здравоохранения с правительства на пациентов, сколько обезглавила бы медицинскую индустрию, поскольку плательщиком последней инстанции в этом секторе экономики, в сущности, является федеральное правительство, ведь мало кто из пожилых американцев может позволить себе частное страхование или оплату счетов из собственного кармана.
Существующие всеобщие программы социального благосостояния, прежде всего национальная программа социального обеспечения и программа Medicare, популярны среди масс американцев. То же самое относится и к таким программам, как федеральное субсидирование образовательных и ипотечных кредитов, а теперь, как выясняется, и закон о доступном здравоохранении, даже несмотря на то, что он вступил в силу лишь в 2014 году. Однако продолжительный разрыв между началом Нового курса и программами Великого общества, а затем почти полувековой разрыв между Великим обществом и законом о доступном здравоохранении демонстрируют, насколько сложно добавлять новые программы, несмотря на популярность и эффективность уже существующих. Политические баталии будут вестись вокруг сохранения существующих программ или предотвращения их урезания, а не за расширение льгот. Совершенно новым национальным программам наподобие бесплатного обучения в университетах (эту идею активно продвигал Берни Сандерс в ходе своей президентской кампании 2016 года) или всеобщих дошкольных учреждений придется подождать до того времени, пока в политике не произойдет радикальный поворот, сопоставимый по меньшей мере с электоральными победами Демократической партии в 2006–2008 или 1964 годах. К тому же для принятия этих программ потребуются волны массовой мобилизации невиданного с 1960-х годов масштаба. Но ни одно из подобных достижений не вернёт Соединённым Штатам позицию на передовой социального благосостояния, которую они занимали в 1930-х годах — они лишь частично сократят разрыв между отстающим американским государством всеобщего благосостояния и государством всеобщего благосостояния в других богатых странах, что и произошло в случае программы Obamacare.
Империя на автопилоте
Сегодня Соединённые Штаты реализуют геополитическую стратегию, которая подразумевает военное превосходство и экономическое преобладание, точно так же, как британцы действовали в пределах своей империи и в Европе, не признавая собственную экономическую и военную слабость или восхождение Германии. В отличие от тех процессов переосмысления и реструктуризации, которые происходили при Никсоне, Обама не пытался задать новую форму американской дипломатии или сократить военную стратегию Америки.
Две эпохи новых международных соглашений, инициируемых США, которые начались после Второй мировой войны и после распада СССР, при Обаме почти полностью завершились, за исключением Парижского климатического соглашения и ядерной сделки с Ираном, причём для присоединения к ним Обама использовал акты исполнительной власти, поскольку у двух этих соглашений не было перспектив ратификации Сенатом. Аналогичным образом вряд ли было бы ратифицировано и соглашение о Транстихоокеанском партнёрстве, даже если бы президентом стала Хиллари Клинтон, так что выход из него Трампа не имел принципиальной разницы. Двусторонние торговые соглашения также замедлились. Обаме удалось ратифицировать только три из них — с Панамой, Колумбией и Южной Кореей, — то есть гораздо меньше, чем при Буше-младшем. Волны экспансии НАТО при Клинтоне и Буше почти полностью прекратились.
В эту брешь вступил Китай со своим Всесторонним региональным экономическим партнерством, которое находится на пути к подписанию окончательного соглашения на волне распада Транстихоокеанского партнёрства. [1086] Подобно последнему, это новое китайское соглашение мало поможет углублению и ускорению и без того плотных торговых связей между его странами-участницами. Скорее, оно будет первым шагом в движении Китая к занятию ключевого положения в регулировании глобальной торговли и финансов. В то же время гигантские инфраструктурные инвестиции Китая в Юго-Восточной и Южной Азии и на Ближнем Востоке в рамках проекта «Один пояс — Один путь» могут замкнуть на Китай экономики и торговые взаимосвязи стран Евразии, что будет создавать постоянные неудобства для Соединённых Штатов и вынуждать Евросоюз по меньшей мере отчасти смещать свой фокус от Северной Америки к Китаю.
В конце главы 8 мы рассмотрели причины того, почему Китай едва ли станет глобальным гегемоном в финансовой сфере, несмотря на его растущую мощь и центральное экономическое положение в Евразии. Джованни Арриги в книге «Адам Смит в Пекине» утверждал, что после фиаско в Ираке Соединённые Штаты вряд ли будут противостоять Китаю напрямую и вместо этого попытаются выстроить некий альянс азиатских стран для противовеса Китаю. Распад Транстихоокеанского партнёрства подрывает этот сценарий. Сохраняется опасность, что Соединённые Штаты вляпаются в военное столкновение с Китаем, поскольку они заявляют о своих правах направлять военные корабли и самолеты прямо к морским и воздушным границам Китая или защищают притязания других стран на отдельные части Южно-Китайского моря. Более вероятно, что эти государства разрешат или приглушат свои геополитические разногласия с Китаем в рамках своего стратегического отхода от всё более непредсказуемого и пугающего правительства США, а также потому, что значимость торговли с Китаем постоянно возрастает. Так или иначе, американские генералы, которые сейчас во многом направляют внешнюю политику США, никогда не были привержены идее «азиатской оси» Обамы и вместо этого сосредотачивали свои планы и поставки вооружений на поддержании абстрактного геостратегического «доминирования по всему спектру» и на борьбе с повстанцами на Ближнем Востоке и в Африке. Ни в одной из этих целей не удастся достичь успеха посредством боевых столкновений с Китаем.
Несмотря на недавние и предстоящие дипломатические неудачи, Соединённые Штаты сохраняют гораздо более сильное геополитическое положение, чем то, что имелось у Британии в 1914 году. Большинство сильных военных держав являются американскими союзниками, а Россия и Китай не имеют каких-либо планов противостояния Соединённым Штатам или нападения на более мелкие страны, которое вовлечёт Соединённые Штаты в войну, как это было при вторжении Германии в Бельгию. Реорганизация торговли и дипломатии в Азии, скорее всего, устраняет вероятность войны между Китаем и его соседями. Российское вмешательство на Украине ни Соединённые Штаты, ни НАТО не рассматривали в качестве повода для войны, и подобная оценка, скорее всего, не изменится. Россия, чья армия в значительной степени зависит от контрактников и профессионалов, поскольку срок призыва в 2008 году был сокращён, а отсрочки расширены, тоже не пойдёт на риск войны со странами Прибалтики с враждебным ей населением, за которыми стоит поддержка НАТО. Таким образом, Соединённые Штаты не опасаются, что будут втянуты в войну с какой-либо страной со значительными вооружёнными силами.
Реальный риск, с которым сталкиваются Соединённые Штаты, подобно Британии во второй половине XIX века, несут их интересы в периферийных территориях, что ведет к наращиванию использования американских сил. При Обаме интенсивность военных действий в Афганистане и Ираке значительно снизилась, однако ближе к
