Ознакомительная версия.
Этих людей легко осудить за отсутствие инициативы, за нерасторопность, несамостоятельность… за что угодно. Но ведь есть и другая сторона вопроса: их «кинули». А в поведении этих неразумных, но все же не во всем виноватых людей ясно видны последствия психологического шока: человека сильно ударили по голове, он никак не может сообразить, где находится и что вообще происходит.
Но еще страшнее шок от осознания того, что людей страшно обманули. Россиянин может не владеть какой-то информацией, он может не знать много и многого. Но он прекрасно понимает, что его крупно обманули. Грубо говоря, обещали 10 долларов, а дали 10 центов. Несправедливость!
Россиянин часто даже не понимает, как именно его обвели вокруг пальца. Он смутно ощущает, как именно его «кинули»: пообещав то, чего и не думали давать.
Ведь во время течения самих событий никто толком не понимал происходящего. История с Шеварднадзе и его банком хорошо известна солдатам и офицерам Западной группы войск — но ведь эти люди не имели никакого выхода на прессу, тем более на телеканалы. Страна не имела ни малейшего представления о том, что вообще происходит.
Когда люди не владеют информацией, их не очень сложно обманывать, и вот результат: верхушка бывшего СССР, «черные коммунисты», уже удаляются, унося свой куш. Большая часть этих людей будет жить за рубежом, и уж по крайней мере там они будут учить своих детей.
Вопрос, что происходит с нами? С потомками «красных коммунистов»?
Обман страшен и сам по себе, но куда страшнее его последствия — нарушенное чувство справедливости, ощущение растерянности и уныния.
В СССР было слишком много ожиданий — в том числе и от самих себя. Режим придерживает нас, не дает развернуться. То-олько его не станет — уж мы всем покажем!
Нам все время казалось, что вокруг ходит множество непризнанных, незаметных гениев. Они просто не могут раскрыться, мы их не видим и не знаем… Этому очень помогал дух советского общества, повышенное внимание ко всем делам творчества, развития. В 1970-е годы писатели и художники всерьез обсуждали вопрос: а нет ли в СССР гениальных писателей? Авторов класса Льва Толстого, но которые совершенно не известны?
В обществе это перехлестывало в уверенность: конечно, есть!
А оказалось — лучшее-то уже опубликовано. Советские издательства работали очень тщательно, отбирая самое лучшее. Если я не прав — назовите мне, пожалуйста, гениальные произведения, написанные при советской власти в стол, а после 1991 года пошедшие в печать?
… Ну то-то!
Очень часто даже получалось — отбор, жесткая отбраковка рукописей оказывались на пользу авторам. Скажем, Вадим Шефнер. Прекрасный писатель, и действительно у него были рукописи, не опубликованные при советской власти. Но вот их опубликовали…[12] Право, лучше бы этого никто не делал! Потому что качество нового опубликованного заметно ниже того, что печаталось в 1960–1970-е…
Это касается и людей. В СССР интеллигенция вполне серьезно считала себя солью земли и племенем честнейших, порядочнейших людей. Она вполне искренне пела песенки про ужасы правления «восемнадцатимиллионного аппарата» — имелся в виду бюрократический аппарат управления Советским Союзом.
Но вот эти люди получили в руки рычаги управления, сами стали чиновниками нового государства: Российской Федерации. Они захотели того же, что раньше было в руках другой номенклатуры — советской.
То есть привилегий и денег.
Эти люди не бедствуют, но жизнь заставила их изменить отношение и к своему сословию, и к самим себе.
— Мы думали о себе лучше, чем заслуживали… — произнес как-то один крупный «демократ».
Теперь этот бывший «демократ», а потом крупный чиновник живет в Швеции. Наворовал он достаточно, внукам хватит, а давно покойный шведский прадедушка стал причиной осознать себя шведом, его кровь дала возможность «вернуться на историческую родину» и получить вид на жительство в этой спокойной и богатой стране.
От русского Зарубежья тоже ожидали невесть каких духовных сокровищ. То есть что-то и получили… Но «оказалось» — книги П. Н. Краснова, стихи Ивана Елагина ничем не лучше того, что официально издавалось в СССР. Неплохая литература, но и не более того. Никаких потрясающих открытий, никакого переворота в русской словесности.
Запад… Когда в 1990-е годы в Россию хлынул поток западных авторов, в нем можно было найти немало приятного и интересного: и Мэри Стюарт, и Толкиен, и американские фантасты, и Шелдон, и Фрэнсис, и Агата Кристи…
Все замечательно — но ведь и этот поток не нес в себе тех сокровищ, на которые мы рассчитывали…
У нас, право же, бытовало очень преувеличенное представление о талантах и советских людей, и русской эмиграции, и людей Запада.
Впрочем, Запад «обманул» нас куда более глобально.
Шок обманувшихся в Западе
Не будем даже говорить о «помощи» Запада, на которую так уповали многие в 1989–1992 годах.
Выяснилось — плевать на нас Запад хотел. Сперва «перестройка» вызвала приступ интереса к России — но не к реальной, а скорее к лубочной, пряничной «России» церквей и матрешек. А потом и этот интерес прочно угас — похоже, что навсегда.
В начале 1990 годов только из Германии начали ввозить гуманитарную помощь. Немцы действительно собирали одежду и еду для русских, которые оказались в беде. Не сомневаюсь, что эти достойные люди поступали так из самых лучших побуждений, и очень благодарен им за участие; но ведь и из Германии приехало в Россию не так много материальных ценностей. А из Франции и Британии гуманитарная помощь вообще не поступала. В Африку — поступала, а к нам — нет. Плевать было на Россию и русских жителям этих богатых стран.
Общий объем гуманитарной помощи стран Запада Сомали в десятки раз больше гуманитарной помощи России. При том, что в Сомали живет около 6 миллионов человек.
Не меньший шок вызвало еще одно «открытие» — «оказалось», Запад — это совершенно не то, что мы о нем думали! Ведь на Западе уже произошли колоссальные изменения, а мы судили о Западе довоенном или сразу послевоенном! Мы приписывали Западу совсем не ту психологию, не то поведение, которые есть в действительности.
Автор этих строк в Германии осознал очень определенно: этнический немец, я не имею отношения к этой стране. Моя Германия, Германия моих предков — в прошлом! Старые немцы, которым сейчас 70–80 лет, соответствовали моим представлениям о стране и народе. Те, кто воспитывался после Второй мировой войны, даже люди старше меня, — уже из другой эпохи.
— Другой народ! — махнул рукой один пожилой немецкий профессор.
Он прав. Другой народ, другая Германия. Об этом народе и об этой стране нельзя судить по книгам классиков или по историческим событиям полувековой давности.
Немец, уехавший из Казахстана в ФРГ в 1990 году, историк, задумчиво произнес:
— Все мы верили в Германию…
— Разве теперь не верим?
— Верим. Но теперь мы верим в другую Германию… В настоящую.
Я кивнул, полностью соглашаясь с коллегой. Столкнувшись с реальной Германией, мы не разлюбили свою вторую родину. Мы только осознали, как она отличается от наших чудовищно устаревших представлений о ней.
Мой питерский друг, очень образованный человек, рассказывал:
— В Хельсинки я только один раз увидел что-то знакомое… На фотографиях, изображавших бомбежку 1940 года. По тому, как люди одеты, как они себя вели, я узнал что-то знакомое…
— А на улицах городов…
— А на улицах городов я вижу другое племя… Не ведомое мне совершенно.
Впрочем, другая эпоха пришла теперь и в Россию.
Шок оказавшихся в другой эпохе
В СССР общество как бы подморозили, законсервировали на добрых 60, а то и 70 лет. По своим взглядам, бытовым привычкам, интересам советский человек на рубеже 1990-х годов напоминал жителя Запада образца 1950-х.
Это касается даже материальной сферы. Техника лечения зубов, одежда, мебель, пища — все это в 1980-е годы мало отличалось от того, что было в 1950-е… Мало отличалось — в СССР. На Западе как раз отличалось очень сильно.
А семейные отношения? У нас до сих пор (ну, до 1990-х годов) женщины вели себя так, словно в мире и не произошло «сексуальной революции» 1960-х годов. Женщины были так же привязчивы, зависимы, так же хотели женить на себе своих любимых, как и в Европе XIX — начала XX века.
Поведение иностранок из западного мира сначала кажется россиянину удобнее — они меньше ждут от романа. Они легче идут на близкие отношения, меньше ждут и просят от своего друга.
Но потом наступает разочарование: мы ждем, что женщина к нам привяжется, захочет продолжения, развития отношений… А иностранка вполне может и не хотеть всего этого. Россиянин влюбляется, привязывается… а его иноземная подруга — нет.
Ознакомительная версия.
