Александр Дугин - Евразийский реванш России

Верона: хотел ли СССР разбомбить этот город?

На пресс-конференцию в Вероне пришли представители нескольких национальных итальянских СМИ — в частности корреспондент «Коррьере де ла Сера», «RAI-3» и местные журналисты. Из Венеции специально приехали два профессора, чьи ученики, да и сами они, оказывается, активно интересуются евразийством, и они не могли пропустить случая пребывания в Италии евразийской делегации, чтобы выяснить некоторые доктринальные вопросы. Они тщательно задокументировали всю пресс-конференцию и вступили с оживленную и содержательную дискуссию. Странным было только то, что одна журналистка постоянно спрашивала у российских евразийцев, «правда ли, что СССР хотел сбросить на Верону ядерную бомбу?». Мы отвечали, что доподлинно этого не знаем, но вполне могли бы и сбросить. На следующий день в газете вышел отчет про евразийскую пресс-конференцию с таким названием: «СССР хотел сбросить на Верону ядерную бомбу!» и фотографией вашего покорного слуги. Наверное, вот так устроено сознание симпатичных веронских журналисток…

Последнее мероприятие итальянского турне состоялось в Болонье. Там перед публикой, как позже писала пресса, «выступали три геополитика — Александр Дугин, Клаудио Мутти и Карло Террачано». Тот самый Террачано, с именем которого связано оживление геополитики в Италии в 80-х годах[1]. Легендарный итальянский геополитик рассказал о своей версии континентальной интеграции по параллелями, дополняющей меридиональную интеграцию[2]. Карло Террачано — наверное, самый последовательный, глубокий и яркий итальянский теоретик евразийства. Он участвовал в легендарных делегациях европейских «новых правых» в Москву в начале 90-х вместе с Жаном Тириаром и другими интеллектуалами, когда закладывались основы российско-европейского сотрудничества в области традиционализма, в эпоху первых номеров «Элементов»[3], «право-левой оппозиции» и жарких боев с атлантизмом. Карло Террачано объяснил, что евразийство является судьбой не только для России, но и для Европы, и для исламского мира. Полностью поддержал стремление итальянских евразийцев к объединению в самостоятельную структуру.

Клаудио Мутти прояснил отношение евразийцев ко вступлению Турции в Евросоюз, подчеркнув значение парадигм постмодерна для большого евразийского дела.

После геополитической конференции и серии интервью было принято окончательное решение о реорганизации сети итальянских евразийцев в полноценную ветвь «Международного Евразийского Движения». Был определен круг ответственных за это лиц и состав итальянского Евразийского Комитета.

Новый мировой либерально-капиталистический порядок, несущий угрозу всем народам и цивилизациям, зиждется на военно-политическом могуществе Соединенных Штатов Америки — единственной сверхдержавы современного мира.

Создание «Империи», как отмечают Антонио Негри и Майкл Хардт в фундаментальной работе «Империя», появление неолиберализма как глобальной политической силы тесно связано с историей США и их политической системы. Саму книгу Антонио Негри[4] и Майкла Хардта[5] «Империя» прочли все, кто позиционирует себя как думающих и ответственных людей. Это, безусловно, бестселлер, и рецензии на него вышли во всех самых авторитетных мировых изданиях. Но дело не только в этом. Книга Негри и Хардта «Империя» сразу же стала самостоятельным политологическим концептом XXI века, так же как тексты Самуила Хантингтона «Столкновение цивилизаций» и «Конец Истории» Фрэнсиса Фукуямы. Во всех трех случаях речь идет об обобщении основополагающих тенденций развития мировой истории, о содержании и судьбе «нового мирового порядка», об «образе будущего». Лаконичность, афористичность, ответственность и программный характер всех трех текстов делает их своеобразными интеллектуальными вехами нового глобального мира. Но если Фукуяма — оптимист глобального либерального проекта, Хантингтон — пессимист, то Негри и Хардт выступают его идеологическими противниками, признавая тем не менее его фундаментальность и историческую обоснованность.

По сути, эти имена — Хантингтон, Фукуяма, Негри/Хардт — стали на заре нового века основными вехами интеллектуальных дискуссий, это имена-концепты, и поэтому знакомство с ними является категорическим императивом. Сами авторы «Империи» жестко позиционируют себя как «критиков», «противников Системы». И обращаются они к таким же, как они — к «обездоленным», «множествам», «бедным», «новому пролетариату». Т. е. к эксплуатируемым и угнетаемым «новой капиталистической системой», к тем, кто «лишен наследства» в ней. Восторженно встреченная левыми книга Негри и Хардта была поспешно окрещена «постмодернистической версией Коммунистического Манифеста». Сами авторы «Империи», видимо, так замышляли свой труд — краткие тезисы антикапиталистической теории в эпоху постмодерна.

Понятие «Империя» является ключевым концептом всей книги. В этом понятии выражено представление авторов о качестве новой эпохи, связанной с постиндустриальным обществом и постмодерном. Негри и Хардт стоят целиком и полностью на постмодернистских позициях, считая исчерпанность идеологического, экономического, юридического, философского и социального потенциала «модерна» свершившимся и необратимым фактом. «Модерн» закончился, наступил «постмодерн».

Авторы наследуют в основных чертах марксистскую модель понимания истории как борьбы Труда и Капитала, но убеждены, что в условиях постмодерна и Труд, и Капитал видоизменяются почти до неузнаваемости. Капитал становится настолько всесильным, могущественным и побеждающим, что приобретает глобальные черты, отныне является «всем», тотальным явлением. Он и есть «Империя». Итак, «Империя», по Негри и Хардту, это очередная (скорее всего, последняя и наивысшая) фаза развития капитализма, характерная тем, что в ней капитализм становится тотальным, глобальным, безграничным и вездесущим.

Труд, бывший на индустриальной стадии качеством промышленного пролетариата, сегодня децентрирован и разлит по нескончаемым единицам тех, кто находится в подчиненной позиции перед лицом вездесущего и утонченного контроля «Империи». Носителем Труда в эпоху постмодерна становится не рабочий класс, но «множество» (multitude). Между «Империей» и «множеством» развертывается основной сценарий противостояния.

В постмодерне все изменилось — по-новому выступает капитал, по-новому труд, по-новому развертывается между ними противостояние. Вместо «дисциплины» капитал использует «контроль», вместо политики — «биополитику», вместо «государства» — планетарные сети. Капитализм в Империи замаскирован, освобожден от тех атрибутов, которые считались существенными в индустриальную эпоху. Растворяется государство-нация, отменяется строгая «иерархия труда», стираются границы, упраздняются межгосударственные войны и т. д. Но все же «Империя» все держит под контролем и продолжает изымать у «множества» продукты его творчества. Этот контроль «Империи» имеет планетарные формы и одинаково касается всех.

Согласно Негри и Хардту, политическая структура США, федерализм и американская демократия изначально представляли собой матрицу той социально-экономической модели, которая сегодня становится (или уже стала) глобальным явлением. В самой основе американской «политической науки» был заложен постмодернистический принцип «Империи» — этим термином Негри и Хардт именуют современную, скорее всего, последнюю и наивысшую фазу развития капитализма, характерную тем, что в ней капитализм становится тотальным, глобальным, безграничным и вездесущим.

Негри и Хардт настаивают, что «Империя» не имеет ничего общего с империализмом эпохи модерна, Нового времени. Классический империализм, как он описан у Ленина, есть экспансия буржуазных национальных государств в слаборазвитые экономически страны и зоны. Такой империализм, приращивая подконтрольные территории, не меняет качества самой метрополии — само буржуазное государство лишь эксплуатирует колонию как нечто «постороннее», «внешнее». Кроме того, империализм одного государства неизбежно сталкивается с империализмом другого — что мы и видим в драматической истории мировых войн ХХ века.

«Империя» нынешней постмодернистской эпохи — это нечто иное. Структура «Империи» такова, что включает любую зону, попавшую под контроль «Империи», в ее состав наряду с другими пространствами. «Империя» децентрирована, она не имеет метрополии и колоний, она заведомо и изначально планетарна и универсальна. «Империя» не знает никаких границ, она является мировым явлением. Глобализация и есть утверждение «Империи».