача. Впрочем, может быть, вы и не пытаетесь, но он ТАК слышит.
Способ думать может измениться только под воздействием обстоятельств, а убеждать и переубеждать – гиблое дело.
Ох, Андрей и обо мне думает лучше, чем я есть на самом деле. Я ведь говорю своим знакомым именно это, открытым текстом – что они не умеют думать. И не только это, еще и похуже: я добавляю, что у них логика даже не женская, а «тещина», но это уже от отчаяния.
– Татьяна, проблема как раз в вашем отчаянии. Вот уже и аргументы «ниже пояса» пошли в дело – про тещу. Именно из-за этого своего отчаяния вы и теряетесь. Ведь умом понимаете прекрасно: они – эти другие люди – имеют право так думать! Но как-то об этом не вспоминается в нужную минуту, правда? И это не вопрос какого-то вашего смирения, поражения, капитуляции, нет. Когда вы оставляете за другим человеком право думать так, как он считает нужным, вы тем самым проявляете не слабость, а силу. Да, сейчас вы осуществляете своего рода гуманитарную миссию – боретесь с чужими заблуждениями. Это хорошо. Но ваши «благие намерения» не дают вам права требовать от человека, чтобы он принял другую точку зрения. Правило человеческих отношений – это уважение любой иной точки зрения.
Другое дело, что, если человек не соглашается с вами, вы оставляете за собой свободу мыслей и действий на его счет. «Ты можешь думать как угодно, это твоя позиция. Я не могу с тобой спорить. Я просто хочу тебе сказать, что если ты сделаешь вот это, то, скорее всего, эффект будет вот таким-то, а сделаешь вот это – вот таким. А дальше – тебе решать. И конечно, ты должен сам выбрать». Разумеется, таким образом мы не сможем никого переубедить, но, с другой стороны, только так мы можем передать человеку ответственность за происходящее. Теперь не вы его силком тянете в «светлое будущее», а ему самому предстоит принять то или другое решение, а соответственно – и последствия этого решения. Так что дальше ему уже будет винить некого.
А сейчас у него целый список виноватых: бери любого, кто так или иначе имеет касательство к твоей жизни. Там, на скамье подсудимых, огромное количество персонажей и даже не персонажей сидит. И руководство страны, и работодатель, и массовая несправедливость, и времена, и вы, разумеется. А куда без вас? Вы же его жизнь пытаетесь устроить, а она не устраивается. Конечно, и вы тоже виноваты. Он, правда, вас не слушает и того, что вы ему говорите, не делает, но вы участвуете, а лучше ему не становится, так что виноваты – по-лю-бо-му.
Когда же вы говорите ему: «Есть такой способ поведения, и есть такой. Этот способ поведения приводит к таким последствиям, а этот – к таким», – ситуация меняется. Тебе не нравится работать на «плохого дядю»? Хорошо, я твое мнение уважаю. Но тогда ты должен работать сам на себя, а для этого ты должен сделать то-то и то-то. Ты готов? Если да, то вперед и с песней. Если нет, то надо будет какое-то время поработать «на дядю», иначе у тебя никогда не появится возможность начать свое дело, создать собственное производство, где ты будешь трудиться исключительно на себя – дорогого, любимого. И виноват кто-то в чем-то или не виноват, это теперь значения не имеет. У тебя есть вот такой набор возможностей – и все, на этом дискуссия заканчивается. Бери и пользуйся, воплощай эти свои возможности в жизнь. И помни: твое личное решение определяет последствия, с которыми тебе придется столкнуться.
Таким образом вы возвращаете ему ответственность, потому что противоядие от сверхценной идеи справедливости – это вопрос ответственности. Это твоя жизнь, и ты или занимаешься ею, или не занимаешься.
Однажды ко мне на телепрограмму пришла замечательная бабушка, тоже врач, кстати сказать. Пришла с внуком. Жалуется, что его нужно постоянно контролировать, хотя ему уже 14 лет, потому что иначе он ничего не делает – уроки не учит, книжки не читает, один компьютер на уме. При этом парень явно толковый, не дурак. Я его спрашиваю: «Слушай, дружище, а почему ты не учишь уроки, если тебя не контролировать?» Он говорит: «Неинтересно». Я говорю: «Хорошо. Я готов с тобой согласиться в этом пункте. Я тебе честно скажу – и нам с твоей бабушкой тоже было неинтересно. Мы с ней оба учились в медицинском вузе и изучали фармакологию с анатомией. Так вот, более неинтересных дисциплин в нашей жизни не было. А ведь это были самые сложные и одновременно самые ответственные дисциплины во время нашего обучения. Правильно, бабушка?» Бабушка подтверждает чистосердечно: «Честное слово, так и было».
Ознакомительная версия.
