«Власов: В Сумгаите 200 тысяч населения.
Горбачев: 200 тысяч. Причем средний возраст 22 или 24 года.
Власов: 25 лет.
Горбачев: 25 лет. Молодой город. Но всякого пришлого народа, говорят, там много.
Власов: У каждого пятого есть судимость.
Горбачев: Наверное, они строили, потом их освободили, и они там остались. Но, как говорится, опыт такого рода у них есть. Какие последние данные?
Власов: 14 убитых, в том числе 3 женщины, 3 азербайджанца, 6 армян, остальные устанавливаются, пострадал от телесных повреждений 71 человек, в том числе 48 армян. Сожжено 6 автомобилей, в 13 домах совершено 19 поджогов, пострадали Дом политического просвещения, автовокзал. Имели место 4 факта насилия. Пострадало 54 работника милиции, задержано 47 человек, в том числе 5 мародеров.
Горбачев: Из числа задержанных двое признались в том, что один убил пять, а другой трех человек. У мародеров изъяли золото, драгоценности. Дмитрий Тимофеевич распорядился, и в Сумгаит быстро ввели курсантов военного училища и других военных. Он также помог перебросить туда самолетами 3 тысячи милицейских сил. Их ввели в действие, и к пяти часам они всё закончили.
Лигачев: Срочно надо провести над ними судебный процесс. Не тянуть расследование, как это иногда бывает неделями, месяцами, а то и годами. Тут действовать очень решительно надо.
Горбачев: Даже в какой-то мере, вообще говоря, упустили время немного.
Лигачев. Я вспоминаю далекие, правда, времена, когда были события в Новочеркасске. Ввели туда дивизию. Я тогда зам. завом был. Подействовало колоссально. Всё, буквально, в миг закончилось.
Язов: И в Сумгаите надо вводить, если хотите, может, не то слово — военное положение.
Горбачев: Комендантский час.
Язов: Надо твердо провести эту линию, Михаил Сергеевич, пока дальше не пошло. Надо ввести войска туда и наводить порядок. Это изолированно все-таки, это не Армения, где миллионы людей. Кстати говоря, это отрезвляюще подействует на других, наверняка.
Горбачев: Дмитрий Тимофеевич, вы имейте в виду возможную ситуацию в Баку и в Ленинакане, и в этом городе, где — армянский район…
Власов: Кировабад.
Горбачев: Кировабад.
Власов: Стекла побили немного и все.
Горбачев: Еще не знают о том, что произошло в Сумгаите, а доходит это так, как снежный ком нарастает.
Шеварнадзе: Это как сообщающийся сосуд. Если в Армении узнают о жертвах, то это может вызвать осложнения там.
Яковлев: Поскорее надо сообщить, что в связи с происшедшим в Сумгаите заведены уголовные дела, преступники арестованы. Это нужно, чтобы охладить страсти. В самом Сумгаите городская газета должна твердо и быстро это сказать.
Горбачев: Главное, надо сейчас немедленно включить в борьбу с нарушителями общественного порядка рабочий класс, людей, дружинников. Это, я вам скажу, останавливает всякое хулиганье и экстремистов. Как в Алма-Ате. Это очень важно. Военные вызывают обозление».
По мнению писателя Максуда Ибрагимбекова, посетившего этот город в ночь после кровавых событий и разговаривавшего с местными жителями разных национальностей, а также со следователями и заместителем Генерального прокурора СССР, «события в Сумгаите — это умело запланированная акция». В течение недели перед погромами крунковцы собирали деньги с армянского населения Сумгаита, советовали этим жителям снять свои вклады в сберкассах, а богатым цеховикам порекомендовали вообще покинуть город.
Как вели себя городские власти? По свидетельству Жоры Тамразяна, члена горкома, первый секретарь Муслим-заде сказал: «Я не понимал, что я делаю, куда иду, но я взял флаг в руки и пошел, а бандиты за мной. Только тогда, когда я увидел, как сжигают машину, я понял, что поступаю неправильно, иду не по линии партии. До того не понимал, что делаю».
Как вели себя рядовые армяне и азербайджанцы, жители Сумгаита?
Свидетельствует Армен Григорян: «В ночь с 26 на 27 февраля, когда начались погромы азербайджанцев Карабаха на армян, живущих в Сумгаите, я находился на заводе на дежурстве. Об этом несчастье мне сообщил мой сосед по дому — азербайджанец Закир, который приехал ко мне на работу…».
Жора Тамразян: «27 февраля — день рождения двоюродного брата моей жены. Наши пошли его поздравить, я не пошел. Потом вижу — на улице толпа 500–600 человек с криками. Вышел на балкон. Наверху один азербайджанец живет, он говорит: «Жора, иди к нам. Вдруг и тебя придут убивать». Говорю: «Нет», быстро выбежал, сел в такси, поехал к семье. Что еще сказать? До резни у нас с азербайджанцами были очень хорошие отношения. Я никак не мог предвидеть, что такое может случиться. Я даже породнился с ними: «кирвой» у них был, кумом то есть, это когда по мусульманскому обычаю маленького мальчика обрезают… Жили дружно, как одна семья. Мы сами не понимаем, как всё это могло произойти. Многие азербайджанцы сами говорят: ненавидим этих убийц, лучше б они не жили в этом мире».
Итак, место выбрано: в городе с трущобными «нахалстроями» и двадцатью тысячами бывших уголовников бездействовала не только милиция, со времен министра Щелокова лишенная и оружия, и дубинок, но и партийные власти. Сменивший Муслим-заде на посту первого секретаря горкома 3. Гаджиев в те дни рассуждал:
«Кто должен был в первую очередь защитить своих граждан? Город! Его власти! Его партийное ядро! Но для этого нужно было принять мужественное решение. В первую очередь обратиться к рабочим. В общежития, на предприятия. Но в том-то и дело, что руководство просто утратило родство с самим городом. Именно поэтому даже нормальной оперативной информации в штабе партийной организации не было, и он оказался неподготовленным и беспомощным. А ведь в городе только депутатов Советов три сотни, членов горкома и ревизионной комиссии — более ста. А сколько еще мощных парткомов? Членов горкома комсомола? Оторваны они были от народа, забыли про его силу, силу рабочего класса…».
Итак, план сумгаитских погромов, включая суточное опоздание внутренних войск, изготовление и развозку по городу железных прутьев, был осуществлен с ювелирной точностью. В Степанакерте уже на следующий день устанавливается отлитый заранее памятник «жертвам сумгаитского геноцида».
Стихов, правда, ни Сильва Капутикян, ни другие поэты сочинить не успели, поэтому проармянская печать публиковала в те дни оправданно гневные и сочувственные строки В. Немировича-Данченко из 1915 года:
Да, правда, мало нас!
И меньше с каждым годом
Становится армян…
Осмеивайте их!.
Но вы ведь тешитесь над жертвенным народом,
Распятым, как Христос, на рубежах своих…
Надгробный слышен плач над братской и великой
Могилою армян, и погребальный звон…
Стыдитесь! Жалок смех вражды и злобы дикой
В благословенный час народных похорон.
3 марта 1988 года на сумгаитском кладбище хоронили погибших: 26 армян и 6 азербайджанцев. На зачинщиков погромов было заведено 19 уголовных дел, арестовано было почти сто человек. Обвинения в убийствах официально предъявлены уголовникам — не только азербайджанцам, но и лезгинам, русскому, армянам, один из которых — Григорян орудовал в тот страшный день под кличкой Паша.
Через год, к концу февраля 1989 года, по сведениям коменданта Особого района Еревана генерал-лейтенанта Ю. Кузнецова, число жертв столкновений «на национальной основе» составит 83 человека, среди них — 48 азербайджанцев, 32 армянина и 3 представителя других национальностей.
Но в то несчастное утро 27 февраля 1988 года, «жители городов и сел Азербайджана, — по признанию писателя Максуда Ибрагимбекова, — узнали о себе, что они кровожадные убийцы и насильники».
Действительно, все радиостанции мира заговорили о том, как «обезумевшие от запаха крови орды азербайджанцев убивают армян». Наиболее употребительными словами стали геноцид и резня.
Грянувшие, казалось, как гром среди ясного неба сумгаитские погромы, естественно, неожиданными были не для всех. Запланированную кровь запечатлели кино и видеокамеры людей, прибывших в Сумгаит за день до начала событий. Фильм был показан во всех странах Европы и Америки, где имеются армянские колонии, во всех, кроме Советского Союза.
Почему?
Максуд Ибрагимбеков, увидевший фильм в Швеции, рассказывает:
«Умопомрачительный изобразительный ряд дополняется звуковым, ужасающим воображение не менее сильно. Так один из героев фильма описал с экрана обалдевшим шведам сцену убийства своего друга Миши и его жены, очевидцем которой он, разумеется, был. После того, как Мише с женой отрубили головы, тридцать азербайджанцев набросились на их юную дочь. По очереди изнасиловав ее, они разрубили ее на мелкие куски, развели в мангале огонь, приготовили и с аппетитом съели шашлык из человечины. Вы не представляете, что нам приходится терпеть от этих зверей! — сказал в заключение очевидец Габриэлян».
